Муссолини и его время - Меркулов Роман Сергеевич. Страница 75

Вечером того же дня Гитлер улетел, оставив у Муссолини о себе неприятное впечатление. Характерно, однако, то, что дуче, при всем своем нарочито демонстрируемом впоследствии скептицизме, так ни разу и не сумел переговорить фюрера, навязать ему свою тему для разговора. Даже когда он представлял великую державу – победительницу в Мировой войне, а Гитлер отчаянно боролся за равные права в международных делах. Все это противоречит тогдашним, да и сегодняшним представлениям о доминировании Муссолини над Гитлером на этой встрече.

И с чисто практической точки зрения трудно назвать состоявшуюся встречу однозначно успешной для итальянцев. Не имевший реальных козырей Гитлер фактически добился обещания включить нацистов в австрийское правительство, не поступившись ничем, кроме констатации факта существования этого самого правительства. Уже начавшая было становиться привычной итальянская монополия в австрийских делах была поставлена немцами под вопрос.

Любопытны и впечатления, вынесенные из встречи обоими вождями. Фюрер перед своими приближенными отзывался о визите в положительных тонах, но был ли он искренен? Вряд ли. Не почувствовать напряженности в отношениях с итальянцами было нельзя, но Гитлер не мог признаться в разочаровывающем отсутствии энтузиазма со стороны дуче. Это значило бы унизиться перед собственными консерваторами и разрушить всю его внешнеполитическую концепцию. Гитлер верил в будущий итало-германский союз, и был абсолютно прав. Противоречия обеих стран относительно Австрии и судьбы южных немцев, оказавшихся после войны под итальянским подданством, не шли ни в какое сравнение, ни с франко-итальянскими территориальными спорами (в Европе, Средиземноморье и Африке), ни с многовековым франко-германским антагонизмом. Наконец, фюрер был очарован собственно Италией, что в немалой степени скрадывало любые негативные впечатления от общения с дуче.

Муссолини же определенно переживал состояние, которое можно было охарактеризовать как «размахивание кулаками после драки» – несвойственная обычно позиция для морального победителя. Он отпустил в кругу ближайших помощников несколько язвительных замечаний в адрес Гитлера, наиболее известным из которых стало определение «болтливый монах». Возможно, что подмечено это было достаточно метко, но даже в этом случае ничем иным, как остроумием на лестничной клетке, назвать это было нельзя. В любом случае, ни к какому повороту во внешней политике Италии эта встреча не привела и представления Муссолини о немецком фюрере не поколебала.

С момента встречи вождей прошло чуть больше месяца, когда немцы предприняли попытку разрешить «австрийский вопрос» одним ударом. В Вене местные нацисты попытались устроить переворот, немедленно подавленный армией. Тем не менее ситуация продолжала оставаться тревожной – путчисты смертельно ранили канцлера Дольфуса, а в Риме ожидали, что случившееся всего лишь прелюдия к началу вторжения со стороны Германии пусть и не регулярных, но вооруженных отрядов. Эти опасения красноречиво свидетельствовали о том, что ни о какой психологической победе Муссолини над Гитлером говорить не приходилось. Дуче нервничал, не зная, как именно ему следовало действовать в сложившейся обстановке: впервые столкнувшись со столь агрессивной тактикой, он растерялся. Муссолини и сам любил использовать такие методы, но еще никогда не становился их жертвой.

Между тем новый австрийский канцлер – Курт Шушниг, политический преемник покойного Дольфуса, спешно вылетел в Италию, рассчитывая заручиться политической и даже военной поддержкой Рима. Продолжавший колебаться Муссолини все же решил не уступать и по инициативе своего заместителя в министерстве иностранных дел Фульвио Сувича отправил на австрийскую границу несколько дивизий. Итальянцы постарались выступить как можно более демонстративно – и Гитлеру оставалось лишь отступить. Фюрер обвинил в случившемся расстрелянного недавно Эрнста Рема и преданных ему штурмовиков СА – они-де попытались вести собственную внешнюю политику в нарушение достигнутых на встрече в июне соглашений. Дуче такой ответ принял, и положение несколько разрядилось.

К сожалению для Италии, Муссолини не вполне уяснил себе причины собственной дипломатической победы: австрийский режим продемонстрировал неспособность защититься самостоятельно, выступление итальянских дивизий было эффектным шагом, но вот вопрос – насколько эффективным? Удовлетворившись дешево доставшимся триумфом, дуче не слишком ответственно подошел к его закреплению – как уже упоминалось, на последовавшей в 1935 году конференции в Стрезе его намного более интересовала англо-французская политика в отношении готовящегося завоевания Эфиопии. Муссолини не оценил важность укрепления союзнических отношений в ключевом для Рима австрийском вопросе, а Лондон и Париж были только рады тому, что Рим в одиночку брался защищать Вену от нацистов – это, по их мнению, наилучшим образом гарантировало сохранение итало-германского антагонизма. Однако, последовавшие затем события в Африке окончательно подорвали единый дипломатический фронт между Лондоном, Парижем и Римом – подорвали они и возможности Италии, которая в 1935–1936 годах с чисто военной точки зрения уже не смогла бы защитить Австрию. В конечном счете успех Муссолини стал возможен только из-за неловкой торопливости Гитлера, очертя голову бросившегося реализовывать образовавшуюся возможность – дуче победил, но использовать свою победу не сумел. Австрийские ворота в Италию оказались открытыми.

Осенью 1934 г. произошло еще одно нашумевшие событие, обнаружившее разобщенность в лагере «победителей 1918 года». Во Франции был застрелен король Югославии Александр I, от пуль нападавшего умер французский министр иностранных дел Луи Барту, погибли и несколько человек из толпы. Террорист, как это не раз оказывалось в прошлом, оказался выходцем с Балкан – он был членом радикальной македонской группировки Болгарского королевства. Уроженцы потерпевшей в Мировой войне поражение Болгарии объединились в тайную организацию, главной мишенью которой стала Югославия – главный бенефициар послевоенного территориального передела на Балканах.

Европейская пресса не скрывала подозрений – не стоит ли Муссолини за этим убийством в Марселе? И действительно, картина вырисовывалась зловещая – как оказалось, болгарские террористы поддерживали самые тесные контакты с хорватскими усташами, еще одними радикалами на многострадальных Балканах. Хорваты, некогда верно служившие австрийским императорам, не желали жить в «сербской Югославии», и Белград немало волновало положение в самой западной провинции королевства. Масла в огонь подливало то, что все противники Югославии находили теплый прием и поддержку в Венгрии и Италии. Для заинтересованных лиц и раньше не являлось секретом, что итальянский диктатор всячески вредит сербам, действуя в тесном контакте с венгерским режимом адмирала Хорти, но еще никогда противникам Белграда не удавалось добиваться такого «успеха». По Европе поползли слухи о том, что в деле замешаны не только венгерское и итальянское правительства, но и германские национал-социалисты. Некоторые время в воздухе витало слово «война» – отношения между Белградом, Римом и Будапештом упали до нижайшей точки.

Однако к началу 1935 года кризис затух, так и не вспыхнув: несмотря на все подозрения, доказать действительную связь между террористами и официальным Римом и Будапештом было невозможно. Муссолини и в самом деле поддерживал сепаратизм в Югославии, но нет ни малейших доказательств его причастности к убийству сербского короля и французского министра. Его вина, что называется, не была конкретной: только как главы государства, укрывавшего террористов на своей территории и поддерживавшего их материально. Дуче не отдавал приказов хорватским или болгарским радикалам, он «всего лишь» поддерживал эти движения, желая ослабить своего главного балканского противника. Венгры в своей поддержке террористов зашли намного дальше, что же до «германского следа», то он так и остался журналистской «уткой».