Красная книга (СИ) - Нинсон Ингвар. Страница 72

Спрятался. Вот как ты умеешь, значится, подумал Нинсон.

— Да... Это... У тебя бумага есть? — спросил старик.

— Нету. Пиши на бересте, — кивнул Ингвар в сторону кучки для розжига.

Михей сдался. Стал карябать записку. Значит, проблем не будет. Можно поесть.

Рыбацкую уху готовили из всего, что наловилось за последний день-два. Использовался один универсальный рецепт. Крупную рыбу откладывали в сторону. Мелкую потрошили и тщательно промывали. А потом прямо в чешуе бросали в котелок. Варили до тех пор, пока рыбка полностью не разваривалась. Пока шёл этот процесс занимались отложенной до поры крупной рыбой. Обдавали кипятком, лущили чешую, отрезали голову, потрошили, промывали. Потом, когда на огне уже побулькивало однородное варево, туда бросали репку и лук. Добавляли соль, если была. Чищеная крупная рыба ныряла в котелок в самом конце.

Призрак фамильяра напрягся — встопорщил шерсть, навострил ушки.

— Я не собираюсь останавливаться по дороге. И правда не собираюсь воровать у тебя Джо. Завтра уже увидитесь. Ну сам посуди, зачем бы мне такие сложные схемы предлагать? Почему бы просто не отнять лошадь?

Михей посмотрел на Ингвара мокрыми глазами.

— Зачем? — дрогнувшим голосом спросил он без обычных «да-да». — Ну, может быть затем, чтобы обменять эту записку у моих родичей на ночь постоя, и на харч. Я вот допишу её, тут-то ты меня и того.

— Они что так хорошо готовят? Чтобы из-за такой малости возиться. Может, я бы лучше у тебя украл топор и котелок. И продал. Смог бы снять и комнату, и полный пансион. И притом надолго. Или тут такие края, что металл дешёвый?

Тиунский топор был хорош. Длинная прочная рукоять, отменная сталь. А в обух влита маленькая руна Трор с зелёным отливом. Руна главного мастера топоров — Третьего Лоа по имени Луг. Но эта перламутровая зелень отблеска выдавала драгоценную рирданскую сталь.

Хоть в бой, хоть в лес. Явно даренное за службу оружие. И вряд ли такой подарок делал ключник или альдерман. Скорее, тут речь о бароне, а то и о графе, кабы не князе. Может быть, совершил какой-то подвиг, а может быть, долго и добросовестно служил.

Или Михей отобрал оружие у кого-то из бандитов и не сдал потом в казну, как полагается. Была у тиунов такая привычка. Даже присказка появилась, иногда говорили о пропавшей вещи, что её не стянули, а стиунили.

— Нет. Нет. Не дешёвый, — нехотя согласился Михей, глядя на топор.

— Котелок оставлю. Топор тоже. Вдруг чего. Если вдруг я не вернусь, никуда с этого места не уходи. Родичи знают, где тебя искать, если что. А тут и дрова, и еда.

— Да, куда я денусь-то без ноги.

— Справедливо.

Пока Михей мучил бересту, Ингвар расправился с ухой. Конечно, по уму, перед длительной скачкой не стоило объедаться. Да кто же живёт по уму.

— Береги его, — напутствовал Михей. — Верни. Умоляю. Лучше топор забери. Он дорогой. Там рунница рирдановая, глянь сам. Только Джо верни. Я его выкуплю. Что хочешь, сделаю.

— Не беспокойся, Михей. Джо в хорошей форме. Ничего ему от тридцати-сорока километров не сделается.

— Главное, не гони его. Слышишь? Нельзя ему!

Оба знали, что престарелый жемайтец мог и не выдержать сорока километров за один переход.

Рыбак про себя решил так, что Великан не убивает его только потому, что иначе взбунтуется Джо. То, что конь у него необычный, а сверх всякой меры молодец, это видно было сразу. Грабитель же умён и наблюдателен. Тут Михей даже не сомневался.

По глазам его была видна та разбойничья цепкая зоркость, что в одну минуту выхватывает все детали и увязывает меж собой. Таких глаз Михей навидался у самых опасных преступников в бытность тиуном.

Вот и выходит, что Великану нужно благословение Михея на отъезд.

Нужно, чтобы Джо видел, что Михей остался в добром здравии.

Многолетний опыт говорил Михею, что Великан не врал и на счет остального. Во всяком случае, бывший тиун не чуял лжи, как таковой в подозрительно искренних словах Великана. И людей, упрямо отыгрывающих добряков даже наперекор обстоятельствам, он тоже встречал довольно. Но сердце говорило ему безо всяких сомнений — Джо живым он больше не увидит.

Михей обнял коня, который проломился к нему сквозь топкий берег. В обход чужака, заслонившего хозяина. Михей хотел просто провести рукой по лбу. Но вместо этого затрясся всем телом и уткнул лицо в горячую шею всхрапывающего животного. Тот положил голову на плечо старика, вжался твёрдой скулой. Покачивал головой, совсем как человек.

Хотел бы он утешить хозяина. Да не мог утешиться сам.

На сердце у него тоже было тяжело. И для него не было никакой разницы, то ли он сам чуял всю эту щемящую тревогу, то ли так тонко улавливал тоску, что была на душе у Михея.

<  55 Навье Озеро 57 Дикий Мёд >

 57 Дикий Мёд 57

Дикий Мёд

Ингвар легонько потянул вожжи, расслабил ноги и обмяк в седле.

Джо остановился.

За спиной лежали двадцать километров лесной тропки.

Последние три часа Нинсон вспоминал, каково это — приноравливаться к седлу, которое бьёт нерадивого всадника так, что отдаёт в почках.

Высокие хвойные деревья не воровали солнце у лиственных и стало совсем светло. Запах полей перебивал прель волглых иголок. Скоро лес кончится, и он увидит дорогу, а там и перекрёсток на Бэгшот и Вэймут.

Сразу за подлеском, всего в полукилометре.

Сразу за Брандом и Бентэйном, преграждавшим путь, как скрещенные алебарды привратников.

Чёрный латник Бентэйн. А рядом с ним мечник Бранд.

Смотрели на него и переговаривались вполголоса. Чуть в стороне сидели две маленьких фигурки обритых наголо детей. Их почти не было видно. Те самые куклы. Если сейчас сплоховать, то через годик-другой он и сам так вот понуро будет сидеть на коврике рядом с какой-нибудь колдуньей.

Бранд с Бентэйном мечтали заполучить его ещё тогда, в лагере Бёльверк.

Иггуль пугал Великана их именами, словно гигерами.

Бентэйн был огромен, как скала. Шипастые наплечники и армет с опущенным забралом делали его ещё больше. Весь он был спрятан под сталью. Руки, ноги, лицо — всё. Чёрная промасленная кожа, острые, как гвозди, шипы и воронёная сталь.

Изваяние, а не человек.

Латы покрывали странные завитки, не похожие ни на узор, ни на травление. Чувствовалось, что у них есть какое-то функциональное предназначение. То были желобки, какие можно встретить на незаконченном изделии, на форме, в которую ювелир ещё не влил расплавленный металл.

Ингвар представлял Бранда таким же огромным, как Бентэйн.

Мечник оказался жилистым юношей. В одном ухе изумрудная серьга. В другом одиннадцать тоненьких золотых колечек, дань уважения лучшему мечнику Лалангамены, Сурту. Рыжие кудри не стрижены, а бородка заплетена в двузубую вилку. Лёгкая кольчуга спрятана под кожухом. На шее замаскирована белым шарфом.

Бранду казалось малодушным использовать броню. Он признавал щит или дагу. Что-то, что требует ловкости и служит оружием само по себе. Остальные типы брони он презирал. Более того, не забывал дразнить всех, кого уличал в ношении защиты.

Это было глупо само по себе.

Это было вдвойне глупо, для того, кто путешествует и выступает вместе с латником.

Это было так глупо, что подколки неизменно сходили ему с рук.

Бранд соглашался носить кольчугу только в случаях, когда иначе было никак. Специфика их теперешней работы и состояла в том, что в контракте имелось много пунктов. Обязательное ношение брони на теле, казалось далеко не самым странным.

Даже не в десятке самых странных. Но наниматель платил щедро. По-королевски.

За такие деньги Бранд был готов разыграть любое кино.

Танцевать, пока не похлопают, замереть, пока не посвистят. Да что угодно.

Своего отца он убил за меньшие деньги. Теперь вот эта история с «колдуном».

— Бен, как думаешь, он поскачет? — спросил мечник. — Или всё-таки развернётся?

— Поскачет, — спокойно пробасил забралом Бентэйн.

— Спорим? Зассыт! Говорю тебе, Бен, зассыт.