Atem (СИ) - "Ankaris". Страница 21

— Я проспал, — честно ответил я на её честное приветствие и принялся рассказывать о причинах, предшествующих этому; хотел было сказать «о причинах, ставших виной», но опять засветился этот крест из принципов. Вина всё же моя.

Я рассказал, что едва успел переступить порог дома, как позвонил приятель. «Тот самый, который вытащил нас из парка несколько дней назад», — уточнил я. Он предложил встретиться; а встречи, подобные этой, всегда заканчиваются одинаково — на одной из городских спортплощадок. Конечно же, я выкинул из описаний событий дословное цитирование заманчивой формулировки предложения Майера: «Я привёз мяч нового сезона NBA, упругий, словно задница латиноамериканки: так и жаждет, чтобы его отшлёпали; даже площадка в нетерпении покрылась влажной похотливой испариной, ожидая услышать звонкий стук резины». Резонно заметив, что никакая это не испарина, а моросящий дождь, к слову, кажется, только начинающий набирать обороты, я отказался. Объяснив это тем, что уже десять часов, а завтра мне предстоит провести весь день в студии сводя треки, да ещё ждёт и ранний подъём. Естественно данный довод не возымел силу над Ксавьером, плюс я сам выставил себя не в лучшем свете. Услышав о моей животрепещущей необходимости явиться на лекцию выспавшимся, он отправил в мой адрес несколько неблагопристойных выражений, которые будто бы перенесли нас в школьные времена, сделав из меня эдакого очкарика-ботаника, а из него — задиру-капитана футбольной команды. Однако с его новым аргументом действительно было сложно поспорить. И, подбирая подобные слова, Майер был прекрасно осведомлён, что я изменю решение, ведь у нас с ним был общий страх — превратиться в домашних слизняков, выполняющих всё по расписанию. Я согласился встретиться.

Более одержимого спортом человека, чем Ксавьер, я ещё не встречал в своей жизни. После музыки это стало нашим вторым общим занятием. Каждый раз, когда он был в городе, мы непременно куда-то выбирались вместе: на баскетбольную площадку, футбольное поле, или же вовсе на пробежку. Причём для него не существовало ни временных рамок, ни климатических условий, ни «подходящих» ситуаций. На одной вечеринке рекорд лейблов в Штутгарте он устроил соревнование под названием «попади оливкой в декольте». Публика живо подхватила идею, а затем всё закончилось отжиманиями… с девушками, лежащими на спине. Майер насквозь был пронизан духом соперничества, что, безусловно, благотворно отражалось и на его карьере.

Мы встретились около одиннадцати часов. К тому времени, дождь закончился, толком-то и не успев начаться. Несколько таких же полуночников, как и мы, бегали по площадке. Мы предложили им разделиться на команды и сыграть пару игр. Через час ребята разошлись по домам, а мы задержались, соревнуясь в том, «кто больше забросит трёхочковых». Домой я вернулся в два часа. Сил хватило только на душ. Про будильник я успешно забыл, обессилено свалившись в кровать и заснув без задних ног.

— Невероятно, — улыбнулась Дэниэль.

— Что именно?

— Ко мне судьба не столь благосклонна и куда более скупа на чудеса. Я бы точно проспала! — грустно усмехнулась она, достав из рюкзака две коробочки апельсинового сока. — Угощайся, — опустив пластмассовую столешницу парты, поставила она одну упаковку передо мной. — А я всё же пробежала вокруг парка вчера. Освещение вдоль дорог лучше, чем внизу.

— Нужно было забежать на площадку к нам.

— Будто бы я могла знать, — Дэни, вероятно, поняла мои слова по-своему, не углядев в них шутливого контекста.

— Может, сегодня там встретимся? — спросил я, решив, что за сослагательным наклонением скрывалась готовность принять моё предложение.

Обхватив губами пластмассовую соломинку и неторопливо потягивая сок, она свела брови и хмуро посмотрела на меня, не спеша с ответом. А затем, уже который раз подряд, её тело и сознание приняли разные решения: тело пожало плечами, разум же заставил её произнести, что это «не самая хорошая идея».

Вот именно о подобном я надеялся прочитать тогда в её дневнике. Хотя я вовсе не считаю женщин вконец нелогичными созданиями. Разница состоит в скорости, с которой мы делаем логический вывод из ситуации или даём логичный ответ или поступаем логично.

Что касается Дэни, что-то явно было не так с её весами, оценивающими реальность, раз чаши никак не могли найти равновесие. Что-то вызывало дисбаланс. Полагаю, это «что-то» было той же самой причиной, таившейся за Краеугольным Вопросом.

Задумавшись над этим, я упустил из виду появление профессора и его приветственной реплики. Уверен слово «умы» прозвучало и в этот раз, так как сейчас он вновь открывал лекцию афоризмом одного из «великих»: «Публика любит, чтобы с нею обходились как с женщинами, которым говори лишь то, что им приятно слышать».

— Штэф! — укоризненно толкнула меня Дэниэль, из-за слишком громкого смешка, тотчас же вырвавшегося из меня, после произнесённых профессором слов Гёте.

Открыв свой сок и засунув трубочку в рот, я в очередной раз попытался сохранить серьёзность лица, как хотела того Дэниэль. А профессор, как и в прошлый раз, ожидал услышать предположение, о чём именно сегодня пойдёт разговор от своих «светлых умов». Получив «нужные» ответы, он занял место за кафедрой и, раскрыв книгу, принялся зачитывать «Фауста»:

«Мне угождать толпе, хоть и не новый труд,

Но все ж меня берёт невольное сомненье:

Прекрасного они, конечно, не поймут…».

Никак не объяснив только что зачитанное, он раскрыл другую книгу:

— А теперь, Фридрих Ницше: «…Заратустра снова посмотрел на народ и умолк. «Вот стоят они, говорил он в сердце своем, — вот смеются они: они не понимают меня, мои речи не для этих ушей…» Несмотря, на весьма категоричный отзыв Ницше о «Фаусте»: «Фауст» трагедия познания? В самом деле? Я «смеюсь» над Фаустом», — повысив голос, процитировал он Ницше и продолжил: — они оба начинают свои произведения с главного вопроса: готов ли читатель услышать их? Именно это, дорогие мои, и является камнем преткновения всей литературы. Именно об этом мы побеседуем с вами.

И после этого я словно провалился, выпав из прозаичной реальности на липкую паутину собственных мыслей, сотканную из новоявленных проблем. Нет, на самом деле, нет никаких проблем. Я сам их и выдумал, чтобы занять себя. И сам же придумал эту игру. И сам же попался на собственный крючок.

— «…Какой-нибудь Гёте, какой-нибудь Шекспир ни минуты не могли бы дышать в этой атмосфере чудовищной страсти и высоты, Данте в сравнении с Заратустрой есть только верующий, а не тот, кто создаёт впервые истину…» — подытоживал профессор то ли какую-то определённую часть своего рассказа, то ли всю лекцию целиком.

Впрочем, я успешно прослушал и одно, и другое, прямо как в былые времена.

23

Когда твой мозг занят размышлениями о мнимых проблемах, довольно сложно сконцентрироваться на фактических. «Убавить басы, добавить клавиши — нет, снова не то», — уже несколько часов подряд ломал я голову над элементарной задачей, которая сейчас давалась с неимоверным трудом. Отдельно трек звучит гармонично, но совместно с остальными композициями — как бельмо на глазу. Дожил… не получается свести альбом гаражной группы.

— По-моему, ты засиделся, — похлопал меня по плечу подкравшийся откуда ни возьмись Ксавьер, и положил рядом с пультом мой телефон. — Ты время видел? Девять часов, — не дожидаясь ответа, сказал он. — Мы договаривались на восемь, а ты всё ещё в студии торчишь.

— Ни черта не получается, — сдался я, уступив место Ксавьеру, и откатился на стуле от кучи кнопок и мониторов, уже расплывающихся в глазах. — Попробуй ты.

Майер выдохнул с недовольным хрипом, но всё же уселся за пульт, и спустя двадцать минут заключил: «Знаешь, если полируешь алмаз — получаешь бриллиант. Это же…» — сморщился он, точно надкусив самый кислый лимон из всех возможных. — «Это лучше оставить так, как ты сделал. Ничего путного из этого больше не выйдет. Выключай всё и поехали».