Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 74

Какая ирония – Вена, веками руководившая внешней и внутренней политикой многочисленных итальянских государств, следовала отныне в фарватере римской политики. Военные обеих стран проводили «технические консультации» с единственной целью – не допустить захвата Австрии германскими войсками. По распоряжению Муссолини итальянцы начали снабжать оружием австрийские вооруженные силы, нисколько не озабочиваясь положениями Сен-Жерменского договора, ограничивающего военную мощь Австрии. Военные маневры и парады австрийской армии отныне не обходились без итальянских танкеток.

Гитлер, в это время только осваивающий роль государственного деятеля, отреагировал на все эти события в «партийном стиле». Негласно поддерживаемые Германией австрийские нацисты устроили в своей стране что-то вроде «ползучего восстания», нападая на чиновников и разрушая инфраструктуру. К лету 1934 года ситуация в Австрии находилась в центре европейского внимания. Позиции Италии оказались под угрозой.

Между тем немецкие консерваторы и правые, пока еще остававшиеся у власти в Третьем рейхе, продолжали надеяться найти в Гитлере «своего дуче». Они разделяли стремление фюрера поскорее отправиться с визитом в Италию, но совсем по другим причинам. Если Гитлер рассчитывал наладить личные контакты с «самым великим из итальянцев», то немецкие дипломаты хотели отрезвить своего канцлера.

Встреча с Муссолини, считали они, будет подобна ушату холодной воды. Слишком много опасных «инициатив» предпринял Гитлер в 1933–34 гг., его необходимо было урезонить. Фюрер должен одернуть своих штурмовиков из СА, шумно требовавших «второй революции». И кто в Европе лучше справится с этой задачей, кроме итальянского диктатора? Пускай он спустит «австрийского мечтателя» на грешную землю, а национал-социалистский фюрер убедится, что «народный режим» вполне может совмещаться с аристократией в высших эшелонах власти и – быть может? – монархией. Корни этой убежденности части немецких правых и консервативных центристов уходили в 20-е годы, когда в Германии многие мечтали о своем, немецком, «дуче» – человеке, сплотившем нацию без излишних потрясений. Реальный Муссолини был еще раз подменен образом – наивные германские монархисты и не подозревали, с каким презрением относился итальянский диктатор к их мировоззрению.

Тем временем безуспешно летавшего в Рим ради попытки организовать встречу вождей Германа Геринга сменил человек рейхспрезидента, вице-канцлер Франц фон Папен – он-то и сумел убедить дуче пригласить фюрера посетить Италию с визитом. В середине июня 1934 года долгожданная встреча наконец состоялась. Если Муссолини уже считался да и был настоящим диктатором, чья воля, по сути, была ограничена лишь общественным мнением, то Гитлер все еще оставался скован рудиментами правовой системы республиканского государства, президенством фон Гинденбурга и партийной оппозицией в лице штурмовиков Эрнста Рема. В том же 1934 году фюрер освободится от всех этих сдерживающих факторов, но в момент встречи с дуче его позиции, равно как и политическое будущее, были не вполне ясны. Муссолини явно не ожидал от этой встречи слишком многого, но все же постарался продемонстрировать своему «нелюбимому ученику» достижения фашистского режима.

14 июня 1934 года немецкий «юнкерс», чей полет над территорией Италии сопровождала эскадрилья итальянских истребителей, приземлился неподалеку от Венеции. Канцлер Германии вышел из самолета в бежевом плаще – Муссолини ожидал его в военной форме. Партикулярное платье не шло обоим диктаторам, но Гитлеру – особенно, так что дуче легко заработал несколько очков на этой ярмарке тщеславия. На фоне роскошно одетого Муссолини Гитлер в своем мешковатом костюме и помятом плаще казался провинциальным журналистом или коммивояжером – достаточно тщедушная фигура австрийца не скрадывала досадной ошибки в выборе гардероба. Корреспонденты, собравшиеся на аэродроме для того, чтобы запечатлеть «исторический визит», нашли немецкого вождя довольно невзрачным, совершенно потерявшимся на фоне бравого итальянского лидера. Что ж, дуче действительно был шире фюрера в плечах и груди – сказывались регулярные физические нагрузки, – но уж точно не выше своего гостя, ибо при росте в 1,69 метра «не дотягивал» до австрийца целых 6 сантиметров. Тем не менее, благодаря сапогам, высоким головным уборам и многолетнему соседству с полутораметровым итальянским королем, Муссолини всегда казался несколько выше, чем был на самом деле. Пожалуй, то же самое можно было бы отнести и к его успехам в международной политике.

Так или иначе, но Гитлеру оставалось лишь кусать локти – партийную униформу, хоть немного способную конкурировать с итальянскими мундирами, он все равно оставил дома.

Первый день визита немецкая делегация, страдавшая от жары и комаров, провела на вилле неподалеку от Венеции. Переговоры шли не то, чтобы трудно, а скорее вяло. Фюрер критиковал неуступчивость и враждебность Франции, а дуче, самонадеянно пытавшийся разговаривать на немецком, осторожно кивал тирадам своего гостя, не выказывая, впрочем, особого интереса. Гитлер говорил об идеологическом противостоянии с большевиками, Муссолини равнодушно соглашался – для него это был уже пройденный этап. Далекие северные коммунисты волновали его меньше всего на свете, особенно в период, предшествовавший войне с Эфиопией.

Наконец стороны приступили к обсуждению австрийских дел. Широким жестом, опережая дуче, Гитлер сразу отказался от любых попыток инкорпорировать свое бывшее отечество в рейх и даже согласился поддержать новый режим Дольфуса, особенно если тот включит в правительство нескольких нацистов. Это была классическая дипломатия фюрера: общие заверения о далеком будущем в обмен на практические уступки прямо сейчас, сегодня. Муссолини одобрительно воспринял слова Гитлера, но уклонился от шитого белыми нитками предложения немца не присоединяться к англо-французским гарантиям независимости Австрии. Фактически, на этом настоящие переговоры и закончились – второй день встречи был посвящен не «реальной политике», а массовым общественным мероприятиям, столь любимых обоими политиками.

Дуче повез своего гостя в Венецию. Гитлер с неподдельным интересом смотрел на небольшие суда итальянских ВМС, был совершенно очарован итальянской оперой, а вот парад, организованный итальянскими балиллами, вызывал у немецких визитеров иронические улыбки: южная экспрессия и обычная для итальянцев неорганизованность ничуть не впечатлили их. Итальянцы все еще оставались итальянцами, несмотря на двенадцатый год фашистского режима.

Некоторые наблюдатели говорили о завуалированной пощечине со стороны хозяев – венецианцы-де бурно приветствовали дуче, почти полностью игнорируя Гитлера. В условиях тоталитарной державы это не могло быть ничем иным, кроме как сознательным намерением унизить – уж овации фюреру Муссолини мог при желании обеспечить безо всякого труда. Другие, напротив, отмечали радостный энтузиазм горожан и тот факт, что на знаменитой площади Святого Марка собралось больше полумиллиона человек, бурно приветствовавших обоих вождей. На самом деле никакого намерения унизить гостя у Муссолини не было, равно как и не было никакого смысла в организации столь примитивного жеста.

Тем не менее тогдашние переговоры с германским канцлером еще не вызывали у дуче того прилива энтузиазма и бодрости, которые неизменно отмечались его окружением начиная с 1937 года и до самого конца. Мешал языковой барьер – несмотря на свои претензии на знание немецкого, Муссолини владел им весьма слабо, по крайней мере, недостаточно для того, чтобы полностью понимать фюрера, частенько использовавшего словечки и обороты из баварского диалекта. Да и общих тем, помимо Австрии, у них тогда почти не было – дуче готовился к войне в Африке, ревниво следил за политикой Югославии на Балканах, а политические проблемы все еще разоруженной Германии его интересовали мало, не говоря уже о «еврейском вопросе». Поэтому в Венеции он рассказывал своему гостю о пользе спорта, на что тот отвечал пространными рассуждениями, в характерном для Гитлера сочетании практических и абстрактных высказываний. Муссолини слушал эти тирады с непроницаемым лицом, что для одних было свидетельством неодобрения, но на деле скорее означало непонимание. «Чистая идеология» никогда не была для него особенно интересной темой, а потому, убедившись, что Гитлер предпочитает «философствовать», дуче в значительной мере утратил интерес к общению.