Если. Отголоски прошлого (СИ) - "Fiyalman". Страница 61

Четыре человека подняли тело Шерлока на носилки и быстро покатили его в больницу. Софи смотрела им вслед с пустым и непонимающим лицом, поднимаясь.

Все было кончено. Она снова осталась одна и, видит бог, теперь куда более одинокой, чем до встречи с ним.

— Ты не мог умереть, — покачала головой Конан Дойл. — Только не ты, — подытожила она, чувствуя, что снова будто бы что-то упускает.

Следующие дни прошли, как в тумане. Была боль, апатия, желание уничтожить весь этот треклятый мир и еще раз — Мориарти, которого нашли на крыше с пробитой головой. Все это было, не было лишь слез, и это ее убивало. Софи взяла в университете отпуск по семейным обстоятельства и практически не выходила из дома. Приходила Молли, которая, кажется, от горя стала еще меньше, Джон — тоже совершенно убитый, но твердый, как сталь — если бы Конан Дойл не была с ним знакома весь этот года, она бы ни за что не различила в его образе тотальную боль. Доктор Ватсон был солдатом и держался молодцом, но его глаза выдавали все. Миссис Хадсон не отходила от Софи ни на минуту, не переставая плакать. Заходил Грэг, винивший себя, кажется, больше всех. Заглядывал Майкрофт — Конан Дойл не помнила, о чем они говорили — кажется, решали какие-то вопросы с похоронами.

Софи оставалась дома, потому как статья "The Sun" вышла на следующий день после событий у Бартса, и вызвала величайший общественный резонанс: Конан Дойл, водя руками покойной Райли по клавиатуре, все же щедро подарила ей желанную сенсацию — в «Шерлок Холмс. Вся правда» она прописала роман Софи и Шерлока, скрытый за семью печатями и строящийся лишь на догадках. Если бы Холмс мог это прочесть, у него не получилось бы придраться к слогу и аргументации — все-таки, идея принадлежала доктору Конан Дойл, однако он наверняка бы убил ее за такую вольность. Однако теперь, когда его не было, его смерть вызывала у общества еще большую печаль: Софи нарекли «вдовой десятилетия», и они оба стали символом любви, уничтоженной криминальным гением Джима Мориарти. Перечитывая, фактически, собственную статью, Конан Дойл хотела, но, опять-таки, не могла разрыдаться.

Еще никогда на душе не было так пусто. Квартира давила на нее пустыми стенами и завешанными зеркалами, и Софи не раз за эти дни до похорон просыпалась ночью, молясь, что услышит внизу аккорды скрипки. Но дом молчал. Скрипел старыми досками, шуршал обрывками обоев от полуночного ветерка, порождал эхо живущего за его стенами города, однако на лестнице под утро не слышались знакомые шаги, ночную тишину не прерывали выстрелы в гостиной и звон склянок с кухни. Квартира будто бы умерла вместе с ним.

Софи не помнила похорон. По английской традиции, они были 24-го июня, на девятый день после его падения. Было мало народу — только свои, и даже журналисты не потревожили процесс прощания. Единственное, что запомнилось и несколько напрягло Софи — родители Шерлока так на церемонии и не появились. Так у нее родился первый аргумент.

Второй появился через три дня, 27-го июня, когда Конан Дойл первый раз за почти две недели решила убрать в квартире. Протирая пыль, она прошла по всему дому и, на мгновение застыв перед дверью его спальни, все же вошла и туда. Стараясь не особо смотреть по сторонам, она просто проходилась по всем поверхностям тряпкой, пока случайно не задела на комоде какой-то кубок, выглядящий весьма хрупким, и не уронила его на пол. Испуганно проверив его целостность, она, на мгновение задумавшись, открыла первый ящик, собираясь убрать его туда. Когда кубок лег в почти пустой отсек, взгляд доктора Конан Дойл зацепился за бархатную длинную коробку, лежавшую у самого края ящика, будто бы нарочно оставленную так, чтобы на нее обратили внимание. Под ней лежала какая-то бумага и Софи, подумав секунду, наклонилась ближе, чтобы прочесть:

С днем рождения, доктор Соня Конан Дойл.

ШХ

Девушка покачала головой, отгоняя видение, но оно никуда не пропало. Дрогнувшей рукой взяв из ящика коробку, она открыла ее и прерывисто выдохнула.

Внутри была тонкая цепочка с небольшим спаянным с ней кулоном в форме русской буквы «К», полностью обсыпанной мелкими камнями. Аккуратно проведя по украшению пальцем, Софи посмотрела на ювелирную этикетку на нем.

— Платина и бриллианты, — с трудом улыбнулась она. — Ты знал, что я люблю.

Уже выйдя в гостиную, она перед зеркалом надела украшение и пару минут просто смотрела на то, как в камнях переливаются лучи солнца Туманного Альбиона. Софи никогда не отмечала свой день рождения и никогда никому не говорила, когда он, потому как считала его скорее грустным праздником и не любила обращать на него внимание. Однако он знал, когда он, и те факты, что, не поздравив ее в том году, он приготовил для нее подарок в этом, а она нашла его по странному стечению обстоятельств день в день — говорили о том, что все не случайно.

Софи было достаточно этих двух аргументов. Шерлок Холмс не мог умереть.

Тридцатого июня они вместе с миссис Хадсон поехали на кладбище. Зачем? Бог весть.

— Знаешь, Софи, — вдруг сказала домовладелица, когда они стояли у могилы. — Когда я была ребенком, я обожала фильмы с Ширли Темпл, и всегда надеялась, что у меня будет дочь, похожая на нее: кудрявая, остроумная, музыкально одаренная. Я бы обязательно назвала ее Ширли и избаловала бы до безумия, — она помолчала, крепче сжав локоть Софи. — Собственно, она у меня все-таки была.

Конан Дойл вымученно улыбнулась.

— Конечно, миссис Х, — она похлопала даму по руке. — Мечтам свойственно сбываться.

— Хорошо, — дама отвернулась, выдергивая свою руку из ее. — Оставлю вас наедине, чтобы… — всхлипнув, она отошла, выуживая салфетку, чтобы высморкаться.

Софи посмотрела на могилу и тяжело вздохнула. В груди все болезненно давило и сжималось: теперь она знала, что у нее совершенно точно было сердце, потому что ныне оно было разбито на мелкие осколки. Конан Дойл оглянулась и, убедившись, что миссис Хадсон находится вне пределов слышимости, повернулась к надгробию.

— Знаешь, — сказала Софи, глядя на могильную плиту и испытывая неприятное дежавю, — ты как-то сказал мне, что ты не герой, — она горько посмеялась. — Было время, когда мне казалось, что ты и не человек вовсе, но скажу тебе так — ты был… самым лучшим человеком, из всех, что я когда-либо знала, и никто и никогда не убедит меня в том, что ты солгал мне, — она вздохнула. — Одной из первых вещей, которые ты сказал мне при нашем знакомстве, было то, что ты иногда не разговариваешь целыми днями, но после постоянно говорил со мной, даже когда меня не было рядом. Я ценю это, — Софи помолчала, выбирая самые безобидные слова из тех, что на самом деле рвались наружу, а потом пальцем поддела цепочку на своей шее. — И это, кстати, тоже. Спасибо тебе, — она выдохнула. — Я была очень одинока… и многим тебе обязана. Я знаю, что ты не мог умереть, — она нервно рассмеялась. — Ты же чертов Шерлок Холмс, у тебя все просчитано! Я знаю, что здесь лежишь не ты, но тут наверняка есть прослушку, так что, будь добр, восприми то, что я скажу, ибо это важно, — она посмотрела на его имя, тщетно пытаясь представить в отражении на камне его лицо. — Я не знаю, сможешь ли ты вернуться, но, прошу лишь об одном, всего лишь об одном, Шерлок — дай… Дай мне знак. И, пожалуйста, ради всего святого — береги себя и знай, что я тебя жду, — Софи кивнула. — И всегда буду ждать.

Софи отвернулась и твердым шагом пошла прочь от этой бутафорской могилы, всеми силами борясь с желанием оглянуться. Конан Дойл знала, что все всегда заканчивается хорошо, а если все плохо — значит, ещё не конец, и это отчего-то особенно грело душу в этот холодный июньский день. Всю дорогу до выхода из кладбища ее не покидало ощущение, что на нее устремлен взгляд. Его взгляд.

По пути на Бейкер-стрит они с миссис Хадсон не проронили ни слова: каждой из женщин было, о чем подумать, и Софи, ободряюще сжимая руку своей домовладелицы, не глядя, смотрела за сменяющимися за окном пейзажами, проклиная высшие силы за то, что не могла выдавить из себя ни слезинки. Видит бог, сейчас это было ей просто жизненно необходимо.