Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 206

— От сведений я не откажусь, но это не обязательно. Попытаюсь узнать сам. А кстати… Насчет сведений. Шэй, ты не в курсе, где здесь, в Нью-Йорке, был дом Раксота? Он назвал мне адрес, но дом сгорел во время Великого Пожара, и никаких табличек не осталось.

— В курсе, — мистер Кормак приподнял бровь. — Когда-то Ахиллес отправлял свою семью на зиму в Нью-Йорк, а переписывались через «Кречет» шевалье. Кого гоняли посыльным? Правильно, меня.

— Семью Раксота? — недоуменно проговорил Коннор и поглядел вопросительно, пытливо. — А куда она делась, эта семья? Или ты про его родителей, Шэй?

Мистер Кормак вздохнул. Рассказывать об этом не хотелось, да и это было не очень честно по отношению к Ахиллесу — ведь тот тоже многое мог бы порассказать Коннору про ассасина Кормака, но ведь не стал…

Хэйтем вскинул ладонь, всем своим видом показывая, что самоустраняется, и Шэй осторожно произнес:

— У Ахиллеса когда-то была жена, которую он любил, и маленький сын. Их жизни унес брюшной тиф. С тех пор, насколько мне известно, в своем городском доме Ахиллес не бывал.

— Жена и сын… — Коннор даже помедлил с ответом. — Мне трудно представить Раксота молодым. Как будто он всегда был именно раксота — дедушкой.

— Как бы я ни относился к своему отцу, — не выдержал Хэйтем, — Эдвард Кенуэй — более подходящий пример дедушки.

— Но его я не знал, а Раксота знаю, — возразил Коннор и даже хитро сощурился. — Хочешь, чтобы я стал пиратом?

— А у меня есть выбор? — отбил выпад Хэйтем. — К тому же ты уже им стал, можешь не оправдываться. Суда грабил? Грабил. На Тортуге отдыхал? Отдыхал. И еще говорит, что не пират.

— А на Тортуге Эдварда Кенуэя до сих пор помнят, — мстительно фыркнул Коннор. — Когда я назвался, меня сразу спросили, не в родстве ли я с ним. И тобой интересовались.

— Надеюсь, ты сказал, что твой отец — приличный человек? — приподнял бровь мистер Кенуэй-старший.

— Именно это я и сказал, — Коннор насмешливо кивнул. — И все сразу решили, что ты пропащий, а вот у меня еще есть надежда достичь не меньшей славы, чем дедушка.

— А зачем тебе дом Ахиллеса? — заинтересовался Шэй.

Коннор выглядел несколько озадаченным, но ответил:

— Раксота сказал, что там есть картина. Не спрашивай меня, Шэй, я и сам понимаю, как глупо это звучит, тем более что картина наверняка погибла в огне. Там от домов одни руины остались. Но Раксота говорил, что его дом был каменным, а картина хранилась в сундуке, так что как знать… Если она еще существует, то для меня дело чести — достать ее.

— Да, дом каменный, — Шэй кивнул. — Я могу показать тебе, где это, но полезешь сам. Я теперь в Ордене, ваши ассасинские дела меня не касаются.

— Договорились, — Коннор повеселел. — Да, Раксота часто ворчит и норовит припрячь меня к разным работам, но мне хочется, чтобы он доживал свой век среди вещей, которые ему дороги. Наверное, поэтому он отказывается от другой помощи — не хочет, чтобы его дома касались чужие руки.

— Такие ассасины мне по душе, — хмыкнул мистер Кенуэй. — Сидит себе тихонько, из всех поручений — картину доставить… Коннор, мы слишком долго беседуем, это может вызвать… вопросы. У тебя есть еще что-то важное, что нужно обсудить?

— Да у меня такого вообще особо не было, — Коннор улыбнулся. — Но я, пожалуй, действительно пройдусь. Ты говорил, отец, что тут есть разные люди, мне стоит на них посмотреть. И еще… У меня есть поручение, но о нем я вам рассказывать точно не буду, магистр Кенуэй.

— Вольно, ассасин Кенуэй, — фыркнул в ответ Хэйтем. — Надеюсь, ты…

— Мне же еще за картиной надо, — успокаивающе заметил Коннор. — Так что в ближайшее время я приду. Пока не знаю, куда и когда. Когда разберусь с Авелиной, полагаю.

— Гуляй, — кивнул Шэй. — Только глупостей не делай.

— Выполню, капитан Кормак, — Коннор шутливо отсалютовал ему и отошел.

Передвигался он медленно и глазел, пожалуй, чересчур любопытно, но Шэй счел, что метису такое позволено. Здешние господа легко воспримут, что метис не умеет вести себя в приличном обществе. Интересно, Коннор сознательно это использует? Надо будет спросить, решил Шэй, и тут его отвлек Хэйтем.

Комментарий к 15 февраля 1777, Нью-Йорк — 1

* Такого человека не существовало, хотя герцоги Бедфорды в Великобритании действительно были (и есть до сих пор).

========== 15 февраля 1777, Нью-Йорк — 2 ==========

Хэйтем, как ни странно, за сыном не следил, а глядел в совершенно другую сторону, и Шэй повернулся туда же. Двое мужчин ожесточенно спорили, а мистер Блессингтон явно пытался их помирить, но оба игнорировали его миротворческие порывы, и горячность действия намекала, что еще через несколько минут может дойти до дуэли. Или до драки.

— Стоит вмешаться? — коротко уточнил Шэй.

Хэйтем не ответил. Он поставил опустевший бокал куда пришлось — на подставку ближайшего подсвечника — и широким шагом отправился к месту событий. Шэй выругался себе под нос. Ну, как всегда…

— Мистер Кенуэй, — Блессингтон, задыхаясь, обратился к нему, как только Хэйтем приблизился. — Хорошо, что вы здесь. Здесь возник спор из-за… методов ведения дел в заливе Лонг Айленд Саунд.

Хэйтем коротко обернулся на Шэя, но тот одним взглядом дал понять — ничего о заливе он не знал, а «Морриган» стояла вообще в другой стороне. Коннор, успевший отойти достаточно далеко, повернулся, но Шэй отрицательно покачал головой на молчаливый вопрос. Нет, помощь не требуется. Нет, лучше не лезть.

Мистер Кенуэй воззрился на соратника и решительно привлек к себе внимание спорящих:

— Прошу прощения, господа. Хэйтем Кенуэй, член городского совета. Могу я поинтересоваться предметом столь… интенсивного обсуждения?

Оба замолчали, но, судя по виду, рассматривали Хэйтема исключительно как досадную помеху; мерзкого человека из тех, кому до всего есть дело.

— Городской совет тут ни при чем, мистер… Кенуэй, — возразил один из них, высокий и статный, в неброском, но отлично сшитом костюме. — Вопрос касается разве что американского адмирала, но таковой попросту отсутствует, так что задавать его некому.

Шэй припомнил, что на должность адмирала Хэйтем прочил мистера Биддла, однако прежде чем доверить столь важную отрасль, предпочел ограничиться скромными заданиями и проследить за успехами — война на воде почти не велась.

Однако Хэйтема такое обращение не обескуражило. Он принял упрек с невозмутимостью и поинтересовался:

— Простите, с кем имею честь?

— Уильям Рочестер, — коротко представился тот и больше никак не отрекомендовался.

— Дело в том, мистер Рочестер, — так же невозмутимо произнес Хэйтем, — что вопрос о влиянии в бассейнах вокруг Нью-Йорка крайне интересует меня.

— Вы ведь сторонник Конгресса? — уточнил собеседник, но дожидаться ответа не стал. — Меня возмущают действия колониальной…

— Сколько раз вам повторять! — вклинился второй. — Колониальная армия не имеет постоянного флота! У нас нет адмирала, нет стратегии! Есть только сочувствующие со своими кораблями, и все каперские патенты подписаны и заверены лично главнокомандующим!

— У меня нет доверия к вашему главнокомандующему, — отрезал мистер Рочестер. — Пока я наблюдаю только за тем, как мои деньги идут в никуда. Но это полбеды, поскольку я представляю, что это значит — бороться с превосходящими силами. Беда, мистер Хэвиш, в том, что тех денег, что я добровольно пожертвовал, Конгрессу мало, раз заседающие там господа позволяют себе грабить своих. В конце концов, пусть я сам не участвую в этой войне; пусть мои сыновья ездят на охоту вместо того, чтобы воевать с оккупантами, наша семья внесла свою долю.

— Минуту, — Хэйтем снова вмешался. — У меня есть… некоторое влияние на Конгресс, и мне бы хотелось знать, что происходит. Вполне вероятно, что мистер Вашингтон добросовестно заблуждается, и действия в заливе не согласованы. Мистер Рочестер, если вы на стороне свободной Америки, то ведь вам не составит труда рассказать? Это ведь не тайна?