Atem (СИ) - "Ankaris". Страница 20

Поднявшись на нужный этаж библиотеки, я обнаружил, что не только в магазине, но и здесь также было весьма малолюдно сегодня: редкие студенты шныряли из зала в зал, и только несколько человек, расположившись за читальным столом у окна, что-то тихо обсуждали.

Стойка информации пустовала. Странно, ведь время — лишь начало шестого. Я нажал на кнопку вызова персонала — над головой загорелась лампочка и через несколько секунд погасла. Спустя пару минут никто так и не подошёл. Я повторил действия. И вновь — никого. Я обошёл зал несколько раз — пусто. Тогда я решил подняться на этаж выше — в медиа центр, и поискать там, но, заметив знакомый силуэт, остановился на полпути. Дэниэль сидела на полу меж стеллажей в дальнем углу зала, который я не осмотрел, и который сейчас было прекрасно видно с высоты лестницы.

Услышав звуки приближающихся шагов у себя за спиной, Дэни испуганно обернулась. И в следующую секунду был уже напуган я. Из её глаз по щекам стекали нескончаемые потоки слёз, смывая тушь с ресниц и оставляя за собой чёрные дорожки.

— Что случилось? — Опустился я рядом. Горестно всхлипнув, она разрыдалась уже в голос, захлёбываясь слезами. А я не нашёл лучшего утешения, чем объятия. — Что это у тебя там? — забрал я из её рук какую-то книгу. «Так говорил Заратустра. Фридрих Ницше» — сияли строгие золотые буквы на тёмно-зелёной обложке.

— Не нужно было тебе это вообще открывать, — попытался я успокоить её.

— Но это задание Якова к предстоящей лекции о Гёте, — вновь горько всхлипнула она.

Так мы и просидели до шести часов: на полу среди стен из книг. Я решил отвлечь её мысли, занятые изречениями Ницше, рассказом о своём дне, однако это не сработало. Пряча от меня заплаканное лицо, она и вовсе отвернулась к возвышавшемуся во всю стену тёмному окну. Но из-за яркого света внутри и темноты снаружи сквозь него ничего не было видно. Окно превратилось в мутное зеркало, из которого на нас смотрели наши же блёклые отражения.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил я, листая книгу, на каждой странице которой были выделены маркером, вероятно, наиболее значимые мысли.

— Хочу пойти домой. Прости, что пришлось застать меня в таком виде. — Поднявшись с пола, направилась она к служебной двери напротив. А я так и остался сидеть на месте, с раскрытой книгой в руках и взглядом, прикованным к подчёркнутому предложению: «Моё счастье должно было бы оправдать само существование!».

Простучав колёсами, нас встретил старый приятель с номером «17» на лбу. Мы заняли места в хвосте салона, решив повременить с «домом» и поговорить о Ницше, «Заратустре», Гёте и профессоре Краусе.

— Кстати, он пригласил меня на следующую лекцию, — сказал я, наблюдая за её мимикой. Дэниэль только хмыкнула, а её лицо не проявило никаких эмоций. Было непонятно, что именно она выразила этим звуком, поэтому я всё же осмелился уточнить, добавив: «Но если ты против…».

— Я не хочу, чтобы ты потом жалел о потраченном времени, — холодно прозвучали слова.

— Ты сейчас говоришь не о лекции, верно? — И она опустила глаза, согласившись. — Но мы все теряем время, главное — выбрать то, на что не жалко было бы его потратить. — Её отражение в окне трамвая улыбнулось. — Ты ведь тоже тратишь сейчас своё время на общение со мной… — осёкся я, чуть не сболтнув лишнего.

Хотя, верится мне, она давно осознала свой проигрыш, но отчего-то всё оттягивала день капитуляции.

— Фридрих Ницше, — переключив тему, громко произнёс я его имя. — Что ж, поговорим о нём. Я постараюсь подобрать метафору посовременней, дабы у тебя сложилось более ясное представление о его философии. Для начала сравним наш мозг с мышцей, для того, чтобы она постоянно пребывала в тонусе её нужно прокачивать. Несомненно, чтение книг, и книг Ницше в том числе, является одним из множества видов «прокачек». Получается, если мозг — мышца, то книга… — посмотрел я на неё, ожидая услышать ответ.

— Инструмент, — ответила она.

— Верно. Назовём его «гантелью». Но мы прекрасно знаем, что существуют множество гантелей различных весов. Одни весом в полкилограмма, другие весят десятки килограмм. Чем же определяется вес книг? — вновь взглянул я на неё.

— Их значимостью? — сомнение в её голосе, превратило ответ в вопрос.

— Тоже верно, однако здесь стоило бы поинтересоваться — что такое «значимость книги» в твоём понимании, но я продолжу, пояснив. Если читая книгу, в нашем сознании периодически вспыхивают фразы подобные «какое верное высказывание», «как точно подмечено», «как искусно подобран слог», «а вот с этим я поспорил бы», «а с этим я категорически не согласен» — это и есть первый признак весомости, значимости книги. А вот частота появления этих фраз в нашем сознании в процессе чтения или продолжительность осмысления своего согласия или несогласия после прочтения и является тем, что определяет «вес» книги. Ницше — это спортзал для мозга, или, если будет угодно, часть спортзала с весами выше средних. Нельзя приступить к тренировке взяв максимальный вес. Понимаешь о чём я? Иначе всё закончится плачевно, как сегодня. Более того, как я уже отметил, подобные веса иной раз под силу поднять только мужскому уму. И я уже вижу зарождающееся возражение в твоих глазах. Но я вовсе не пытаюсь оскорбить женщину, напротив — делаю ей честь.

— Ницше до отвращения прямолинеен и категоричен… и прав. — Посмотрела она сначала в окно, затем на меня — мы приближались к её остановке.

— Ты уже выходишь? Тебя утомила моя лекция? — усмехнулся я.

— Напротив! — пылко возразила она. — Неужели ты готов вести задушевные философские беседы с существом, по природе своей не предназначенным для этого?

— А вот мы и вернулись к теме самоиронии, — невольно усмехнулся я, заставив улыбнуться и её. — Просто, я люблю, когда меня слушают.

И закрыв двери, трамвайчик, застучав колёсами, поехал вниз к парку.

— Ты неважно выглядишь, — поприветствовала меня Дэни, когда я наконец добрался до аудитории, на удивление раньше самого профессора.

Моих сил хватило лишь на то, чтобы безмолвно согласиться. Я пытался отдышаться после «пробежки» от площади до университета. Из-за непробиваемой пробки, собравшейся на главной улице, я был вынужден оставить машину на одной из парковок в центре. И именно из-за этой «пробежки» ступеньки амфитеатра стали сейчас для меня настоящим Эверестом.

Будучи студентом, редкий предмет мог заставить меня вот так, в два счёта, выскочить из тёплой постели, чтобы потом сломя голову, ёжась от утренней прохладной сырости, нестись по неприветливым улицам на занятие. Впрочем, и теперь дело обстояло вовсе не в лекции. По пути сюда, я всё размышлял, почему это так важно для меня — быть здесь, быть во время.

Во-первых, вчера, когда мы прощались с Дэниэль, она замешкалась в дверях трамвая, добавив ко всему прочему «до завтра». Не знаю, был ли этот жест проявлением её неосознанного французского этикета или же вполне осознанным желанием встретиться. Если всё же последним, то, таким образом, это накладывало на меня некие обязательства, ведь до сего момента я сам лично изъявлял желание прийти, ссылаясь на приглашение профессора.

Во-вторых, с возрастом я приобрёл черту характера, которую, не без основания, так любят приписывать всей нации в целом — пунктуальность. Пунктуальность, сила воли, обязательность, ответственность — эти четыре понятия со временем вошли в негласный кодекс моих принципов, став настоящим проклятием — распятием сознания. «Своего врага вы ищите, свою войну ведёте вы» — как нельзя более кстати вспомнились слова Ницше из вчерашнего разговора о «Заратустре». Нажить врага в собственном лице попахивает либо раздвоением личности, либо не слишком здоровым дуализмом. «И всё, что вы любите, вы должны сперва приказать себе». Я любил единство материального и духовного, а значит должен был следить за тем, чтобы натянутый между ними канат сохранял постоянство и не был бы перетянут на одну из сторон. Пока тело умоляло оставить его в сонном покое спальни, сознание уже проводило над ним обряд экзорцизма, тряся крестом из принципов. Тело поднялось позже положенного, поэтому пришлось восстанавливать баланс вот таким незамысловатым способом как бег. Однако опаздывал я вовсе не из-за заторов на дороге, а потому что проспал. Оставив свой телефон в вещах Ксавьера, я напрочь забыл о необходимости завести будильник иным способом.