100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 17
Я задумываюсь. Нет, не о том, чтобы снова стать счастливой, а о том, что известно Анисе и другим о моём исчезновении. Но решаю молчать. Ни к чему эти склоки, тем более, что без Магнуса здесь и так всё изменилось: кажется, если поднесёшь спичку, вспыхнет весь остров.
— Спасибо, мне просто нужно время. Понимаешь?..
— Как ни понять…
— А теперь я пойду… Я ещё не совсем пришла в себя и к вечеру сильно устаю, — оправдываюсь, отставляя чашку.
— Да, конечно! — Аниса кладёт шитьё на стол. — Я тебя провожу.
***
Утро только-только просыпается, будто кто-то капнул розовой краски и спешно размазал по небу.
Сегодня я специально встала пораньше — у меня грандиозные планы. Хочу успеть до завтрака пройти полосу препятствий в Тренажёрке. Мечтаю восстановить силы и вернуть былую форму.
Иду по лесу, почти не обращая внимания на молчаливых стражей с густыми ветвями. В прошлом году я вздрагивала от любого шороха, теперь же твёрдо шагаю к цели.
А вот и Ферма.
Огибаю её и оказываюсь почти в полной темноте — деревья здесь растут ещё гуще и солнечные лучи почти не проникают сюда, но мне это даже нравится…
Вот впереди вырастают очертания бывшего склада с заколоченными окнами. Запоздало соображаю, что тренировка в темноте чревата падением, сломанной рукой или даже сломанной шеей…
«Ничего… Можно начать с чего-то попроще, а потом уже взяться за полосу препятствий… — успокаиваю себя. — Главное, что-то делать, иначе я просто сойду с ума…»
Внутри темно, хоть глаз выколи. По памяти пробираюсь к тренажёрам, когда позади раздаётся едва уловимый шорох. Резко оборачиваюсь и, в скудных лучах света, пробивающихся сквозь щели в окнах, вижу силуэт человека.
— Решила немного попотеть, Карамелька?..
Фолк.
Вот он подходит ближе, размахивая футболкой. Опять снял…
— А ты что здесь делаешь? — спрашиваю хрипло, будто в одночасье простыла.
— То же, что и ты… Решил потренироваться.
— Я надеялась, что в такую рань, здесь никого не будет…
— Как и я… С чего хочешь начать?
Память услужливо подсовывает пыльную коробку с пазлами и вываливает в руки тот самый, от которого сердце сжимается от тоски: вот мы с Дином стоим напротив мишеней, он кладёт руки мне на талию, выравнивая корпус…
— Э… Думала, пройти полосу препятствий, но ещё слишком темно…
— Это верно… Давай, я пока лучше погоняю тебя на матах?
«Откажись! — уговаривает внутренний голос. — К добру это точно не приведёт…»
Вместо ответа скидываю ботинки и ступаю на мат. Ступням становится холодно, а вот щёки отчего-то горят… Принимаю стойку. Фолк встаёт напротив. Секунда, и он делает коварный выпад, ставит подножку и вот я уже в его руках, в нескольких сантиметрах от поверхности мата.
Фолк смотрит на меня. Не отпускает, но и не позволяет подняться…
— И что дальше? — шепчу я на выдохе.
— Ничего из того, о чём ты подумала… — произносит он, склоняясь ещё ниже.
— Но ты даже не знаешь, о чём я подумала… — возражаю, затаив дыхание.
— Конечно, знаю… Ты думаешь, поцелую я тебя или нет… И ненавидишь себя за эти мысли.
Я вспыхиваю. А потом резко сгибаю ногу в колене и исхитряюсь нанести удар ему в живот. Охнув, Фолк рывком поднимает меня, прижимая к своей обнажённой груди, от которой исходит такой жар, что мне самой становится невероятно жарко.
— Отпусти, самоуверенный ты сукин сын…
Он вдруг выпускает меня и отступает на шаг. Я едва удерживаюсь, чтобы не упасть.
— Не бойся… Я не претендую даже на самый пыльный уголок твоего сердца, Карамелька… — пусть его лицо и скрыто в темноте, но я точно знаю, что он сейчас улыбается. — Для меня там слишком мало места, не развернуться, так что… Давай-ка, теперь твоя очередь нападать.
Что ж, ладно.
С остервенением бросаюсь на Фолка и, сильно толкнув в грудь, отправляю его на мат, но в последний момент он хватает меня за запястье и тянет за собой, так что я валюсь на него сверху. Чужие руки крепко обхватывают талию — теперь я в ловушке — прочно прижата к мужской груди.
— Что же тебя так беспокоит? — шепчет он мягко.
«Твоя близость…» — чуть не выпаливаю я, но прикусываю язык, вовремя спохватившись.
— Ну давай же, выплесни всё, что накопилось! Ты ведь вырвалась на свободу, так пользуйся ею налево и направо! — подначивает Фолк, ещё крепче прижимая меня к себе.
— Как у тебя всё легко… — качаю головой. — Но я не чувствую себя свободной… Как будто до сих пор в Кульпе… А это всё… только сон.
— Свобода у тебя в голове, Карамелька! Тебе нужно это принять.
— Отпусти меня, пожалуйста…
Фолк тут же убирает руки с моей талии, но там, где кожи касались его пальцы, я продолжаю ощущать лёгкое покалывание. И не двигаюсь с места. Сама не знаю, почему.
— Всё не так просто…
— Я ведь уже говорил тебе, что просто в этой жизни ничего не бывает… — неожиданно он протягивает руку к моему лицу и убирает непокорную прядь волос со лба. — И у всего, что с нами происходит, всегда две стороны медали, Карамелька. Как бы там ни было, но Кульпа сделала тебя сильнее. Помни об этом.
Внезапно солнечный луч, пробравшись сквозь щель в окне, замирает на его лице. Сейчас я даже могу разглядеть черные крапинки в его серых, словно дым, глазах. Я будто растворяюсь в них. Или тону.
Кррых…
Быстрее пули скатываюсь с Фолка и поднимаюсь на ноги. Он продолжает лежать, ещё и руки под голову положил, точно загорает на пляже.
Смотрю на дверь. В проёме, громко переговариваясь, появляются близнецы. Заметив нас, они сначала замирают как вкопанные, но потом, переглянувшись, направляются к полосе препятствий, о которой я начисто забыла.
Из дневника Эйрика Халле. Неугодный
Вчера опять испоганили дверь. На прошлой неделе это была краска, теперь — глубокие борозды, сложенные в буквы, которые просто так не сотрёшь. Но куда глубже отметины, оставшиеся в душе.
Неугодный.
Новомодное слово, взятое в оборот сотрудниками ЭпиЦентра, где и я не так давно трудился, освещая новости.
Больше новостей нет. Они испарились, рассеялись, оставив лишь воспоминания… Работы меня тоже лишили, хотя, наверное, я бы всё равно ушёл рано или поздно. А теперь вот это. Бедная Эм в прошлый раз полночи отмывала дверь, а что прикажете делать теперь? Установить новую? А смысл? Они всё равно вернутся. И вполне возможно в их руках будут уже спички. Но меня пугает даже не это. Я боюсь за Эм. Боюсь, что однажды они зайдут куда дальше и вырежут ненавистные буквы прямо на её нежной коже…
Но Эм удивила меня, сказав, что эта надпись лишь показывает, кто есть кто в этом мире.
— А ты разве ещё не заметил?.. — спросила она за скудным ужином. — Лично я прислушиваюсь к тому, что говорят неугодные, ведь им действительно есть что сказать.
Я задумался. Даже вилку отложил. И понял, что так и есть. Я охотно слушаю тех, кто по какой-то причине был признан неугодным, хотя, возможно, всё потому что они вещают то, что близко мне по духу?
— Так что я даже горжусь этой надписью на двери… — с улыбкой добавила Эм, беря меня за руку.
И в этот самый миг я снова убедился, как же мне сказочно повезло жениться однажды на этой прекрасной женщине.
Глава 12. Новое горе
Новое горе посетило остров. Сегодня с утра Шпанса не стало. Я как обычно пришла его проведать, но вместо привычного кашля услышала тишину. Протяжную. Тягучую.
Он неподвижно лежал на кровати, глаза — в потолок, а на губах застыла едва заметная усмешка, как будто он улыбался в лицо смерти. Старый чертяка…
Я подошла ближе и коснулась его небритой впалой щеки. Пальцы обожгло холодом — жизнь уже покинула его тело. Главный генератор сгорел и ремонту не подлежит. Рядом на столе сиротливо покоились все эти схемы и провода, в ожидании своего хозяина, который уже никогда не вернётся.
В памяти всплыла наша первая встреча на Либерти — тогда я побаивалась его и сторонилась. А потом был поход в Музей и именно в то время я узнала его ближе. Назвать нас друзьями было бы не совсем верно. И всё-таки мы были близки. Теперь его нет и ничего не попишешь.