Когда боги спят - Алексеев Сергей Трофимович. Страница 68
– Вот так может целый день проспать и на ночь за столом остаться, – рассказывал он. – Я поначалу все вздрагивал, не умер ли? Подойду, прислушаюсь или зеркало ко рту поднесу – нет, живой! А потом раздастся такой длинный вздох, я уж знаю, проснулся. Почти ничего не ест, иногда утром рыбы немножко или сухого творогу, потом воды с медом попьет – и на сутки. Такая диета у него. Ну ладно, ему уж за сто лет, а ты-то до чего себя довела? – Отец вдруг переключился на Машу. – Это что, мода теперь такая?
И стал заставлять ее есть, подсовывая лучшие куски. Было странно и непривычно сидеть за одним столом со спящим человеком, необычный образ которого притягивал взгляд и мысли. Они приехали на отцовскую заимку с вечерней машиной, пришедшей за сливками, и застали старца в глубоком сне.
– Теперь до утра, – определил отец. – Он ведь не ложится в постель, так и спит на ногах. Да ты не торопись, наговоришься. Речь у него еще ничего, только медленно говорит, иногда не все поймешь. А начнешь переспрашивать – не любит, сердится, палкой стучит. Ведь как он пришел-то ко мне? Растел начался, мне не до праздника было, караулил ходил всю ночь и слышу: стучит кто-то за воротами, а собаки не лают. Раз вышел – стучат, второй, но три пса, и хоть бы один тявкнул! Фонарь взял, ружье, подхожу к воротам – человек стоит, сердится, ругается. Весь в рванье каком-то, на ногах чуни тряпочные. Что, говорит, не открываешь? Стучу, стучу!.. Мне чудно стало – откуда? Правда, дорога теперь всю зиму наезжена, так, наверное, с вокзала пришел.
– Почему с вокзала?
– Вот кажется, будто я нынче осенью его на вокзале видел.
– На каком?
– Да в Чулыме. Вроде похож... Да ведь бродяги-то все на одно лицо.
– А дальше что?
– Открывай, говорит, ворота! Смотрю, старик, зла не сделает, запустил.
Зубатого бросало то в жар, то в озноб.
– А он говорил, что твой родственник? Твой дед?
– Ничего не говорил.
– Ты бы спросил!
– Спрашивал – молчит, только губами шевелит. Должно быть, уже не помнит. Раз у меня спросил, где жена. Да умерла, говорю, давно. А он: и у меня тоже умерла... Это помнит. А как зовут, почему сюда пришел – ни в зуб ногой.
– Сам-то ты чувствуешь, что он родня?
– Ничего я не чувствую. Старик да старик, бродяга. Я его в баню водил. Вшей-то, вшей, как в войну!
– А ты прислушайся к себе!
– Что прислушиваться-то? Я сам старый. Слушаю вон, как бы у меня сегодня аж две коровы сразу не растелились. В один день покрылись, так, поди, в один и принесут. Эти голландки, они ведь как машины... Ты погоди, утром сам спроси его. Он рано проснется.
Зубатый не спал всю ночь, сидел на пару со спящим старцем за столом и пил водку, если отец уходил в коровник, или стоял возле постели, где спала дочь. Старый и малый никак не реагировали ни на свет и хлопанье двери, ни на шум и громкие разговоры. Отец разгулялся и был уже пьяненький, когда наконец-то под утро одна из коров начала телиться. Прибежал на минуту, чтобы прихватить резиновые перчатки и какой-то физраствор.
Старец проснулся, едва за отцом закрылась дверь. Громко и протяжно вздохнул и задышал нормально. Веки поднялись, на Зубатого глянули почти слепые глаза.
– Кто это здесь? – врастяжку спросил он.
– Твой правнук, – сказал Зубатый.
– Что это ты говоришь? – Он стукнул палкой. – Нет у меня никого.
– Тебя же зовут Василий Федорович Зубатый?
– Не знаю...
– Как не знаешь? Ты работал жестянщиком в Соринской Пустыни. Помнишь? В монастыре? Там мастерские держали.
Он беззвучно шевелил бесцветными губами. Зубатый терял надежду.
– А потом в Страстную среду, утром, камень из земли всплыл, и вы все ушли в лес, выкопали там пещеру...
– Не знаю, – рассердился старец, судя по стуку.
– Это было в семнадцатом году! Ты пришел утром в храм, а там все затряслось, помнишь? И в алтаре появился камень. Из земли поднялся. Его закопал Арсений. Легенда такая. И сказал, выйдет, когда боги уснут. Вот боги и уснули!
– Не понимаю я... Или не слышу. В ушах гудит. Люди говорят, говорят...
– Ну хорошо, – согласился Зубатый. – Не буду мучить, может, сам вспомнишь... Ты мне только скажи – когда боги спят, кто правит миром?
Старец постучал палкой об пол.
– Как кто? О-ох, бестолковый... Святые правят, святые.
– Почему же неправда творится, если святые правят?
– Так они же люди...