100 грамм смерти (СИ) - Слуницкая Мария. Страница 18

Сегодняшний обед проходит в молчании. Смерть начисто отбивает желание чесать языком.

Ви-Ви, конечно, постаралась на славу — приготовила только то, что так любил наш гений… Грибной суп. Рагу с мясом. Я смотрю за боковой столик, за которым в прошлом году обычно трапезничал Шпанс, и сердце сводит судорогой. Стол давно пустует — в последние месяцы Шпанс ел у себя, но сегодня наша повариха выставила тарелки в последний раз, как дань уважения и памяти старому учёному. От еды аппетитно поднимается пар, но Шпансу уже никогда не отведать замечательной стряпни Ви-Ви.

Мы похоронили его за хижиной Рагны. Там нашёл свой приют и Магнус. Теперь вот и Шпанс покоится там, под деревом Мудрости. Десять лет на острове никто не умирал — только за его пределами, например, родители Крэма. Но не так давно смерть отыскала сюда дорогу и не желает покидать эти места.

— Пусть у Шпанса всё сложится там, наверху… — глухо произносит Ви-Ви, утирая глаза салфеткой. — А у нас — здесь…

— Хватит уже рыдать… От смерти никто не застрахован. — Илва демонстративно встаёт из-за стола. — Поели? Так давайте уже беритесь за работу.

Как я и думала, у этой женщины сердце высечено из камня. Магнус был суров и категоричен, но всегда старался поддерживать атмосферу дружбы и единения на острове. Илва соткана из другого материала. Настоящий алмаз: внешность прекрасной богини, а характер — беспощадной воительницы.

Я едва себя сдерживаю, чтобы не вспылить и не высказать всё, что о ней думаю. Пожалуй, хуже Илвы только Тина. Та, кстати, уже покинула столовую. Фолк прав. Всё изменилось. Все изменились. Я — так вообще другой человек. Так стоит ли удивляться?

***

Работа сегодня валится из рук. На глаза то и дело наворачиваются слёзы. Ви-Ви всё понимает — сама платок из рук ни разу не выпустила, поэтому не наседает. Даже когда я разбиваю тарелку, не отчитывает, а только печально качает головой. Тьер тоже не причитает, хотя и занят чисткой желудей, которые просто ненавидит. Даже Бубба — и тот молчит, драит себе молча кастрюли.

Мои мысли всё время возвращаются к Шпансу. Если мне так тяжело далась его смерть, каково было Дину узнать о гибели собственного отца? Ничего не могу с собой поделать — сердце смягчается и прежние чувства пробиваются на поверхность души.

Знаю, что буду жалеть, хотя если не сделаю этого, буду жалеть ещё больше. Поэтому, когда Ви-Ви предлагает мне уйти пораньше, решительно снимаю фартук и отправляюсь на поиски Дина.

Ноги сами несут к дереву Мудрости. Издали замечаю поникшую фигуру. Дин застыл над могилой Магнуса.

Встаю рядом, нахожу его ладонь и несмело сжимаю.

Дин поворачивается ко мне — в глазах тоска и боль.

— Я скучаю по нему… — произносит он одними губами, но я всё равно его слышу. Сердцем.

— Знаю…

Я лишь крепче сжимаю его руку. Сегодня я просто не могу иначе. А завтра… Кому какое дело, что будет завтра?

Глава 13. Правда

Вот уже несколько дней мы с Дином гуляем по вечерам, разговариваем, иногда я даже позволяю себя обнять. Нет, прежнего трепета от его прикосновений я не ощущаю, но ведь Фолк прав — я изменилась. Значит, нужно приспосабливаться к новой жизни и к новым чувствам — тоже.

О самом Фолке я стараюсь не думать. Слишком уж он беспечный и непокорный. И вечно норовит влезть ко мне в голову, а то и в душу, да потоптаться там, как следует.

— Эй, о чём задумалась?.. — Дин берёт меня за руку, и я кожей ощущаю тепло его пальцев. Приятно.

— Уже ни о чём… — улыбаюсь в ответ.

Слова ни к чему. Мир обрёл привычные очертания, и я наслаждаюсь моментом: ведь уже завтра он может снова рассыпаться.

— Дин, я тебя везде ищу… — к нам спешит Илва, перепрыгивая через три ступеньки крыльца. В лучах заходящего солнца она походит на сурового воина. — Ты должен это увидеть. Немедленно…

— Что такое?

— Просто пойдём со мной! — она хватает Дина за руку и тянет за собой. — Нужно успеть до отключения генератора.

— Да что стряслось?..

— Сейчас увидишь…

— Хорошо. — Дин поворачивается ко мне. — Кара, ты составишь нам компанию?

— Её это никак не касается! — Илва резко тормозит. Смотрит на меня с прищуром. Потом замечает наши руки и хмыкает.

Обида застревает костью в горле, но я пересиливаю себя и произношу равнодушно:

— Иди…

Дин, замешкавшись лишь на секунду, упрямо тянет меня за собой.

— У меня нет от тебя секретов. Мы идём вместе и точка!

Илва недовольно поджимает губы, но больше не спорит.

Мы проходим мимо Дома и шагаем дальше по аллее. Я гадаю, куда лежит наш путь, когда Илва неожиданно сворачивает к домику Шпанса. При виде задёрнутых шторами тёмных окон, сердце сжимается от тоски.

Стоит нам войти, Илва сразу зажигает свет. Я оглядываюсь.

Здесь ничего не изменилось.

Провода и микросхемы сиротливо застыли на столе. Рядом раскуроченный моновизор. Никто уже не починит его, никто не затолкает его внутренности назад. Шпанс был настоящим мастером. Каждый проводок для него — как сосуд в теле человека. Не имея возможности починить собственное тело, он лечил приборы с какой-то одержимостью, даже любовью. А теперь его нет.

— Вот сюда.

Илва тянет Дина к ещё одному моновизору, который оказывается исправен и даже включён…

— Ты не знал, но твой отец попросил поставить маленькую переносную камеру у входа с внешней стороны. В целях безопасности. Он об этом никому не говорил, только мне… Когда случилось то, что случилось… я приходила к Шпансу. Просила показать записи той самой ночи… Но он сказал, что камера была неисправна… После его смерти я решила проверить… Черт его знает, почему он не удалил всё, если решил скрыть правду. Может, болезнь сказалась…

— Включай…

Дин уже как будто не слушает Илву. Его взгляд устремлён на монитор. Я тоже почти не дышу.

— Звука нет, только картинка, но и её достаточно…

Пальцы Илвы проворно бегают по клавиатуре, которую Шпанс подключал к устройству.

— Включай же, чёрт возьми!

Дина трясёт. Я кладу руку ему на плечо, но он тут же сбрасывает её. Наконец-то на экране появляется запись. Вот Магнус выходит из тоннеля. Изображение чёрно-белое и не очень чёткое, но это, без сомнения, он. Спустя несколько минут следом появляется… Фолк.

«Это ничего не значит, — твержу я себе. — Он мог поговорить с ним и уйти…»

Судя по расслабленным позам, они и правда просто ведут разговор. Звука нет, и нам остаётся только догадываться, о чём идёт речь. В какой-то момент всё меняется. Фолк говорит что-то такое, отчего Магнус в ярости сжимает кулаки и подаётся вперёд. Но тот не отступает, даже маленького шага назад не делает.

Двое стоят лицом к лицу, доказывая что-то друг другу. Внезапно Фолк толкает собеседника в грудь, но разве такую скалу сдвинешь так просто с места? В Магнусе столько мощи и силы, куда Фолку тягаться с ним.

Магнус, словно разъярённый бык, бросается на своего пасынка и сбивает с ног. Усевшись сверху, он что-то шепчет, улыбаясь, и от улыбки его у меня мороз по коже.

По комнате расползается тишина, такая гнетущая, что мне хочется взять что-нибудь и разбить, желательно — сам моновизор… Не желаю видеть то, что должно произойти, но и не могу отвести глаз. Вот Магнус сплёвывает Фолку на грудь и произносит что-то такое, отчего у того ладони сжимаются в кулаки — одной рукой он загребает землю, а в другой оказывается щербатый камень…

Мгновенье. Удар.

Я вскрикиваю, зажимая рот ладонью. Магнус валится на Фолка. Тот сбрасывает его с себя, наклоняется, встряхивает за плечи, будто пытаясь разбудить, затем щупает пульс… Но глаза Магнуса красноречивее любого пульса — они неподвижно глядят в подёрнутое утренней дымкой небо с каким-то немым укором и удивлением, а по виску стекает струйка крови.

Фолк, как и я, не может отвести глаз от тела, словно пристальный взгляд способен его оживить. Затем он протягивает руку и дрожащими пальцами прикрывает ему глаза… Потом проверяет карманы мантии и выуживает… дневник Эйрика Халле. Спрятав его в карман куртки, Фолк скрывается за дверью.