Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 71

Между тем весной 1936 года в эфиопской столице нарастала анархия. Павший духом император еще раз попытался найти поддержку во французском и английском посольствах, но, как и прежде, – безуспешно. Заполонившие город воины разбитой армии смешались с местным населением и то требовали вести их в бой, то принимались грабить соплеменников. Дурной пример заразителен, и вскоре войска гарнизона с удовольствием приняли участие в мародерстве и грабежах. После того как совещание с сохранившими верность расами не привело ни к чему конкретному, а известия о быстро приближающихся войсках Бадольо достигли дворца, Хайле Селассие принял решение покинуть страну. Он улетел на одном из уцелевших самолетов эфиопских ВВС – за штурвалом императорского самолета сидел Михаил Бабичефф, командующий воздушным флотом Эфиопии. Итальянцы, в принципе, имевшие возможность воспрепятствовать этому перелету, все-таки позволили императору бежать: Муссолини не хотел создавать мученика и помнил добрые отношения, сложившиеся когда-то между ним и наследным принцем Эфиопии.

В начале мая войска маршала Бадольо вошли в Аддис-Абебу. Забавно, что итальянцев немного опередили колониальные части, первыми оказавшиеся в пригороде эфиопской столицы. Об этом, разумеется, не распространялись – несмотря на сильный дождь, маршал Бадольо устроил себе настоящий триумф: как и задумывалось, конным въехав в город в сопровождении своих офицеров. Многие горожане искренне приветствовали итальянцев, справедливо надеясь, что новые власти прекратят все еще продолжавшиеся вспышки грабежей и погромов. Добравшись до разграбленного здания итальянского посольства, Бадольо дождался поднятия национального флага и воскликнул: «Мы сделали это! Мы победили!» Вечером того же дня долгожданная новость о взятии вражеской столицы достигла Италии, улицы которой заполнились ликующими жителями. Знакомые, повстречавшись на улице, первым делом торжествующе спрашивали друг друга: «Чья теперь Абиссиния?» и дружно отвечали – «Наша!» Это стало характерной приметой тех месяцев.

Муссолини тоже торжествовал, да так, как никогда еще в своей карьере государственного деятеля. Сбылась его заветная мечта – организовать, провести и выиграть настоящую большую войну. И Италия справилась сама, одна выстояв против всего мира!

Об этом дуче объявил 9 мая 1936 года. Выступая в Риме перед огромной толпой, Муссолини провозгласил о создании империи. Сотни тысяч римлян, внимавших каждому слову Муссолини, неистово рукоплескали – это был день их общей победы. Дуче напомнил согражданам о причинах и целях закончившегося похода:

«Солдаты, моряки и летчики! Чернорубашечники революции и легионов! Мужчины и женщины Итальянского королевства! Слушайте и радуйтесь! Спустя 15 веков великая Римская империя возродилась на римских холмах! Мы воссоздали «римский мир» в XX веке! Истина заключается в простом, окончательном и необратимом факте: Абиссиния отныне и навсегда принадлежит Италии, вновь ставшей тем, чем она была во времена Юлия Цезаря, Октавиана Августа и Вергилия. Наши доблестные незабвенные герои, павшие в неравной, жестокой схватке с коварным врагом в далеком 1896 году, теперь наконец-то отмщены сполна!» Виктор Эммануил III, узнавший о том, что отныне он поднялся на один уровень с британскими монархами, расчувствовавшись, сказал, что «прощает Муссолини все» – ведь дуче сделал своего короля императором! За «подготовку, руководство и победу в самой крупной колониальной войне, какую знает история» король наградил своего премьера высшим военным орденом королевства. Не был забыт и бравый маршал Бадольо, получивший наследный титул герцога Аддис-Абебы. Итальянская армия и фашистская милиция украсились новыми орденами и медалями.

Скептики вновь оказались посрамлены – на карте мира появилась огромная Итальянская Восточная Африка. И не на простой карте. По распоряжению дуче Рим украсили пять больших мозаичных карт, четыре из которых свидетельствовали о территориальном расширении Древнего Рима, а пятая – изображала новую империю, включавшую в себя Эфиопию. Преемственность была налицо, но пройдет совсем немного времени, и уставшие от фанфар итальянцы начнут вышучивать претенциозность собственной пропаганды. Чем «старая» Римская империя отличается от «новой»? – таинственно улыбаясь, спрашивали остряки друг друга. И стараясь говорить негромко, отвечали – старая включала в себя все Средиземноморье, а также множество других земель – кроме Абиссинии… наша же состоит из одной только Абиссинии. Но это случится позже, а весной 1936 года вся Италия не скрывала своего упоения успехом.

Спустя несколько месяцев дуче подарил итальянцам еще одну победу – «санкционный мир», заявил он, выбросил белый флаг. Это было правдой – в июле 1936 года все запреты на торговлю с Италией были официально сняты Лигой Наций. И первую скрипку в этом сыграло британское правительство. Англичане, равно как и озабоченные гитлеровской ревизией Версаля французы, и без того шли «в бой» без особой охоты, теперь же они и вовсе поспешили свернуть противостояние, сославшись на бессмысленность дальнейшего продления действий санкций. Лондон поспешил вывести из Средиземноморья «лишние» боевые суда, отправленные туда в разгар кризиса. Эфиопия ведь уже покорена, так зачем же антагонизировать Италию дальше? Английские и французские дипломаты заблуждались – Муссолини не оценил их уступчивости, не вошел в положение «демократических политиков», вынужденных маневрировать перед собственным общественным мнением, оппозицией, избирателями. Зато он вполне оценил и «слабость Запада», и неискренность англо-французской дипломатии, сперва молчаливо признавшей его право напасть на Эфиопию, но лишь для того, чтобы умыть руки и поддержать санкции Лиги Наций, прикрывшись малыми государствами вроде Чехословакии. Для лидера фашизма эти события стали рубежом, окончательно отделившим его от прежних союзников по Мировой войне. Не случайно вступление Италии во Вторую мировую войну Муссолини будет подавать народу именно как расплату за действия англо-французов в ходе итало-эфиопской войны.

Победа в этой войне стоила Италии многих жизней. Пропаганда говорила о сотнях погибших итальянцев, но в действительности человеческие потери были намного выше: от 6 до 10 тысяч убитых или умерших от болезней, больше 40 тысяч раненых или выбывших из строя. Туземные подразделения, устойчивые к родному для них знойному климату, потеряли не более 5 тысяч человек. В последующие годы общие потери будут только увеличиваться: за ревом репродукторов, возвещающих о завершении «Марша железной воли» и падении вражеской столицы, как-то позабылось, что к весне 1936 года итальянцы контролировали меньше половины территории Эфиопии. Совсем скоро стало очевидным, что полная военная оккупация этой страны являлась задачей, для решения которой понадобились бы долгосрочные и дорогостоящие усилия. Еще до вступления во Вторую мировую войну Муссолини потеряет в своей новой колонии почти 10 тысяч человек, и в десятки раз больше будет раненых или заболевших. С итальянской армией случилось то же, что когда-то с солдатами императора Наполеона I, оказавшимися в оккупированной, но не примирившейся Испании, – они тысячами умирали от болезней, неспособные переносить непривычный климат и тяготы службы. Партизанское движение по большей части обернулось булавочными уколами, но сама попытка удержать Эфиопию обходилась очень дорого.

Большой поклонник Наполеона Бонапарта, Муссолини о таких аналогиях не задумывался, предпочитая верить лживым донесениям маршала Бадольо, бодро рапортовавшего о незначительных жертвах в боях с эфиопами, умолчивая об остальных потерях. «Война – это жизнь», – заявил тогда дуче, напомнив слушателям о причинах падения «старой империи», которую-де погубил пацифизм. Это абсолютно не соответствовало действительности, но кто осмелится спорить с победителем? Никогда еще Бенито Муссолини не выглядел столь величественно, столь значительно на мировой сцене – это было его подлинное торжество, еще не омраченное нападками врагов. Умри он тогда, летом 1936 года, и в учебниках истории осталась бы фигура гениального (пусть и деспотичного) итальянца, сумевшего ловко провести и демократических политиков Западной Европы, и национал-социалистического фюрера, и «советских мудрецов» из Москвы. Биографы такого «укороченного дуче» наверняка сокрушались бы о ранней смерти Муссолини, смерти, из-за которой Италия лишилась многих возможностей.