Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 50

Если итальянским либералам XIX века средневековый период истории их страны представлялся чередой междоусобиц, убийств и мракобесия, а цезаристское прошлое воспринималось через призму его английской трактовки – как коррупционное и бездарно потерявшее империю; если Савойской династии все это древнее величие, не имевшее прямого отношения к процессу «поедания Италии, как артишока», было безразлично; если левые интересовались только «освободительной борьбой угнетенных масс», то фашисты почти с самого начала своей деятельности идеологически застолбили за собой мощь древнеримских легионов – и не прогадали. Это было полезным уроком для всех – избиратели любят оптимистов, а не нытиков. Итальянцы с удовольствием узнавали, что они «нация великих людей» с такой же великой историей.

Муссолини спешил подать народу личный пример – пилотировал новейшие самолеты, сражался на шпагах, как опытный фехтовальщик, участвовал в заплывах и объезжал норовистых скакунов. «Первый во всем», дуче приучал итальянцев к выдвинутому партией лозунгу «Живите опасно!» Когда же с начала 30-х годов в мире запахло порохом, это сразу же нашло отражение в облике самого дуче, с той поры редко появлявшегося на людях не в военной форме. Вслед за Муссолини милитаризировалась и пропаганда, тиражируя образ «нового итальянца» – с квадратным подбородком, широкими плечами и бычьей шеей.

Разумеется, одной только эксплуатации античного периода было недостаточно, поэтому фашистская пропаганда не замедлила перебросить мостики из прошлого в настоящее: и вот уже в единое королевство Италию объединили не либеральные правительства XIX века, а «протофашисты», такие же революционеры, как и сам дуче. «Красная тысяча» добровольцев Гарибальди превратилась в легионы чернорубашечников, а отвергавший вождизм либерал и республиканец Джузеппе Мадзини стал объектом поклонения для фашистской пропаганды. И – о конечно! – оказалось, что все величайшие изобретения за всю историю человечества сделаны итальянцами. Мало было того, что на полуострове творили такие истинные гении, как Микеланджело или да Винчи, необходимо было еще «убедительно доказать», что Шекспир – не англичанин, но итальянец, а немец Кох использовал в своих открытиях «итальянский приоритет». В дальнейшем, во избежание подобных интеллектуальных краж, дуче запретит свободные контакты итальянских ученых с их иностранными коллегами – отбор «политически надежных» кандидатур для поездки за границу станет партийной прерогативой.

Агитационная трактовка истории отвечала духу итальянского народа, любившего все театрализованное, помпезное, великолепное и яркое, как венецианский карнавал. Сценки из прошлой истории, с непременными отсылками к сегодняшней «великой эпохе», мелькали тут и там – на радио и в газетах, в кино и театрах, во время парадных шествий и в повседневной атрибутике: синтез блистательного прошлого с лучезарным будущим, как писали тогда.

К середине 30-х, когда Италия стала империей, «историческая» пропаганда достигла своего апогея, после чего началось резкое падение ее агитационной эффективности, вызванное ухудшением социально-экономического положения населения и неудачами во Второй мировой войне.

Другим направлением для пропаганды выступало само фашистское государство, противопоставлявшееся и прежней итальянской «либеральной монархии», и «буржуазным плутократиям» Великобритании и Франции, и сталинскому режиму СССР. Интересно, что в отличие от последнего, до 1943 года приоритет в пропаганде сознательно отдавали не фашистской партии, а государству. Именно интересы последнего подавались как мерило всего – Муссолини выразил такой подход словами «фашизм для Италии, а не Италия для фашизма». Итальянцам, по мнению дуче, недоставало именно преклонения перед государством, перед его мощью, проявившейся благодаря фашизму.

Поэтому неудивительно, что пропаганда считала партию еще одним средством «реализации величия итальянского народа», наряду с армией или военно-морским флотом. Образно говоря, чернорубашечникам предоставлялась честь стоять в первой шеренге защитников государства, которое одно только и выступало в качестве самодовлеющей ценности: «Всё в государстве, ничего против государства и ничего вне государства».

Однако главным объектом для фашистской пропаганды стало все-таки не государство, а Муссолини, чей культ к середине 30-х приобрел уже откровенно гротескные черты.

Размах никогда не прекращавшейся кампании славословий в адрес дуче и та ключевая роль, которую он играл, позволяют некоторым исследователям утверждать, что Муссолини в действительности фашистом не являлся, а всего лишь умело использовал чужие идеи и в конечном счете сделал себя символом и вождем «Национальной фашистской партии», на деле стремясь лишь к личной власти. Сторонники подобной точки зрения называют режим, утвердившийся в Италии между 1922 и 1926 годом, «муссолинизмом» и сравнивают его с существовавшими в тот же период времени латиноамериканскими диктатурами.

Со столь радикальным утверждением трудно согласиться хотя бы потому, что Муссолини не использовал собственное положение для личного обогащения и очень часто предпринимал рискованные шаги, чреватые многими опасностями для режима в целом, но в представлении дуче необходимые для будущего Италии. Все это никак не вяжется с карикатурным образом озабоченного лишь собственным благополучием диктатора «банановой страны».

Вместе с тем нельзя отрицать, что фашистская пропаганда буквально за несколько лет превратила Муссолини из человека в мифический персонаж – культ личности дуче (или ДУЧЕ – со второй половины 20-х гг. это слово набиралось в газетах заглавными буквами) стал одной из визитных карточек фашистского режима. «Будьте горды тем, что живете в эпоху Муссолини!» – этот лозунг печатался в газетах и на плакатах, звучал по радио и в кинохронике.

Российский эмигрант, писатель и публицист Марк Алданов так писал об этом:

«Существует книга, в которой Тито Весло проводит параллель между Муссолини и Юлием Цезарем. Еще одна, за авторством Эмилио Бальбо и Филиппо Специале, сравнивает Дуче и Августа. Другие подобные книги уподобляют его Наполеону, Бисмарку и Папе Сиксту V. В философской сфере было опубликовано две работы: «Фридрих Ницше и Дуче» и «Бенито Муссолини и Лев Толстой». Существуют книги про Муссолини-летчика, Муссолини-музыканта, Муссолини-художника. Эллвангер, наконец, написал филологическую работу о языке Дуче. Существует книга о человечности Муссолини, которая, по мнению автора, равна гитлеровской. Наконец, высоконаучное исследование Бонифацио Грандилло ясно показало, что появление дуче было предсказано Данте и Ионном Богословом и что его имя таинственно связано с великим мистическим числом 9: Муссолини – 9 букв, Предаппио (его родина) – 9 букв, Дуче Бенито Муссолини – 9 гласных.

Муссолини… хочет быть предсказанным в Писании, быть отмеченным судьбой и рассматриваться на равных основаниях с Цезарем и Августом. Более того, исходя из идеи абсолютного тождества, один из вышеупомянутых авторов заканчивает свою книгу следующим выводом: «Человек, который сейчас направляет судьбы Италии, гораздо больше, чем Август».

В предисловии к своей письменной биографии он сказал мадам Сарфатти: «…Я ненавижу тех, кто воспринимает меня как предмет своих трудов и выступлений, относятся ли они ко мне правильно или неправильно, всех их я ненавижу одинаково». Это, пожалуй, самый наглый выпад против истины, который он когда-либо произносил. Бюджет на личную рекламу у него, кажется, большой.

Вместе с Троцким Муссолини, пожалуй, самый зрелищный человек нашего времени. Оба этих эгоцентрика, довольно сильно отличавшиеся во всем остальном, проводили свою жизнь перед зеркалом истории. Тем не менее это зеркало начинает становиться очень недружелюбно к фигуре дуче. Его наполеоновская маска такой же совершенный прием, как котелок или походка Чарли Чаплина. Это, пожалуй, единственная комическая сторона разворачивающейся сейчас великой мировой трагедии, которая в итоге бог знает как закончится.