Сандра (СИ) - Резко Ксения. Страница 53

Каким-то неведомым осязанием Сандра вдруг почувствовала присутствие человека, которого так звала, и теперь встрепенулась, как листок на ветру, заметалась в постели; ее рука помимо воли вцепилась в его руку, стиснутые уста разжались, испустив протяжный вздох.

— Лаэрт! Не уходи, пожалуйста…

— Успокойся, милая: я здесь. Я больше никогда не уйду, слышишь? Никогда. Я всегда буду с тобой, всегда буду рядом.

Звук его голоса как будто успокоил ее. Вскоре дыхание стало более глубоким и равномерным, напряжение улеглось, тело расслабилось.

Лаэрт застыл в тягостном ожидании пробуждения, его сосредоточенный взгляд неустанно следил за малейшими изменениями в лице девушки; он боялся прикоснуться к ней, боялся — как и тогда, в номере отеля, — неосторожным движением причинить ей боль. Вспоминая свое прошлое поведение, ему было невыносимо совестно за все свои слова, перепады теплоты и отчуждения. За все то время, что они знали друг друга, Лаэрт постоянно противоречил сам себе, он боялся отступиться от своих юношеских грез и заставлял себя оттолкнуть эту «непривлекательную» особу, потому что Сандра была полной противоположностью всему тому, что он отождествлял с любовью. Тоненькая как тростинка, простодушная, скромная, иногда диковатая — она больше напоминала ему младшую сестру, и только теперь, когда он вдруг со страхом почувствовал, что может потерять ее, Лаэрт готов был до бесконечности повторять все то, что так долго подавлял в себе.

— Любимая, — произнес он и вздрогнул; его голос прозвучал не как обычно, а словно изнутри: приглушенно, искренне… — Любимая, — снова и снова повторял он, — посмотри на меня, ведь это я! Я здесь и буду с тобой до тех пор, пока не надоем тебе… Прошу только, скажи что-нибудь, не пугай меня больше…

Девушка слабо застонала, повернула голову так, что слипшиеся от пота, спутанные кудри упали ей на лицо.

— Лаэрт… не уходи, — она испуганно распахнула глаза и уставилась на него немигающим, пристальным, мутным взглядом. Лаэрт помимо воли улыбнулся ей, однако от того отчужденного, странного, неподкупного взгляда у него мороз пробежал по коже. Это была не Сандра. Это был кто-то другой, кто обитал сейчас в ее отощалом, измученном теле.

— Александра, это я, — повторил Мильгрей, и голос его предательски задрожал. Несколько секунд застывшие серые глаза не мигая смотрели ему в лицо, но вскоре снова закатились, и девушка погрузилась в забытье. Ее рука остервенело вырвалась из его пальцев и метнулась в сторону. Похоже, Сандра его не узнавала.

Лаэрт впал в отчаяние. Ведь он пришел, он все осознал, он со слезами готов был просить у нее прощения, а она лежала рядом, но в то же время была недосягаемо далеко. Он не мог справиться с собой: его охватила такая паника, такое ослепляющее желание помочь, что он, наверное, готов был до потери сознания биться лбом об стенку, если бы в этом только заключался выход.

Но выхода не было. Мильгрей забыл о себе в те минуты, все его существо словно неотрывно вжилось в то близкое, родное, что покоилось рядом. Это было ослеплением. Подобное случается, когда после долгого пребывания во мраке перед вами вдруг вспыхивает луч фонаря, и вы несколько секунд не можете опомниться.

Лаэрт считал себя хладнокровным человеком, он переносил удары судьбы с такой отрешенностью, которая порой вызывала удивление в нем самом… Но только не теперь. Неужели боль любимого человека всегда ощущается острее, чем своя? Лаэрт не задумывался об этом. В те минуты он больше всего ненавидел себя: за то, что смог допустить все это и за то, что теперь нечем не мог помочь… Он кричал, в исступлении и страхе тряс девушку за плечи, но она продолжала бессвязно звать его, не понимая, что он уже давно рядом.

— Я здесь! Здесь! — повторял он и, желая доказать свое присутствие, целовал горячие, сухие губы, ставшие чужими…

— Что вы делаете?! — строгий окрик привел обезумевшего Лаэрта в чувства — он отстранился от девушки и, покраснев, поднялся на ноги. Вошедший вместе с матерью Сандры Герберт Лабаз смотрел на него осуждающим взглядом, в котором, между тем, сквозило затаенное понимание. — Вы же можете заразиться! Не хватало нам еще с вами нянчиться!

Лаэрт растерянно смотрел на пожилого господина, и лицо его, как у маленького ребенка, заслужившего порицание родителей, кривилось от подступивших слез. «Что со мной?» — отдаленно подумал он, но тут же понял, что рыдает — впервые за все свои сознательные годы.

— Это я во всем виноват, я! Что теперь будет? Как ей помочь?..

Герберт ощутил необоримое желание подойти и как следует вздуть «слабака», но вместо этого крепко взял Мильгрея за плечи и с силой встряхнул, призывая очнуться.

— Будьте мужчиной. Бичуя себя, делу не поможешь, — отчеканил Лабаз, ибо всеобщая подавленность начала его раздражать — его, привыкшего ко всему легкому, ни к чему не обязывающему. — Девушку нужно срочно перевезти в более благоустроенное место. Мы не можем стоять, рыдать и смотреть, как бедняжка угасает. Вы согласны со мной? — Герберт поочередно посмотрел на смятенных женщину и юношу и, не дождавшись согласия, что-то недовольно пробурчал, а затем решительно вышел из комнаты — как уже уходил до этого.

И всякий раз Августа думала, что он не вернется. Да и сам Лабаз иногда так думал, но все же возвращался. Раз все вокруг сложили оружие, сдались на «милость» паники — значит, он один должен вытащить ситуацию из кризиса, став локомотивом, движущей силой. Раньше господин Лабаз всегда обходил стороной острые углы, избегал того, что опасно, сложно, трудно; но не теперь. Он как никто другой был обязан спасти Сандру. Спасти свою дочь.

54

— Я все устроил. Машина ждет на улице.

Герберт Лабаз — хмурый, непроницаемый, — появился перед рассветом, когда, устав метаться в бреду, девушка уснула, свернувшись калачиком на жесткой постели.

Лаэрт больше не рыдал. Всю ночь он не отходил от больной, обтирал ее, держал за руку, наказав утомленной переживаниями Августе отдохнуть, чтобы восстановить силы.

Но как тут можно было отдыхать?! Глядя из своего угла на то, как этот красивый, образованный человек (слишком недосягаемый, чтобы снизойти до бед простого люда), самоотверженно выхаживает ее дочь, Августа вздыхала и едва удерживалась от слез умиления. Кажется, теперь она наблюдала ожившую картинку своих девических мечтаний. Нет, что бы там ни говорили, Лаэрт отнюдь не показался ей таким уж скверным человеком…

…Герберт решительно подошел к кровати и, оттеснив Лаэрта движением руки, склонился над Сандрой, чтобы поднять ее на руки и перенести в машину. Однако Лаэрт понял, что не сможет доверить это дело кому-то, кроме себя, поэтому вежливо, но настойчиво попросил уступить. Герберт круто обернулся, насупился, готовый бросить резкое словцо, но промолчал и отступил в сторону. Вспыхнувший было азарт соперничества мгновенно угас: время ли сейчас выяснять отношения? «Да, я все-таки уже не молод», — с грустью подумал Лабаз, провожая взглядом Лаэрта, вышедшего в двери с девушкой на руках, и лишь горестно покачал головой.

***

Ее тело было невесомым, как пушинка; оно покорно обмякало в его руках, согревая уютным, живительным теплом, и Лаэрт невольно поражался тому, как у нее вообще хватало сил бороться, переживать, маяться до этого…

Улицы были еще по-утреннему безлюдны, кругом царило спокойствие отступающей ночи… Небо над головой светилось каким-то удивительным, сапфировым светом, как горное озеро в зимнюю стужу, и Лаэрт, остановившись у дверцы автомобиля, подставил лицо этому волшебному сиянию. Как же все-таки тихо кругом! Как безучастен мир к его тревогам и волнениям!

Внезапно Лаэрт ощутил, как до этого слабая, безвольная рука Сандры вдруг обвила его за шею. Просияв, он удивленно взглянул на девушку, и ему показалось — нет, не показалось, а действительно было так! — что ее веки слабо приоткрылись и из-под них заблестели родные, понимающие глаза.

— Ты… здесь? — спросила Сандра, и уголки ее рта подернулись робкой улыбкой.