Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 70

Подобное утверждение действительно являлось бы ложным, но правда и то, что газ немало облегчил продвижение итальянской военной машины. Несмотря на то что масштабы этой химической войны не достигали размаха событий 1914–1918 гг., последствия применения химического оружия трудно было переоценить. С эфиопскими солдатами произошло примерно то же самое, что когда-то испытала на Восточном фронте Мировой войны российская армия – не имея надежды укрыться от поражающих все вокруг газов, войско императора сломалось психологически. Имея чрезвычайно удобную для обороны гористую местность, эфиопы не могли ею воспользоваться – итальянцы попросту бомбардировали окрестности, делая их непригодными для размещения войск. Итальянцам, также не имевшим средств защиты от газов, незачем было лезть в горы, а на равнинах же у эфиопов и без того не было шансов.

Возможно, фосфорные и термитные бомбы, бомбы с ипритом и люизитом нанесли африканцам не столь большой урон, как это утверждалось позднее, но нет сомнений в том, что эффект от их применения был огромен, равно как и в том, что благодаря этому итальянцы значительно ускорили процесс покорения Эфиопии. В глазах Муссолини химическое оружие вполне себя оправдало: помимо чисто военного аспекта оно служило удовлетворению его чувства мести за «варварские насилия» над итальянскими пленными. В конце концов, Италия была не первой страной, активно применявшей авиацию против «дикарей» – кивок в сторону Британской империи; не итальянцы первыми использовали газовое оружие «по площадям» – в 1921 году советский полководец Тухачевский приказал обстреливать укрывавшихся в лесах крестьян снарядами с отравляющими веществами, а немногим позже авиабомбы с ипритом использовали французы против марокканских повстанцев. Правда, после тех событий химическое оружие было запрещено, но к таким «формальностям» дуче всегда испытывал лишь презрение.

В конце концов, убедил он себя, и общественное мнение Европы, и осуждение Лиги Наций не более чем пустяки. Если ему и приходилось отрицать применение химического оружия, то вовсе не из страха потерять симпатии Запада. Пусть они ненавидят его, пусть они боятся новой Италии, а секретность тут пойдет лишь на пользу, приумножая страхи перед итальянским оружием.

Весной 1936 года итальянские войска возобновили свое продвижение по Эфиопии. Газеты вновь украсились снимками молодых пехотинцев, танкистов, пилотов и моряков. Старшие сыновья Муссолини опять были в центре внимания – рассказы Витторио о красиво разбросанных после взрыва его бомбы эфиопах напечатала вся итальянская пресса. Муссолини-младший называл эту воздушную войну «великолепным спортом». Впоследствии итальянцам представится возможность посмотреть на этот вопрос под другим углом – не сверху, а снизу.

Тот факт, что сын диктатора участвовал в регулярных авианалетах на госпитали Красного Креста, широкой публике в Италии известен не был. Но если бы и был, то что с того? Красный Крест помогает «эфиопским варварам», а потому заслуживает такого отношения – так, причем абсолютно искренне, ответило бы большинство итальянцев. Никто и не вспоминал о том, что основатель Красного Креста швейцарец Анри Дюнан принял решение создать первую в истории международную организацию для помощи пострадавшим в ходе боевых действий после увиденного им сражения при Сольферино, проложившего путь к объединению Италии. Его, человека, далекого от медицины, потрясло зрелище десятков тысяч раненых солдат, беспомощно лежавших на поле боя. О подобных вещах фашистская пропаганда говорить не желала. Разве англо-французы не поддерживают этих презренных дикарей, затягивая тем войну и обрекая простых людей на лишения? Кинохроника демонстрировала принадлежащие французам здания в захваченных эфиопских городах, пропагандисты разглагольствовали о десятках тысяч европейских наемников и военных советников – якобы единственном серьезном противнике в этой кампании.

Это, разумеется, была ложь. Даже в последних весенних боях 1936 года эфиопы часто переходили в контратаки, действуя если и не умело, то очень храбро. Маршал Бадольо отдал им должное (это лишь оттеняло полководческое мастерство благородного победителя) – императорская гвардия, писал он, «шла на наши позиции, стремительно приближаясь и хорошо используя особенности местности, продемонстрировав сплоченность и замечательный уровень подготовки в сочетании с превосходным презрением к опасности».

К несчастью для Эфиопии, в ее армии почти не было частей, равных императорской гвардии по боеспособности. В ряде сражений февраля-марта 1936 года итальянцам удалось окончательно разгромить уже обескровленные неудачными зимними боями эфиопские войска и открыть себе дорогу к вражеской столице. Успех был несколько подпорчен тем, что фашистские милиционеры так и не сумели показать себя в боях – вся слава досталась армейским подразделениям, колониальной ливийской дивизии и авиации, превратившей отступление эфиопов в разгром. Но зато теперь между передовыми итальянскими частями и Аддис-Абебой были только три сотни километров – и ни одного боеспособного эфиопского отряда. Армия императора таяла на глазах, его личный автомобиль был захвачен вместе со штабной радиостанцией. Последнее, в общем-то, было не такой уж хорошей новостью для фашистского командования – в течение всей войны итальянцы свободно прослушивали редкие (но очень важные) радиопереговоры противника, каждый раз предвосхищая принятые в императорской ставке решения. Но теперь в этом уже не было нужды, и Бадольо мог позволить себе закончить кампанию при помощи безопасного, но эффектного жеста.

Таким жестом и стал «Марш железной воли», организованный маршалом с явной оглядкой на знаменитый «марш на Рим». Почти две тысячи автомашин стали основной движущей силой этого маневра, наглядно продемонстрировавшего возросшие возможности итальянской армии. Благо, главными противниками Бадольо в этом десятидневном броске стали плохая погода и отвратительные дороги. Заранее уверенный в конечном исходе командующий почти полностью отказался от применения танкеток (они только обременили бы итальянцев в походе), но зато прихватил две сотни лошадей, необходимых его офицерам для торжественного въезда в Аддис-Абебу. Два десятка транспортных самолетов ежедневно выбрасывали над наступающими войсковыми колоннами «парашютистов» – овец и быков, немало разнообразивших армейский рацион.

В преддверии окончательной победы итальянская пропаганда сделала незаметный, но важный поворот. Первоначально солдаты королевства выступали в качестве освободителей, теперь же они стали носителями имперской идеи и даже расового превосходства. В связи с этим очень популярная тогда песня Faccetta nera («Черная мордашка») стала почти идеологически вредной. И в самом деле, текст, написанный Ренато Микели (автором замечательной музыки был Марио Руккьоне), явно не вписывался в новую фашистскую концепцию.

Муссолини приказал наказывать любого бойца, уличенного в связях с черной женщиной, и прекратить все разговоры об освободительной миссии. Эфиопия – не более чем колониальное пространство, а вовсе не страна, пусть даже отсталая и рабовладельческая. Офицерам было приказано строго воспрепятствовать распространению в войсках «чернокожей порнографии» – многочисленных фотокарточек и рисунков с негритянками. Увы, итальянское командование эту кампанию проиграло.