Второгодник (СИ) - Литвишко Олег. Страница 87

— И что, по-твоему, надо делать? — Шелепин откинулся на спинку стула и рисовал кружочки на листе бумаги, очень глубоко задумавшись.

— Чтобы построить социализм, его надо строить. Сам по себе он не возникнет. И первый шаг в этом направлении — СЭЗ. Мы взяли под общественное управление один поселок, теперь пытаемся распространить наш опыт на весь район. Тут имеет место эволюция управления. Не надо никаких революций, пожалуйста. Не надо ничего ломать, чтобы на обломках начинать строить. Все идет очень правильно и ускоряться не надо.

— Ну, ты, парень, наговорил… лет на пятнадцать потянет! Зачем этого "пи-пи-пи" козла слушать? — вставил матершинник Шелест.

Я рассмеялся:

— Забудьте все, о чем я вам говорил. Запамятовал, что надо говорить только то, что вы хотите услышать. Чего меня на самом деле слушать, глупого щегла? Можно мне быть свободным?

— Игорь, подожди в приемной, — Косыгин был очень недоволен и не скрывал этого.

— Перерыв полчаса, — тут же среагировал Леонид Ильич Брежнев.

— Ты что творишь, сопляк! — гневно тиранил меня Косыгин. — Совсем мозги просрал?

— Да что я сделал? Меня спросили — я ответил. Что мне? врать надо было? Да к тому же в их болоте круги от моего камушка мигом затянутся. Еще совещание не кончится, а обо мне забудут. Гораздо важнее Суслова сковырнуть.

— А ты откуда знаешь? Ты же в приемной сидел, — Косыгин смотрел уже ехидно.

— Тоже мне бином Ньютона. Он, когда из зала выбегал, такое кричал! Последняя ворона у ЦУМа все поняла.

Я просидел в приемной пять часов. Не знаю, как и куда старцы ходили в туалет, но никто больше из зала не выходил. В конце концов двери отворились и через них стала вытекать вялая и изможденная элита страны. Ко мне подошел Шелепин, протянул бумажку с телефоном и попросил завтра позвонить с десяти до одиннадцати.

Подошел Пельше:

— Ну, ты и заварил кашу! Там, где ты появляешься, спокойствие кончается, это я уже раньше заметил, — несильно толкнул меня кулаком в грудь и пошел прочь, не пытаясь выслушать ответ. В числе последних. с задержкой в десять минут вышли Брежнев и Косыгин. Леонид Ильич протянул бумажку с номером и буркнул:

— Набери завтра во второй половине дня, представишься, тебя соединят, — и пошел дальше.

— Ну что, винти дырку. После Пленума ЦК будет награждение, так что через неделю, чтобы был здесь. Слушай, как у тебя получается, что всякий бред, который ты делаешь или говоришь, в плюс превращается? Похоже, Суслова на пенсию отправим. Это дорогого стоит, поверь! Пойдем ко мне, тебя накормят и проводят в гостиницу.

— А чего Брежнев?

— Хочет познакомиться. Он неплохой психолог и если увидит в тебе надежность, то станешь его другом. Это тоже немало!

— А мне зачем такие плюшки? Подальше от начальства, поближе к кухне.

— Так-то оно так, но кадры решают все, а сегодня они вот такие, — Косыгин показал рукой в ту сторону, куда ушел Брежнев.

За окном пролетает сумеречная Москва. Я ее совсем не знаю, да и не люблю. На мой прежний вкус она очень суетливая и немного бешеная. Стремительно сгущаются сумерки, обещая в ближайшие полчаса превратиться в полную темень. Освещение улиц совсем никудышное, поэтому меня гораздо более интересуют внутренности машины, на которой я еду, вернее, меня везут. Это знаменитый бронированный ЗИЛ 111Г генсека СССР, мне сказали, что он ждет меня на своей даче, совсем недалеко от Москвы…

По меркам моего детского тела машина была огромной, от заднего сиденья, где я сидел, до столиков, которые были оборудованы на задней спинке водительского сиденья, мне, наверно, удалось бы сделать два больших или три обычных шага. Справа на моем сиденье был устроен широкий подлокотник, и в нем — бардачок. Я не решался куда-либо залезать, потому что благоговейный трепет перед отпадным антиквариатом еще никто не отменял.

Впереди сидели два человека, "двое из ларца — одинаковых с лица", один — водитель, а другой — "вежливый человечек" Генерального Секретаря ЦК КПСС. Меня нежно встретили, нежно посадили на заднее сиденье, нежно предложили расслабиться и подождать пятнадцать-двадцать минут, пока мы едем. Их вежливость не располагала к расслабленному отдыху, поэтому я молчал, ничего не трогал и зыркал по сторонам.

Сегодня с утра состоялась совершенно непонятная встреча с еще одним "небожителем", Шелепиным Александром Николаевичем. Зачем он настоял на встрече так и осталось невыясненным. Попили чаю, поговорили о том, каково падать с дерева, дежурно пошутили на эту тему; затем меня отвезли на Красную площадь, где подобрали ребята Брежнева. Чего ломать голову над недосягаемым мышлением руководителей страны, ну, встретились, ну, поговорили — ему от меня ничего не надо, ну и — слава Богу!

Дача Брежнева откровенно разочаровала, так себе дачка, маленькая, неказистенькая, с дешёвой по меркам моего времени отделкой и мебелью. Мы расположились в гостиной за круглым столом, и к нам присоединилась Виктория Петровна, жена Леонида Ильича. Она была одета в немыслимое по простоте ситцевое платье в жутких светлых цветочках на темно-синем фоне. Мне супруга Леонида Ильича понравилась своей уютностью и простотой. Выяснилось, что она когда-то работала акушеркой, и мы активно начали обсуждать идею соединения всех дошкольных учреждений со школой. Ей понравилась мысль пропустить всех девочек через сестринские и воспитательские должности роддома, яслей и детсадика.

Если честно, Леонид Ильич тоже произвел на меня какое-то упрощенное впечатление. Ну, никак он не тянул на интеллектуала. У меня сложилось впечатление, что единственное, о чем он мечтает, это покой и тишина, рыбалка и охота. Не боец, хотя просидеть восемнадцать лет в таком серпентарии, каким был ЦК КПСС, тоже надо суметь. Наверное, никому не мешал, а может, я ошибаюсь. Нет, все-таки он не кукловод, а что-то мягкое, теплое, "душистое", плывущее по течению.

— Игорь, скажи, а зачем ты встречался с Шелепиным?

— Не знаю. Для самого загадка. Он попросил позвонить сегодня, мы встретились, попили чаю, я рассказал, как падал с дерева, и минут через сорок меня отвезли на Красную площадь. Если что-нибудь понадобится, просил звонить. Дал вот телефон. Все.

— А как он тебе?

— По-моему, он не знает, чем заняться. Трудно составить мнение по одной короткой встрече, да и не моего уровня личность. Что можно сказать о людях такого масштаба, да еще с моей, сельской колокольни? Ничего, а потому я лучше промолчу.

— А почему ты оказался в Москве?

— Алексей Николаевич пригласил. Вчера мы виделись с ним второй раз. Я думаю, он хотел меня показать на Политбюро. Знаете, я часто выступаю в качестве диковинной зверушки. Все хотят со мной сфотографироваться, как с обезьянкой в цирке, — я отпил чай, и взял бутерброд с рыбой. Как-то до слез стало себя жалко. Бедный, я бедный!

— Не надо так говорить, — вклинилась в разговор Виктория Петровна. — Вы очень интересный мальчик…

— Так и я о том же говорю… Как обезьянка в цирке.

— А как вы хотите? Раз уж занялись политикой, то придется терпеть. Хорошо, что с вами сфотографироваться хотят, а не посмотреть, как вы устроены внутри, — юмор Леонида Ильича на нас с Викторией Петровной произвел обратное впечатление:

— Леня, ты с ума сошел? Раве можно такое говорить?

— Все правильно. Меня уже осмотрели работники лаборатории мозга при КГБ. Ничего необычного не нашли, или не стали искать, или наблюдают со стороны, не знаю.