Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 101

У французской делегации сложилось мнение, что дуче играет в Мюнхене первую скрипку, но более проницательные англичане отметили другое: Муссолини явно опасался срыва встречи, очень нервничал и вел себя с Гитлером почти подобострастно.

К часу ночи 30 сентября после уточнения деталей соглашение было подписано. Чемберлену и Даладье предстояла трудная задача – сообщить присутствующим в Мюнхене, но не допущенным на конференцию, представителям Чехословакии об итогах переговоров между великими державами. Выбор у чехословаков был невелик – противостоять немцам или согласиться в десятидневный срок передать Германии спорную Судетскую область. В первом случае Чехословакии придется воевать без поддержки Англии и Франции, но если Прага выполнит решение Мюнхенской конференции, то Лондон и Париж гарантируют ее новые границы. После недолгих колебаний чехословацкое правительство решило принять эти условия.

Все было кончено. Хотя Чемберлена и встречали в Англии как человека, спасшего Европу от войны, в действительности англо-французский альянс потерпел унизительное дипломатическое поражение, а Чехословакия определенно шла ко дну. Обсудить венгерские и польские территориальные претензии решили на следующей конференции, но отчаявшееся чехословацкое правительство предпочло уступить спорные области немедленно, без каких-либо переговоров согласившись на требования Варшавы и Будапешта. Будущее Чехословакии представлялось весьма удручающим – словаки почти открыто взяли курс на отделение, да и положение в самой Чехии оставалось крайне нестабильным.

Гитлер, вполне оценивший нежелание Лондона и Парижа прибегать к помощи Советского Союза, скрепя сердце подарил Чехословакии еще полгода существования. Несмотря на несомненный успех германской дипломатии, фюрер испытывал досаду из-за упущенной возможности разрешить все одним ударом – наблюдая за поведением руководителей ведущих западноевропейских стран, он пришел к выводу, что англичане и французы не станут воевать ни за одного из своих европейских союзников. Спустя годы Гитлер переосмыслит итоги Мюнхена: в 1945 году он назовет свое согласие на проведение переговоров величайшей ошибкой, помешавшей Германии начать войну уже в 1938-м и разгромить всех своих противников в Европе до того момента, когда США решились бы бросить свою мощь на весы войны. Трудно согласиться с подобными умозаключениями, скорее Гитлер, уже стоя на пороге смерти, попросту пытался оправдаться за проигранную войну, возлагая вину на Муссолини, якобы сорвавшего своим посредничеством планы фюрера.

А в 1938-м дуче был чрезвычайно доволен успехом «своей» конференции – по его словам, никогда еще Италия не играла такой выдающейся роли в мировой политике. Мюнхенцы горячо приветствовали Муссолини, не менее восторженный прием ожидал его в Италии, да и во всей Европе царила приподнятая атмосфера – за исключением Франции и Чехословакии. Французы, конечно, радовались тому, что войны удалось избежать, но в отличие от своих островных соседей не обманывались насчет чемберленовского мира «нашему поколению».

…

В Риме Виктор Эммануил сообщил Муссолини, что весьма доволен ролью, которую тот сыграл на конференции. Но к этому моменту дуче начал уставать от охвативших страну «пацифистских настроений» – диктатор был разочарован слишком уж явственно обозначившейся у итальянцев радостью в мирном исходе кризиса. А Корсика? А Ницца? Разве они уже возвращены Италии? В то время как Лондон и Париж наконец-то признали императорский статус итальянского короля, надеясь тем улучшить свои отношения с Италией, фашисты снова затрубили в рог войны.

Перегруженные агрессивной риторикой статьи были поддержаны массовыми демонстрациями, получившими широкое освещение в прессе, на радио и в кинохронике. Десятки тысяч итальянцев вышли на улицы, требуя от французов вернуть не только Корсику и Ниццу, но и передать Италии Тунис. По приказу дуче во французское и английское посольства регулярно отправляли анонимные письма с угрозами и оскорблениями. В разгар этой тщательно срежиссированной кампании французский посол получил приглашение явиться в Палату фасций и корпораций, чтобы послушать выступление Чиано, но в действительности его ожидало «спонтанное проявление чувств» итальянских законодателей. Неоднократно прерывая выступление министра, депутаты выкрикивали те же самые требования, что и демонстранты на улицах.

Все это должно было свидетельствовать о боевом настрое нации, к которому, по словам Муссолини, итальянское правительство не имеет ни малейшего отношения. Дуче явно находился под впечатлением от внешнеполитических маневров Гитлера, но в последний момент все же не стал официально предъявлять французам территориальные претензии – время, решил дуче, еще не настало. Планы в отношении швейцарского кантона Тичино тоже были отложены.

Однако стране следовало привыкать к мысли о неизбежности войны. «В Италии все должно быть милитаризировано», – потребовал Муссолини, пообещавший после окончательной победы в Испании подыскать своим вооруженным силам новое применение.

В январе 1939-го Италию посетил Чемберлен, все еще надеявшийся на возрождение англо-итальянских отношений, столь дружественных в прошлые годы. Муссолини, пригласивший британского премьер-министра, в свою очередь рассчитывал бросить пробный шар, надеясь добиться от Лондона «понимания» итальянских претензий на Корсику и Ниццу.

В результате столь противоречивых намерений сторон визит островных гостей не вызвал у дуче ничего, кроме презрения. Чемберлен разглагольствовал о мире в Европе, абсолютно не желая поддерживать Италию в ее разногласиях с французами, а его чопорные манеры и напыщенные фразы ужасно раздражали Муссолини. В свою очередь, очередное милитаристское шоу, устроенное хозяевами встречи, не вызвало у британской делегации ни малейших симпатий к фашистам: вид марширующих с деревянными ружьями детишек был для них не менее жалок, нежели итальянская пародия на немецкий «гусиный шаг». Встреча закончилась ничем – премьер-министр увез домой лишь добрые пожелания «синьора Муссолини», а дуче вновь поднял тему вырождения английской нации, руководимой ныне такими людьми, как Чемберлен.

К этому времени итальянские дипломатические маневры в отношениях с Лондоном носили уже исключительно тактический характер – намерение Муссолини уничтожить «двухсотлетнее английское господство на Средиземноморье» неизбежно приводило к прямому противостоянию с Великобританией. Дуче собирался не только захватить Мальту и Гибралтар, но и «освободить» Египет, а в 1939 году заговорил уже о необходимости распространения итальянской колониальной империи на Индийский океан. При этом Муссолини понимал, что реализация его грандиозных планов немыслима без войны, которую он собирался начать вместе с немцами в наиболее удобный для держав Оси момент.

Итальянский диктатор «планировал историю», совершенно не учитывая возможных действий своих противников – проявленная в 1936–1938 гг. «слабость воли» англо-французов была воспринята им как постоянный и неизменный фактор международной политики. Демократии, насмешливо сказал он, неспособны защищать себя, они могут лишь «плакать и платить».

Поэтому, когда в марте 1939-го Гитлер молниеносно захватил Чехию (воспользовавшись отделением Словакии в качестве предлога для оккупации «развалившегося государства») и заставил Литву передать город Мемель, до 1918 года принадлежавший Германии, Муссолини не заметил того, что Рубикон, отделявший вынужденную уступчивость англичан от осознания неизбежности противостояния нацистам, был перейден. Его раздосадовало лишь то, что фюрер не удосужился заранее поставить итальянцев в известность о своих планах, но грубая решительность, с которой действовал Гитлер, очень импонировала дуче. Так и надо поступать, так всегда будет поступать и он. Диктатора ничуть не смутил тот факт, что своими действиями фюрер нарушил Мюнхенское соглашение, подписанное не только Даладье и Чемберленом, но и самим Муссолини.

Весной 1939 года фашистская Италия отпраздновала победу националистов в Испании. «Добровольцы» Муссолини понесли на Иберийском полуострове немалые потери, но дуче мог гордиться тем, что его легионы участвовали в разгроме испанских «красных». Муссолини считал победу Франко своим личным успехом – гражданская война в Испании стала ареной противостояния между фашистами и коммунистами, противостояния, закончившегося полным поражением последних. Его не слишком волновали и высокая цена, уплаченная Италией за этот триумф, и отсутствие видимых политических результатов. Республиканское правительство испанских коммунистов прекратило свое существование, но Италия не сумела ни закрепить свое влияние в Испании, ни даже заручиться безусловной поддержкой осторожного каудильо Франко в грядущей войне с европейскими демократиями. Тысячи грузовиков, отправленных на помощь националистам, намного больше пригодились бы итальянской армии, истратившей на эту кампанию значительную часть имевшихся запасов военного снаряжения.