Виражи Судьбы (СИ) - Теллер Тори. Страница 35

Сторм поморщился, отпил коньяк и снова закусил нижнюю губу, становясь похожим на обиженного мальчишку со злым острым взглядом.

— Например? — на автомате откликнулась я, лихорадочно соображая, как сменить тему.

Он откинулся на спинку стула, и прищурился, напряженно вглядываясь в меня. Изображал ли он своего героя, или ему просто не понравилась моя реакция — понять было невозможно.

Он придвинулся ближе, довольно болезненно задев меня по ноге своим тяжелым сапогом. Не замечая этого и сильно сутулясь, поставил локти на столик и сжал огромные ладони перед своим лицом — одну в другой — уперся в них своим подбородком, глядя на меня уже в упор.

Я с трудом подавила в себе инстинктивное желание дать сдачи и отпрянуть — между нашими лицами уже не было и десяти дюймов…

Обдавая меня запахом коньяка и мятного снюса, мой любимый негромко и недобро произнес:

— И в моем герое, и во мне самом черного и белого намешано предостаточно. Нередко в жизни я чувствую себя ангелом и последней сукой почти одновременно! В шоу я пытался наполнить довольно примитивный образ жизнью, как ни глупо это говорить о персонаже-вампире. И мне это удалось. Но… стало трудно выходить из роли. Иногда, я просто не вижу в этом смысла — сколько можно доказывать, что ты обычный человек, а не сексуальный кровосос! Бывает, я перестаю понимать окружающих. Или — они меня. И тогда — я исчезаю, предпочитая компанию близких или одиночество. Чтобы снова стать пустым для новой роли. Чистым листом.

Боооже… Вот и дождалась на свою голову неформата!

Как говорится — «за что боролись»! Алекс ждет моей реакции, а я — пялюсь на него и стараюсь не выйти из своего образа…

Как же хочется, чтобы все оказалось шуткой, и он засмеялся, как пацан, который меня провел! А я перестала бы изображать стерву с акульей фамилией…

Я вспоминаю, как мы повстречались в доме Болла…

Да, пропади все пропадом!

Не поднимая на него глаз, я придвигаю к нему чашечку кофе и негромко цитирую:

— «Пусть пусто у паруса за душою, но пусто в сто лошадиных сил…»

*

Такой реакции в ответ на свое раздраженное откровение Сторм ожидал меньше всего. Он пытался осознать, что произнесла эта красивая, холодная репортерша «Роллингз», и — не мог.

Ее внешность и шкрябнувшие за душу слова, не желали совмещаться в его сознании. А еще этот голос… Он тонул в нем, и чувство было пугающе знакомым.

Скованные в замок перед лицом большие ладони разжались и опустились на белый остывающий фарфор чашки, поднесли ее к губам.

Он сделал это почти машинально, как завороженный…

«Она не стерва. Она — ведьма! — мрачно подумал Алекс и вдруг… обрадовался до мурашек. — Санта, в которого я не верю, можно попросить тебя, чтобы она стала той самой ведьмой, о которой я подумал?»

*

— Вы сказали какую-то потрясающую вещь… Я даже осознать ее не могу до конца. Но это здорово. Что это?

— Я не помню автора этих строк, но знаю, что он был очень молод, когда написал их. И он тоже любил кофе по-маррокански… Попробуйте этот кофе, Алекс! И, возможно, ваша жизнь изменится?

С маниакальным упорством она предлагала ему свой волшебный напиток, а актер внимательно разглядывал ее исподтишка, прикрываясь маской собеседника. Наблюдать за людьми, замечая и фиксируя самые мелкие подробности — это было профессиональное.

_______________

*туареги — племя кочевников Африки, народ группы берберов в Мали, Нигере, Буркина-Фасо, Марокко, Алжире и Ливии. Их называют самым гордым, самым независимым и самым красивым народом Африки.

Эпизод 39

В любви блефуют все: мужчины — чтобы выиграть,

женщины — чтобы не проиграть.

— Трудно отказаться, когда тебя так уговаривают…

Сторм опустил глаза и сделал осторожный глоток — на лице его медленно проявлялось радостное изумление.

— Угммм… Невероятно! Это остро… пряно… сладко… и… солоно?! Сколько всего вкусов у этого кофе? — восклицал он, через слово делая маленькие глотки.

— …и ароматов, — добавила я. — Дыма. Кожи. Горячего ветра, апельсиновой цедры. И над всем этим — едва заметный флер померанца…

— Ничего себе… Слушать вас даже вкуснее, чем пить, — медленно проговорил он. — Просто тысяча и одна ночь…

Лед в его глазах таял, взгляд теплел и темнел, ползла вверх левая бровь…

Как я и добивалась, марракеш переключил его настроение. Но теперь Алекс Сторм откровенно меня «клеил». А вернее, не меня, а эту «сучку крашену» — Анн Шарк.

— Наслаждайтесь не спеша, Александр, — я сняла очки и, нервничая, начала покусывать дужку. — А я с вашего разрешения задам единственный вопрос не по теме. И не стану его записывать. Готовы?

— «Записывать»? — переспросил он, явно раздумывая.

Я кивнула, наблюдая, как он допивает кофе, щурится на свечу и поднимает заблестевшие глаза.

— Мне уже по барабану. Валяйте.

По выражению его лица, по кривой ухмылке, я видела, какого он ждет вопроса. Ведь все и всегда напоследок интересовались одной темой — его личной жизнью.

Но я была бы не я, если бы поступала, как все.

— Александр, как любой молодой, здоровый и сильный мужчина, вы планируете прожить долгую, активную, творчески и эмоционально насыщенную жизнь — не так ли?

— Конечно! Что за вопрос? — в его голосе прозвучала досада.

— Скажите, если бы вы знали, что у вас остались только сутки… одни единственные сутки жизни… 24 часа… Как бы вы их провели?

*

На слове «сутки» моя выдержка сдала.

Пальцы обняли пузатое стекло бокала Сторма, и я… допила его коньяк!

Осознавая произошедшее, обалдело взглянула на опустевший бокал, подняла глаза на Алекса, все еще «переваривающего» мой вопрос, а теперь — и мою выходку.

Моментально меня бросило в жар, и я поспешно водрузила очки обратно на нос. Пожалуй, слишком поспешно — Сторм засмеялся и протянул руки к моему лицу.

Не успела я оглянуться, как мои распрекрасные «стекла» от Гуччи оказались в его пальцах, аккуратно складывающих дужки.

Лекс взглянул на меня, затем на модные очки и… положил их на стол рядом с собой — чтобы я не достала.

— Без них вам лучше, — категорично заявил он.

— Прошу прощения, мистер Сторм, — занавешиваясь нарощенными ресницами, растерянно произнесла я. — За коньяк. Я закажу.

Подняла руку и знаком попросила официанта повторить.

— Здесь очень дорогой коньяк, леди, — негромко и проникновенно произнес Алекс, обшаривая глазами мое лицо, спускаясь взглядом ниже и снова впиваясь в зрачки. — Я хочу ответить на ваш вопрос. Но… чуть позже.

Он шепнул что-то подошедшему с коньяком официанту — и тот со скоростью звука убежал, вернувшись уже с серебряным ведерком на штативе и двумя высокими бокалами.

В заполненном льдом ведерке горделиво возвышалась бутыль Dom Perignon. Официант элегантно разлил напиток в бокалы.

— Сначала вы ответите на мой вопрос, который вы «как бы» не заметили, — Алекс поднял свой бокал. — У вас странное имя… Как сказала бы одна моя знакомая — «говорящее».

Ну, положим, это как раз мое выражение. «Знакомая», значит… Ну-ну.

— Это рабочий псевдоним, — невозмутимо откликнулся во мне тертый калач «Роллингз»

— А вы действительно такой «зубастый» профи? — улыбнулся актер, намекая на «акулью» фамилию.

— Надеюсь, да. Как, впрочем, и вы, Алекс, — отфутболила я намек к его клыкастому персонажу.

Вот теперь он улыбнулся по-настоящему.

А я почувствовала что-то такое… будто он тоже начал игру. Только свою — мужскую.

— Странно. Имя мне абсолютно незнакомо. А вот вы…

Голливудская улыбка, открытый взгляд и звездное обаяние — уже на полную катушку. Меня прямо-таки накрыло облако чувственности, исходившее от него!

Пытаясь взять себя в руки, я гладила пальцем тонкое стекло, в котором пузырился хмель, и не решалась сделать глоток.