Слово Ветра (СИ) - Гордеева Алиса. Страница 53

— Полкан, это последний кусочек! — строго заявляю лохматому попрошайке и, разломив баранку пополам, большую часть бросаю псу. Вторую же, позабыв окунуть в чай, кладу прямиком в рот и тут же вскрикиваю от острой боли и отвратительного хруста во рту.

— Нана! — испуганно пищит Руся и, едва не опрокинув свою чашку, спешит ко мне.

— Всё нормально, моя хорошая! — пытаюсь улыбнуться, но выходит с трудом. Вкус баранки во рту моментально приобретает металлические нотки, а язык невольно нащупывает сломанный зуб. Чёрт!

Оставив Марусю в комнате, бегу к зеркалу над ручным умывальником и, тщательно сполоснув рот, пытаюсь оценить размеры бедствия. Но разве не опытным взглядом разберёшь? Всячески заглушаю панику внутри себя и гоню прочь нарастающую в челюсти боль, но уже через час понимаю: не помогает!

К моменту, когда с огромными сумками, доверху набитыми продуктами, в дом возвращается Костя, к моим неприятным ощущениям добавляется ещё и флюс: десна распухла и беспрестанно болит.

Раствор соды, таблетка парацетамола, куриная ножка из морозилки к щеке вместо льда, зубная паста на ватке к зубу — мы пробуем всё, что находим, но боль только усиливается.

— Тебе бы к зубному, — суетится Костя, заваривая настой из ромашки. — Пока не поздно.

— Да куда я поеду? Везде запись на полгода вперёд, да и нельзя мне, ты же знаешь!

— Флюс — это не шутки! — заявляет парень с важным видом. — Ладно что болит, а если заражение начнётся? Зуб-то верхний, а там и нос, и мозги. Хрен потом откачаешь!

— Ну тебя! — чувствую, как страх с новой силой парализует тело.

— Я серьёзно, — пожимает плечами Костя и, что-то бубня под нос, смотрит на часы. — Если поторопишься, то успеешь! Вот держи, — Рыжик суёт мне в руки ламинированную обычным скотчем бумажку. — Это расписание автобуса. Видишь? – тычет пухлым пальцем в цифры. — Ближайший от нас отходит через полчаса. Доедешь до автостанции, а там как раз городская стоматология через пару кварталов. Город ты знаешь — не заблудишься. Тебя, как экстренную больную, без всякой записи примут. Но даже если задержишься, последний автобус к нам выезжает в девять. Это всё лучше, чем маяться от боли. Полис-то медицинский есть?

— Есть, кажется, — растерянно озираюсь по сторонам, пока взглядом не выхватываю Марусю, с неподдельным интересом изучающую строение уха Полкана.

— За неё не бойся! — читает мои мысли Рыжий. — Я ж не чужой ей. И накормлю, и сказку расскажу. Мне только в радость. А ты езжай! Ладно?

— Ладно.

Ещё посветлу я занимаю место в рейсовом автобусе. Ладонью прикрывая распухшую щеку, безразлично смотрю в окно, за которым мелькает серый пейзаж и поливает дождь. Дурацкая погода, а я без зонта! Впрочем, это не сильно меня расстраивает. Куда больше достаёт монотонная боль и какое-то нехорошее предчувствие. Я помню, что обещала не уезжать, но проклятый форс-мажор спутал все карты.

Автовокзал. Настороженные взгляды по сторонам. Наверно, это паранойя, но меня не отпускает навязчивый страх, что за мной могут следить. На всякий случай запутывая следы, по дворам несусь к стоматологической клинике. Те знакомы мне как свои пять пальцев: в одном из них прошла вся моя жизнь. Любимые качели. Тополь раскидистый. Скамейки. Дверь зелёная с домофоном. За те годы, что я не была здесь, почти ничего не изменилось. Я останавливаюсь всего на мгновение, чтобы беглым взглядом коснуться знакомых окон. За ними темно. И наверно, одиноко. Думаю о маме, об отцовском письме, а потом снова бегу. Выдыхаю только тогда, когда доктор вкалывает мне анестезию. Боль отступает мгновенно, а вместе с ней и бесконечный страх. Гул бормашины, временная пломба, наставления — всё это происходит со мной, но словно в тумане. Потратив на лечение зуба не один час, я выхожу из клиники в темноту. Всего шесть вечера, но чернота осени, разбавленная непрерывным дождём, порой страшнее глухой ночи. Я бы и рада вернуться к автостанции прежним маршрутом — по дворам, но понимаю, что передвигаться по оживлённым улицам вечером куда безопаснее. Стараюсь затеряться в толпе прохожих и по лужам спешу на предпоследний рейс, но, к сожалению, опаздываю: автобус уходит из-под носа, оставляя меня в гордом одиночестве замерзать на перроне.

Взглядом гипнотизирую табло отправлений, но всё без толку: следующий автобус через два часа. В лицо хлещет косой дождь, в кроссовках противно хлюпает, а вымокший насквозь свитер неприятно покалывает тело. Но самое неприятное — у меня нет с собой сменной одежды. Конечно, Костя найдёт для меня старую футболку, но разве заменит она свежее бельё или сухие носки?

Минут десять я отчаянно борюсь с собой! Понимаю, что должна оставаться на месте, но колкая дрожь по телу от промозглого ветра и постепенно теряющая свою силу анестезия делают своё дело — я теряю бдительность и по освещённым улочкам родного города бегу домой. Я только возьму немного вещей, да сменную обувь! Обниму мать и заберу письмо…

И снова двор. Уже тёмный и не такой приветливый. Зато в окнах маячит свет. Замёрзшими пальцами набираю на домофоне до боли знакомые цифры.

Монотонные гудки оглушают своим равнодушием. Последний раз я слышала их накануне похорон отца, когда вместе с Осиным пыталась увидеть мать,чтобы помочь, поговорить, простить. Тогда не удалось… Мать так и не впустила. И наверно, сегодня не исключение. Видеть меня — последнее, что она хочет. Но внезапно дверь открывается.

Мама встречает меня у порога квартиры в шелковом халате до пола и с чашечкой кофе в руках. Ухоженная. Красивая. Стройная. Мать не изменяет себе даже с уходом отца. Ей ни за что дашь её годы. Да что там! Прямо сейчас мама выглядит в разы лучше меня: аккуратная стрижка, макияж, осанка. Мне даже становится немного стыдно: я вторые сутки без душа, на лице вместо косметики — гримаса боли, а волосы все мокрые и хаотично липнут к коже.

— Привет! – я начинаю первой, затормозив от распахнутой настежь двери на расстоянии нескольких метров.

— Прости, что без звонка! — тишину лестничной клетки разрывает моё частое дыхание, а сердце — непроницаемый взгляд матери. Что должно случиться, чтобы она простила меня?

— Можно, я войду? — несмелый шаг навстречу.

— Делай что хочешь, — усмехается мать и, поджав губы, уходит. — Это теперь твой дом.

— Я только возьму свои старые вещи, — с трудом заставляю себя переступить чёртов порог.

Мать неправа: этот дом уже никогда не станет моим, пусть и совсем не изменился за годы. Все те же стены, диван по центру, безупречный порядок. Время здесь остановилось, собрано в банку и закатано крышкой, как варенье на зиму.

— Забирай что хочешь, — фарфоровая чашка в материнских руках звонко бренчит о блюдце. — Я как чувствовала, что ты прибежишь сразу, как узнаешь про наследство. Игорь, видимо, тоже, раз записал всё на тебя. Дурак!

— Мама, всё не так! — я столбенею от её слов. Руки свисают верёвками по швам, ноги прирастают к полу, а на губах только одна фраза на репите:

— Мне ничего не нужно, правда! Ни денег, ни квартиры — ничего!

Выпрямив плечи, мать делает вид, что не слышит. Пригубив кофе, заходит на кухню. Отодвинув занавеску, выглядывает в окно. А я боюсь пошевелиться: не стоило мне приходить.

— По тебе видно, что ни в чём не нуждаешься, — ехидно бурчит мать. — Совсем дошла до ручки. Да, Нана?

— Мама! — вскрикиваю в своё оправдание. — Я просто вымокла под дождём. Хотела найти что-нибудь сухое и уйти. А ещё письмо. Адвокат обмолвился, что отец написал мне письмо.

— Оно в твоей комнате, — бросает мать не оглянувшись. — Кофе будешь?

— Да! — отвечаю слишком резко, не подумав, и спешу подойти ближе к матери. — Точнее, нет, — смотрю на настенные часы, безжалостно отсчитывающие минуты до последнего автобуса.

Я снова стою, как вкопанная. Только уже на кухне. Не знаю, куда деть руки, и что сказать, чтобы мать дала мне шанс или хотя бы обернулась.

— В другой раз. Меня Маруся ждёт!

— Не думала, что тебя хватит надолго с чужим ребёнком! — хмыкает мать и, отпустив штору, ставит чашку на стол. Замечаю, как в этот момент подрагивает её рука, и понимаю, что маме тоже непросто. А ещё… я хочу её обнять, забыть обиды и снова ощутить себя маленькой, глупой, но любимой. Мне не хватает её тепла. Пусть напускного, едва уловимого. Я досыта наелась одиночества и боюсь однажды не успеть к ней с нужными словами.