Хрономот (СИ) - Бодэ Максим. Страница 19
Больше всего хрономотов обитало в Греции. Там бога времени знали под именем Хронос. Под покровительством мудрого Хроноса греки стали высокоразвитым народом. Культура их переживала стремительный взлет. И тогда греки возгордились.
Что это за бог, думали они, если он безлик? Что это за бог, если он так жестоко пожирает людей — поколение за поколением? Он дарует благоденствие, но он несет смерть. Это бог смерти! Имя Хроноса стали связывать с разрушением, старением, болезнями, нищетой, самыми страшными пороками.
И люди сочинили миф, который у всех народов по своей сути одинаков: бог-сын побеждает бога-прародителя. Жизнь побеждает смерть, а бог побеждает время, становясь бессмертным.
Так греческий Зевс побеждает жестокого Хроноса, пожравшего к тому моменту добрую половину своих детей. Поборов Хроноса Зевс воскрешает своих братьев — таким образом, победа юного бога над временем абсолютна. Философская религия времени, приравненная к культу смерти, оказалась не в почете, уступив место культу простоватого Громовержца, метателя молний и большого охотника до земных женщин.
Хрономоты, обиженные таким отношением к себе, невзлюбили эту эпоху, оставив греков на попечение других сущностей — благо желающих получать жертвы всегда хватало. Им больше нравилось время, когда Хронос (которого они справедливо отождествляли со своим народом) был почитаем, потому они не желали расселяться в последующие столетия. Эти годы стали «верхней» границей царства Кронос — царства бога Хроноса, хранителя древних греков и многих других народов. Это отнюдь не означало, что в последующие столетия были совершенно необитаемы — некоторые хрономоты облюбовывали себе «приятные» временные отрезки и долгое время в них обитали. Просто царство Кронос было их любимым местом, а для большинства хрономотов — родиной. Это было их золотое царство.
«Да, странный человек, наверное, был этот Томас Джеральд» — подумалось мне. Что Фер нашел в нем? Философия, альтернативная история, другие миры и выдуманные существа. Я и сам некогда увлекался беллетристикой, только я предпочитал наличие сюжета.
А какую историю можно сложить о существах, движущихся во времени? В их действиях причины перемешиваются со следствиями, а еще они практически бессмертны и ни в чем не нуждаются. Скучно.
Я подумал, что хрономоты глубоко несчастны. Как же, наверное, бедна их жизнь! Отложив книгу в сторону, я отправился на кровать, чтобы еще раз обмозговать все прочитанное и вдуматься во множество парадоксов, который, на мой взгляд, остроумный Томас Джеральд забыл осветить.
Устроившись на подушке, я размышлял над тем, каким образом огромное число этих хрономотов, которые моему скромному воображению представлялись баранками, нанизанными на нить времени, могли свободно двигаться в одномерном измерении, не сталкиваясь друг с другом. Было в этом какое-то противоречие.
Или, например, получалась глупейшая вещь: эти духи времени могли бесконечное число раз изменять свое прошлое, причем не только свое, но и человеческое: например, хрономот в дельфийском храме мог много раз возвращаться в прошлое и давать в день жертвоприношения одному и тому же жрецу различные указания, при этом изменяя будущее. Получался полный бред.
С этой мыслью я незаметно для себя уснул.
Глава 7. Собор
Проснулся я от того, что ощутил чье-то присутствие в комнате. Я открыл глаза и моментально сел на кровати. Что-то случилось. Дверь в номер была распахнута настежь, на пороге стоял высокий широкоплечий мужчина в идеальном черном костюме. Мне в глаза бросились мягкие черты узкого лица, тонкие губы, правильный нос и живой проницательный взгляд. Очень проницательный. И еще я заметил, что мужчина держал в руке маленький черный чемодан.
— Сеньор Кехт? — уточнил я, вспоминая имя, произнесенное Фером.
— Да, — улыбнулся незнакомец (кстати, он говорил с иностранным акцентом), — а ты, должно быть, Гильермо. Позволишь войти?
Вопрос был явно риторический.
— Прошу, — ответил я, отчаянно вспоминая, как я мог оставить дверь в номер открытой. Я точно помнил, как закрывал ее на ключ.
Получив разрешение, незнакомец не спеша прошел в комнату и остановился у постели Фера.
Диан Кехт понравился мне с первого взгляда. Высокий и подтянутый, он явно был не молод, о чем свидетельствовало лицо, на котором залегли глубокие морщины, В коротко остриженных волосах мужчины поблескивала проседь, из чего я сделал вывод, что ему за пятьдесят. Вместе с тем, несмотря на очевидный возраст, двигался он легко и проворно. Чем-то он мне напомнил Шона Коннери из фильмов про Джеймса Бонда.
— Ух ты, Фера хорошо отделали, — заметил Диан Кехт, — мне потребуется несколько минут тишины, чтобы оказать помощь.
Я кивнул, несколько озадаченный такой самоуверенной прямотой со стороны незнакомого человека. Я покорно сел на кровать, наблюдая за действиями сеньора Диана. А тот сел на край кровати рядом с Фером и взял его за руку. После этого внимательно осмотрел плечо и след раны на боку.
Потом он положил правую руку на плечо Фера, полностью накрыв рану ладонью. Так он сидел довольно долго, а по лицу его в это время блуждала лукавая улыбка. Иногда сеньор Диан искоса поглядывал на меня. Когда он отнял ладонь от плеча Фера, и я поразился: от раны не осталось и следа. И аккуратное отверстие, куда пуля вошла, и рваная рана, откуда она вышла — все затянулось, как будто ничего вообще не случилось. А еще мне показалось, что ладони сеньора Диана излучают бледное зеленоватое сияние. Но это, наверно, был полный бред, вызванный обыкновенным переутомлением. Хоть я и проспал черт знает сколько, а все еще чувствовал себя, как после экзамена, предваренного бессонной ночью.
— Я вижу, Гил, ты уже поработал над раной, — удовлетворенно заметил Кехт, изучая след пули на боку Фера.
— Да, мне пришлось оказать посильную помощь, — слабо улыбнулся я, — мне удалось раздобыть немного перекиси водорода, чтобы продезинфицировать рану.
— А пулю, ты, судя по всему, вытащил простым пинцетом, — сказал Кехт, — закрывая глаза и кладя сразу обе руки на бок Фера, — ее там нет, это я прекрасно вижу, думаю, она в левом кармане твоих брюк… Ну да ладно, главное, что ты все сделал правильно. И рану стянул отлично для первого раза. Но в капиллярах, если честно, ты оставил после себя огромную путаницу, и над пайкой еще надо поработать.
Наверное, я слегка покраснел. Я почувствовал себя очень глупо от того, что привычно соврал про свои способности. Судя по всему, Кехт прекрасно все понимал.
— Фер! — тихо позвал Кехт. Мой напарник по-прежнему неподвижно лежал на кровати, — вот гад, ушел в медитацию, — подмигнул он мне.
С этими словами он неожиданно хлопнул Фера по щеке сильным хлещущим ударом. Звук получился погромче, чем от ружейного выстрела. Это произвело потрясающий эффект: детектив рывком сел на кровати, выпучив глаза и хватая воздух ртом. Кехт, слегка откинувшись назад, сидел спокойно, как будто не при делах. Можно было подумать, он удивлен не меньше меня.
— Вы! — выдохнул Фер, хватаясь за только что излеченное плечо, — Как же я рад вам, Диан!
Они эмоционально пожали друг другу руки, причем я видел, что мой новый знакомый рад не меньше Фера.
— Диан, — воскликнул Фер, — вы, наверное, еще не знакомы с моим товарищем.
— Гильермо Ромеро, — улыбнулся Кехт, переглядываясь со мной, — начинающий практик телекинеза и телехирург. Предлагаю отметить нашу встречу.
Через полчаса мы втроем сидели в кафе (ну, если честно, не в самом ближайшем: мы успели проехать мимо двух подобных заведений, и каждый раз Кехт отрицательно качал головой).
До кафе мы добрались на машине Фера. За рулем сидел Кехт, потому что мой напарник все-таки еще был слаб. Фер решительно разлегся на заднем диване, а я сел вперед, рядом с новым знакомым. В дороге Кехт сразу начал давать мне указания.
— Когда лечишь мыслью, Гил, — начал Кехт, словно поясняя собственное недавно совершенное чудо, — необходимо положительно настроиться. Надо обязательно думать, что этот человек дорог тебе и ты готов пожертвовать ради него частью своей силы. Тогда лечение становится во много раз эффективнее и тратит на морядок меньше энергии. И старайся поменьше внимания уделять визуальному контакту: лучше вести энергию через руки. Это намного легче и не требует такой концентрации.