Ошибка 95 (СИ) - Скуркис Юлия. Страница 42

На миг она увидела глаза мальчика. Они изучали ее, в них светилась недетская и даже какая-то нечеловеческая мудрость.

Наконец, кашель стал утихать, но в горле першило так, словно кто-то елозил внутри терновой веткой. Мила поднялась на четвереньки и поискала взглядом Астахова. Тот не спешил выключать программу, быть может, он соврал про овощ, а может, просто ждал, когда мозги Милы и Айвена расплавятся. Астахов, согнувшись, развязывал путы на ногах. Мила хотела вскочить, но не смогла, упала на локти и снова зашлась в приступе кашля, да к тому же больно ткнулась скулой в пол.

— Лежи и не рыпайся, — сказал Астахов. — Не зли меня, а то пожалеешь. Я не твой дружок, не стану церемониться.

Астахов отбросил в сторону шнур и выпрямился. Его взгляд в эту минуту не выражал ничего кроме детской радости.

— Какая удача. Теперь никто нам не помешает. — Он шагнул к Миле, на лице его появилась гадкая ухмылка. — Так ты говоришь, я тебя не замечал? Ай-яй-яй… Как можно было на такую красотку не обращать внимания? Теперь я вижу, насколько был глуп. Прости меня, дорогуша.

Его массивное тело нависло над Милой, закрыло монитор. Толстая рука потянулась к ее подбородку. Мила хотела ударить по этой лапище, но только слабо оттолкнула.

— Э нет… — Астахов покачал головой. — Так не пойдет, детка. Ты же сама говорила, что любишь меня. Что же случилось? Когда ты была за дверью, клялась в любви, а оказалась внутри, и тебя как подменили… А ну-ка поднимись, хочу тебя как следует рассмотреть.

Мила слышала тяжелые удары Айвена о стенки контейнера. Тот, от кого она пыталась убежать прошлой ночью, оказался в ловушке, и теперь ей больше всего на свете хотелось, чтобы ему удалось выбраться.

— Отпустите меня, я же вам помогла…

— Сейчас ты мне еще кое в чем поможешь… За этим ведь и пришла, дорогуша. — Он схватился за ширинку и хихикнул, довольный своей шуткой. — А теперь живо вставай!

Астахов потянулся к ней, но Мила отпрянула. Он двинулся следом, на ходу подбирая шнур. Резко нагнувшись, накинул петлю ей на шею, но на этот раз Мила успела вцепиться в нее руками.

Неужели ей суждено умереть здесь, в Никте, где на каждом углу полицейские. Где же эти чертовы полицейские? Почему они медлят? Неужели им нужна ее смерть?

— Ублюдок!.. — раздалось из контейнера, и тут же снова послышались удары.

Ухмыляясь, Астахов принялся накручивать на руки концы шнура. Петля начала затягиваться.

— За домом следят полицейские… — задыхаясь, прохрипела Мила. Голос ее был чужим от страха. — Если вы что-нибудь со мной сделаете… вас покарают…

— Неужели? — Астахов опять противно захихикал. — За что? Я ведь вас к себе не приглашал, вы сами ворвались, теперь не отвертитесь от наказания. Мы сейчас повеселимся, но только я буду помнить об этом и смаковать подробности. А ваши с дружком воспоминания сотру, как пыль с журнального столика. Понимаешь? А теперь… — Он повернулся и посмотрел на часы на мониторе. — У нас в запасе часов семь-восемь, детка. Это будет веселенькая ночь. Как жаль, что ты ее забудешь…

Он дернул Милу так резко, что в шее у нее что-то хрустнуло, а в глазах стало темно. Она почувствовала, что колени ее выпрямляются, и через секунду она уже стояла на слабых подкашивающихся ногах. Перед глазами плыли круги. Мила по-прежнему пыталась расширить петлю, но пальцы были плотно прижаты к шее.

— Отпустите… — хрипло взмолилась она. — Вы задушите…

Астахов толкнул ее, и она бы упала, не будь шнура, который маньяк держал в руке. Миле показалось, что от удушья у нее разбухла голова. Резкий толчок в грудь, и она полетела в пустоту, а потом спиной ударилась о кушетку. Астахов тут же навалился сверху, обдавая вонючим дыханием. Шнура больше не было на шее, но теперь насильник сжимал ее голову обеими руками. Он внимательно рассматривал ее лицо, и от этого взгляда у Милы душа ушла в пятки.

— Я знал, что этим закончится, — прошептал Астахов. Его лицо потемнело от прилившей крови, губы разбухли, глаза осоловели от возбуждения. — Знал это с самого утра… Валялся, связанный, и представлял, как трахну тебя, детка… дорогуша… — И он лизнул ее губы. Мила не могла ни отвернуться, ни крикнуть, только застонала. Маньяк весил больше ста килограммов. Он давил как могильная плита. Мила даже не обратила внимания на его тягучую слюну, что осталась у нее на губах. От неподвижности и страшного давления сверху у нее началась паника, и стон перешел в тонкий пронзительный вой.

— Открой, сволочь!.. — донеслось из контейнера. Но Астахова не впечатлили ни исступленные вопли Айвена, ни жалкий скулеж Милы. Он лизнул еще раз, а затем еще и еще. Мила до боли сжала губы и зажмурилась, чтобы не видеть этого жуткого, странно размякшего лица. Скоро ее губы и подбородок стали скользкими от слюны, тогда Астахов приложился к ним щекой и начал тереться. Мила уже не могла выть, она только хрипела, затем и хрип исчез, а дыхание стало походить на судороги. Астахов продолжал тереться о ее губы, это длилось целую вечность. Слюна высыхала, оставляя отвратительный запах, кожа липла к коже, жесткая щетина царапала, тяжелое дыхание Астахова накладывалось на отчаянные удары, доносящиеся из контейнера.

Наконец, Кибераполлону эта игра наскучила. Он уперся обеими руками в грудь жертвы и приподнялся. Мила с ужасом почувствовала, как расплющивается ее грудная клетка. Она вцепилась в локти Астахова и с силой вогнала в них в них сломанные ногти. Кибераполлон дико взвыл и на секунду отпрянул назад. Мила успела глубоко вдохнуть. Тут же удар в плечо заставил ее вскрикнуть, затем последовал новый удар, в то же самое место, — так бьют мальчишки, когда повздорят. Но нет, Кибераполлон не был мальчишкой. Он был психом. Его рука вновь схватила Милу за горло.

— Говори, что любишь меня, или сдохнешь!..

Мила вцепилась ему в запястье и смотрела широко открытыми глазами на вздрагивающие пухлые губы Кибераполлона.

— Говори, что любишь, или я…

В какой-то миг она сдалась, поняла, что согласится на что угодно, лишь бы эта отвратительная рука перестала ее душить. Мила попыталась выдавить из себя жуткую противоестественную фразу, но внезапно мир перед глазами сузился, и ее окутала тьма…

Глава 10

После такого хлопотного дня не мешало бы пропустить с друзьями по стаканчику, но сегодня вторник, значит, придется подождать до завтра.

Улыба совершил путешествие до кухни, где съел целого цыпленка, фаршированного рисом, пообщался с любимой женой и напоследок заглянул в детскую, где Том, Денни и Ральф притворялись, что делают домашние задания. Поочередно поцеловав сыновей в стриженые макушки, Улыба с чувством исполненного долга отправился в гостиную на свой любимый диван перед громадным экраном головида. Включив его, он улегся, достал из кармана пакетик арахиса и попытался предаться благодушному настроению, но что-то не давало расслабиться в полной мере. Шел баскетбол. Играли «Молнии» из Никты и «Белые медведи» откуда-то из Девятого региона. Глядя на великанов-баскетболистов, локти и колени которых то и дело мелькали в пространстве гостиной, Улыба убрал голос комментатора и погрузился в неприятное состояние, которое мешало ему наслаждаться игрой, диваном и лакомством.

Какое-то неясное воспоминание щекотало и вновь пряталось, стоило Улыбе внимательно к нему приглядеться. Это касалось чего-то недавнего, что произошло вчера, а может, сегодня. Улыба решил произвести ретроспекцию событий. Рассеянно глядя на игру, он старался эпизод за эпизодом вспомнить события сегодняшнего дня. Прежде всего, на ум пришли перерывы на еду, вид пищевых упаковок, вкус пирожков с курицей, хруст маленьких шоколадных безе. Вспомнилось упрямство Руди, его слегка насмешливый тон, не слишком удачные попытки Улыбы перевести все в шутку (а ведь диспетчер слышал! слышал — и втайне хихикал!); потом колючие хвойные заросли, бурчание Уокера, большой камень, за которым они прятались, сбой в работе оборудования…

В эту минуту акустическая система низвергла на Улыбу шквал криков и свиста болельщиков, какое-то смятение произошло в толпе навалившихся друг на друга спортсменов. Улыба приподнялся на локте и пакетик с арахисом перевернулся, орешки просыпались на живот, а с него — на диван. Улыба принялся шарить руками, подбирая их и отправляя в рот. Двое баскетболистов из «Белых медведей» налетели на Чака Гордона, и все трое упали. Ступни Улыбы, касающиеся пола, ощутили легкую вибрацию. Камера оператора совершила наплыв на центр событий, и глазам зрителей предстала голова Гордона, зажатая «в замок» мощной рукой одного из «медведей».