И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия. Страница 68

- Я тоже тебя люблю, - Делла привстала на цыпочки и поцеловала его – горячо, жадно и сладко. Мир затих, отодвинулся, расступаясь в стороны, как воды Красного моря. Остался только поцелуй, прикосновения ладоней и пульсация крови в ушах.

Когда Делла отстранилась, Льюис смущенно крякнул и сунул руку в карман, поправляя внезапно возникшее затруднение.

- Хорошо. Берем вон ту херню с орехами и карамелью – на вид она очень рождественская, - обретя почву под ногами, Делла встряхнулась и оживилась.

- А вон там вишневый штрудель лежит, - тоном опытного провокатора прошептал Льюис, склонившись к самому уху. – Я читал, что эту херню с мороженым едят. Горячий штрудель, холодное мороженое, кофе…

- Вот ты сволочь! – возмутилась Делла. – Возьмем и то, и другое. Херню отнесем к отцу, а штрудель дома слопаем.

Дом встретил Льюиса веселым перемигиванием гирлянд. Отец обмотал ими все кусты, протянул светодиодную ленту по крыше, закрепил вокруг двери и частой спиралью обвил флагшток. Такой иллюминации Льюис пару лет не видел – с тех пор, как умерла мама.

- Приехали. Выходим, - перегнувшись на заднее сиденье, Льюис достал коробку с ореховой херней, которая по чеку проходила как карамельно-ореховый финаньсе с миндалем, пеканом и фисташками. – Бутылку захвати.

Под влиянием импульса они все-таки прикупили огневиски – благо на этикетке не указано, что напиток изготовлен с применением магии.

- Ага. Иду, - Делла сидела неподвижно и таращилась на освещенное мерцающими огоньками крыльцо, как Жанна д’Арк на костер. – Сейчас.

- Эй! – подергал ее за локон Льюис. – Земля вызывает Марс, прием.

- А?

- Все хорошо, - Льюис торопливо обнял Деллу и прижался губами к впадинке над ключицей. – Сворачивай панику. Если будет совсем пиздец, пнешь меня под столом, и я придумаю повод, чтобы уйти.

Вздрогнув, Делла отмерла, скомандовала «Акцио, огневиски» и шагнула в промозглую, совершенно не рождественскую слякоть.

- Фух. Свисток – шайба в игре, - вздохнул Льюис и вышел вслед на ней. Размокший в кашу снег сыто зачавкал под ботинками.

- Иди сюда.

Прихватив Деллу за талию, Льюис провел ее по ступеням, ненавязчиво подталкивая в спину, и открыл дверь.

- Папа, мы пришли!

В доме пахло полиролью для мебели, хвоей и жареным на огне мясом. Отец вышел навстречу, ослепляя сиянием белой рубашки. О стрелки на брюках можно было резать бумагу.

- О, Льюис. И Делайла. Снимайте куртки, проходите, уже все готово! – отец растянул губы в широкой панической улыбке.

Льюис понял, что на ближайшие два-три часа он единственный нормальный человек в доме. И захотел выйти в окно.

- С Рождеством, пап!

Отпустив на секунду Деллу, Льюис шагнул вперед и крепко обнял отца, успокоительно похлопывая по спине. Коробка с ореховой херней неловко болталась в оттопыренной руке.

Потом была неуклюжая толкотня, в ходе которой Делла и Льюис жонглировали куртками, бутылкой и кексом, и Льюис все время боялся, что какой-нибудь из предметов зависнет в воздухе. Такая фигня выходила у Деллы сама собой, просто на рефлексах.

Отец исчез на кухне и развил там бурную деятельность: хлопал дверцами шкафов, звенел кастрюлями и дребезжал стеклом.

- Сейчас-сейчас, у меня все готово!

- Пап, я помогу! – наконец-то разобрался с барахлом Льюис, шлепком по жопе отправил Деллу в гостиную, к елке и телевизору, и устремился на кухню. – Что делать?

Отец развернулся, удерживая в одной руке два бокала, а в второй – стопку тарелок.

- Достань салат из холодильника. А мясо в микроволновку, оно уже остыло. Вино… Хлеб нарезать. Соус…

Льюис обозрел кухню, заставленную чистой и грязной, пустой и наполненной посудой.

Ну мать твою. А говорил, что просто сделает барбекю.

Как хорошо, что Бабингтон уже выписала бальзамы. И как плохо, что не выписала каннабиноиды.

- Я понял, пап. Сейчас все сделаю. Делл! – заорал он с таким расчетом, чтобы перекрыть бубнеж телевизора. – Иди сюда!

Всучив пришибленной Делле пучок бокалов, Льюис указал на застеленный клетчатой скатертью стол.

- Я буду давать тебе посуду, а ты расставляй.

Дисциплинированно кивнув, Делла промаршировала к столу, а Льюис сосредоточился на кухонных баррикадах. Так, хлеб – в плетеную миску. Запеченные овощи – на блюдо, туда же кукурузу и жареную картошку. Соус – в стеклянную плошку, кетчуп – во вторую такую же…

Вдохновленный поддержкой, отец торопливо застучал ножом, нарезая на крупные дольки огурцы, помидоры и сладкий перец.

Когда Льюис, неся на вытянутых руках блюдо, ощетинившееся свиными ребрами, как макет корабля – шпангоутами, вошел в гостиную, Делла уже заканчивала с сервировкой. Небольшие тарелки на широких и плоских, рядом – сияющие неестественным блеском бокалы. Вилки и ножи – на математически выверенном расстоянии, салфетки свернуты в замысловатое оригами. Складки на скатерти исчезли, неровные поверхности свечей распрямились.

- Ух ты… - растерялся Льюис. – Я думал, ты просто посуду расставишь. Но ты молодец вообще, круто, - тут же исправился он, заметив, как напряженно выпрямилась Делла. – Так намного лучше.

Как ни странно, неловкая суета с последними приготовлениями сняла напряжение, и за стол все сели вполне умиротворенными. Отец все еще скалился, как Безумный Шляпник, а Делла держала спину так прямо, что по ней можно было угол наклона Пизанской башни высчитывать. Но в целом все было нормально.

- Пап? – прервал затянувшуюся паузу Льюис и указал взглядом на бутылки.

- О. Да, - отец потянулся к вину и запнулся. – Делайла? Вино или виски?

- Вино – это отлично, - неожиданно мягко улыбнулась Делла, и Льюис погладил ее под столом по колену – просто в целях поощрения. – Немного, полбокала.

- Вы не пьете алкоголь?

- Пью, но мало. Не люблю рассредоточенность сознания.

- Это мудро, - похвалил отец, отмеряя ровно полбокала темно-красного, словно кровь, вина. – Никогда не слышал об этой марке виски. Что-то новенькое, наверное? Вы уже пробовали?

- Да, отличная штука, - вступил Льюис. – Тебе понравится.

Огневиски действительно был охуенным – хотя бы потому, что магическая сепарация сивушных масел намного эффективнее химической. Если можешь выбрать те оттенки вкуса, которые хочешь оставить, а остальные удаляешь усилием воли – или чем там они удаляют, - результат впечатляет.

Беседа петляла, как следы пьяного: работа, прошлое, семья. Отец осторожно прощупывал почву вопросами и постоянно косился на Льюиса: нормально? Я не пересекаю границы? Ты не обиделся? Не злишься?

Делла отвечала вежливо, развернуто и честно, но Льюис, знакомый с реальным положением вещей, поражался: как можно не врать, создавая настолько искаженную картину реальности.

- Моя мать врач, она постоянно загружена работой. А поскольку живем мы раздельно, то общаемся меньше, чем хотелось бы. Если совпадают графики, встречаемся, чтобы пообедать и поболтать, - мило хлопала ресницами Делла, а Льюис мысленно сопоставлял сегодняшнюю правду и позавчерашнюю. Найди десять отличий…

- Ваша мать, наверное, гордится вами, - сделал комплимент отец, и Льюис беззвучно застонал.

- Я думаю, дело не во внешней оценке наших поступков, а в том, чтобы приносить реальную пользу обществу, - глазом не моргнув, выдала глубокомысленную хуйню Делла. Льюис еще раз погладил ее по колену – хоть какая-то замена аплодисментам.

- Да, вы совершенно правы. Когда Льюис подписал контракт, мы все им гордились. Но дело было не в том, что Льюис хотел порадовать меня и Маргарет. Он шел защищать Америку, - распрямил плечи отец и с вызовом посмотрел на Льюиса: мы гордимся. Я горжусь. Отрицай сколько хочешь, но для меня ты герой.

Делла все еще улыбалась, но взгляд у нее стал холодным и жестким, как промерзшая декабрьская земля.

- Может, вина? – совершенно недипломатично вмешался Льюис. – Делла, давай еще немного. Папа, виски? Кстати, как тебе? Приятное послевкусие, правда?