Один-единственный (ЛП) - Хиггинс Кристен. Страница 53

— Тео уже на стенку лезет от злости, — поделился он.

— Что ж, ласково скажи ему, что я вернусь через денек-другой, напомни, что у меня как минимум два неиспользованных месяца отпуска, и дай знать — я работаю, когда могу… в любом случае, на этой неделе у меня немного дел. Как у тебя жизнь?

— Отлично!

Ой-ей. Прозвучало искренне. Мой катастрофо-счетчик зашкалило.

— Да?

Многозначительная пауза.

— Мэгги и я снова вместе! — радостно завопил он. О нет. — На следующий день мы поговорили, и все стало как в старые добрые времена, Харпер. То есть — здорово! И она правда сожалеет и все такое, и хочет въехать обратно!

Я вдохнула, задержала дыхание и продолжила осторожно:

— Томми.

— Разве это не круто, Харпер?

— Э… Том. Две вещи. Немедленно сходи на консультацию к психологу, ладно? И ни в коем случае — повторяю, ни в коем — не клади свои деньги на общий банковский счет. Обещаешь?

— Почему? — спросил он. — Я же сказал, мы на самом деле все преодолели.

— Это уже было, верно? — В голове плясали образы хохочущего Котенка из комиксов (и других наивных супругов, с которыми доводилось иметь дела). — Ладненько. Ступай в банк и положи все деньги на свой личный счет. Договорились? Просто поверь мне. — Телефон запищал, сигнализируя о том, что близок конец батарейки (и брака Тома).

Секунду Томми не отвечал, а когда заговорил, интонация была откровенно холодной.

— Слушай, я понимаю, это твоя работа — быть циничной, — начал он. — Но мы с Мэгги любим друг друга.

— О, ну, это… интересно, — вздохнула я.

— И я способен прощать. К слову, я тут встретился с Деннисом. И он сказал, что вы, ребятки, разбежались. Сожалею, босс. Я понимаю, вам сейчас… слегка не до любви.

— Не до любви? Томми, ничего подобного, я говорю как человек с опытом. Если она снова въедет к тебе, ее претензии на жилье станут более обоснованными. Напомни, сколько лет твоя семья прожила в этом доме? Я не говорю, что у вас ничего не выйдет… — Хотя не выйдет. — Я призываю не торопиться с такими вещами.

Потому что Мэгги обчистит тебя быстрее, чем кошка вылижет собственную задницу, как гласит одна из любимых фразочек Беверли.

— Мне пора, Харпер. Еще что-нибудь?

Глубокий вдох.

— Да, пожалуйста. Перенеси встречу с Джо Старлингом, скажи ему, что я сожалею, пусть будет вторник, ладно? — Би-ип.

— Хотите, скину материалы по делу Малленов? У вас же есть вай-фай?

Я помолчала.

— Конечно… на самом деле, не стоит. Прямо сейчас я посреди глухомани. Это подождет до моего возвращения. О, и не мог бы ты послать Кэрол цветы от меня? И на карточке напиши: «Мне жаль, что ты вынуждена работать на такую занозу в заднице. Люблю, Харпер». Договорились?

— А как же, босс, — ответил он, снова оживляясь. — Отличной вам поездки домой. Мне пора, Мэгги на другой линии.

Я повесила трубку и потерла лоб. Ну и дрянь. В любой момент Томми может лишиться сбережений, не говоря о половине стоимости дома, построенного его пра-пра-прадедушкой. И по его сердцу снова пройдется Мэгги в грязных ботинках.

Том был живым примером пользы развода. Мой отец и Бев… а это уже другая история. Беверли его любила, хотя и смотрела на него сквозь розовые очки. Конечно, она была горазда болтать не хуже республиканца-обструкциониста, а ее аромат из «Синэба», «Виржиния слимз» и «Джермарк» мог вызвать рак легких, но в целом… с Беверли все было нормально.

Я вздохнула и встала, чтобы завершить стирку. Мама и дочка раскладывали свои вещи по широкому столу. Мать передавала девочке скатерти и полотенца для рук, хваля за отличную помощь, а та самодовольно улыбалась, словно прекрасно знала о своем мастерстве в прачечном деле. Они дружелюбно болтали о приближающемся празднике в честь дня рождения девочки и о том, как важно поблагодарить каждого пришедшего гостя.

Наверное, я пялилась, потому что мать перехватила мой взгляд. Она улыбнулась, как женщина, довольная своей жизнью, знающая о превосходстве своего ребенка и бесконечно ему преданная.

Я всегда думала, что и моя мама чувствовала то же самое.

Когда позже приехал Ник, мы с Коко были вдвоем в ландромате — мама и дочка ушли часом раньше. Паркуясь перед входом в «Баббл-н-сквик», Ник улыбнулся.

— Эй, Харпер, прыгай в машину, женщина, — позвал он, поднимая солнцезащитные очки на макушку.

— Брачный зов бруклинского самца, — пробурчала я, но мои вещи уже были сложены и упакованы в чемодан, так что я забросила кладь в багажник и села на пассажирское место. Коко свернулась клубочком у меня на руках, примостив крохотную головку на мою ключицу. — Куда теперь, вождь? Снова на волнующие просторы шоссе?

— Вообще-то нет. Миннеаполис ведь может подождать до завтра?

— Очередная встреча? — Внутри снова зашевелилось раздражение. Надо было купить проклятый билет на самолет.

— Не-а. — Ник указал на заднее сиденье. — Пикник.

— О.

Мы с Ником никогда не ходили на пикник. Я вспомнила один раз, когда мы собирались: злополучный салат из курицы, ссора, ознаменовавшая начало конца.

— Это же нормально? — спросил Ник, я взглянула на него и поняла — он тоже это вспомнил.

— Это здорово, — ответила я, прочистив горло.

Через полчаса мы были внизу у реки Миссури, смотрели на какие-то дурацкие резные статуи Льюиса, Кларка и Сакагавеи (30), которые указывали на автостоянку… или, что более вероятно, на реку. Ник вытащил из багажника одеяло и прихватил кулер, в котором, по видимости, лежала наша еда.

Мы нашли местечко рядом с железнодорожным мостом и сели там, разглядывая широкую голубую ленту Миссури.

— Как тебе мост? — спросила я, и Ник улыбнулся.

— Неплох, — ответил он. — Не Бруклин, но ничего так.

Ник всегда любил сравнивать мосты с обожаемым Бруклинским, и все они безнадежно проигрывали. Даже «Золотые ворота» ему в подметки не годился. «Апельсин есть апельсин, — обычно говаривал Ник, — и неважно, как ты его назовешь».

Мы спустили с поводка Коко, чтобы она побегала, чем собака и занималась примерно минуты четыре, а потом решила, что пора бы вздремнуть. Она прилегла рядом со мной на спину, поболтала лапками в воздухе, дважды чихнула, махнула хвостом и уснула.

— Эй, — Ник подпихивал мне что-то под руку. Маленький пакет. Подарочная упаковка. — С днем рождения.

Я подавилась вдохом. Он прав. Кажется, я вроде как позабыла о дате, находясь в дороге и не у компьютера. И конечно, это не был самый любимый из моих дней в году, с учетом случившегося и так далее. Забавно, что ни отец, ни Бев не упомянули об этом. Что ж, у них другие заботы на уме.

— Открой, — попросил Ник.

Внутри был кулон из отполированного серого камня в обрамлении серебряных завитков. Темный, но прелестный. Штучная работа.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— Камень из этой реки, — продолжил он. — Сувенир.

— Он чудесный.

— Хочешь, помогу надеть? — спросил он и, после моего кивка, встал на колено позади. Ладони Ника действовали быстро и бережно, едва касаясь моей кожи. — С днем рождения, — повторил он, и на мгновение показалось, что Ник хочет меня поцеловать. Но он этого не сделал.

— Благодарю, — прошептала я, не в силах прямо посмотреть ему в глаза.

Но мое сердце сладко заныло, поскольку 14 сентября было не только моим днем рождения или днем, когда меня бросила мать, но и днем, когда я встретила Ника.

— Ну, чем бы ты хотела заняться сегодня вечером? — поинтересовался он спустя несколько минут.

— Хочу в кино, — заявила я, и мы так и поступили.

Вначале зарегистрировались в сетевом мотеле. Две комнаты, само собой. Коко я оставила в своей, с включенным каналом «Энимал плэнет» и строжайшей инструкцией — ограничить ее обслуживание тремя, и только тремя десертами, а потом встретилась с Ником в холле. Мы пошли вниз по улице к кинотеатру. Три ужастика, три мелодрамы и один полицейский боевик.

— «Кошмар на улице Вязов» или «Пила»? — спросил Ник.

— Определенно «Кошмар», — сказала я.