Сандра (СИ) - Резко Ксения. Страница 54

— Да. Я всегда буду рядом, — успокаивающе произнес он.

— Но ты ведь не уйдешь?

О, как же встревожено, как недоверчиво изогнулись темные дуги ее бровей, обозначая складочку на лбу.

— Не уйду, моя милая, нет! — рассмеялся Лаэрт, прикасаясь губами к кончику ее хорошенького курносого носа. Он осторожно опустился на заднее сиденье, еще крепче сжимая свою драгоценную ношу в руках, но теперь это было уже не вялое, бесчувственное тело: дымчато-серые глаза поблескивали в полумраке, доверчиво озираясь по сторонам.

— Мне это снится, — еле слышно лепетала девушка, — ты не можешь быть рядом, потому что…

— Не снится, нет, — мягко перебил ее Лаэрт. Он вдруг вспомнил, что она то же самое говорила в день их знакомства. — Ты не оставила меня, когда я нуждался в помощи, так почему же я должен поступить по-другому с тобой?

— Не знаю… — прошептала она, глаза ее вновь утомленно закрылись, и уже через минуту Сандра дремала, сладко улыбаясь во сне…

55

Жарко. Ей еще никогда не приходилось испытывать такого жара, словно пламя бушевало вокруг, а она лежала на раскаленных углях. Дышать было трудно, как будто легкие опалило огнем, и Сандра, временами погружаясь в забытье, переживала яркие, ужасающие своим опустошением видения. В них все было чужим, даже простыни, на которых она лежала. Но главное — Сандра видела Лаэрта. Он что-то говорил, его лицо искажалось гневом. Она не разбирала слов, но слышала интонацию голоса — резкую, отрывистую. Он отталкивал ее от себя и стремительно уходил вдаль, а густой молочно-белый туман, как дым, поглощал его фигуру.

Сандра знала, что видит его в последний раз. Она хотела побежать следом, остановить, вцепиться в его плечо, чтобы никогда не отпускать, но тело не повиновалось ей. Пальцы вновь во что-то впивались, но фигура в черном продолжала удаляться, и этот дым, или туман, заполнял все вокруг. Сандре даже казалось, будто это она сама охвачена огнем так же, как и тревогой.

Но это было раньше. Теперь стало мучительно холодно. Из пышущей лавы она была брошена в поток горной реки — бурлящей и стремительной. Это было не менее ужасно. Руки постоянно пытались натянуть на себя одеяло, а оно все ускользало; мороз пробирал до костей, а она все куталась, оборачивалась во что-то, чего не было, и даже в бреду слышала, как в ознобе стучат ее зубы…

Но наконец кошмар отступил. Отступил внезапно, как и начался. Сколько времени прошло, Сандра не знала. Ей все еще было трудно дышать, однако она с усилием подняла свинцовые веки. Перед ней расплывалась чужая комната, картины, светильники… И среди всего этого возвышалась статная фигура Лаэрта Мильгрея. Сандра улыбнулась, и ямочки заиграли на ее щеках.

Он трепетно и горячо пожал ее руку:

— Тебе лучше?

Она осторожно кивнула, не веря своим глазам. Ведь он ушел! Ушел в который раз! Или это было сном? А может, вот это-то как раз и есть сон?..

— Что-то не так? — Лаэрт присел на краешек постели и положил свою ладонь на лоб девушки.

— Что со мной было? — слабым голосом спросила Сандра. — Я плохо помню…

— Ничего страшного, — его губы тронула обворожительная улыбка, — все хорошо. Теперь с тобой все в порядке. Тебе нужно отдохнуть, чтобы восстановить силы. Александра, постарайся заснуть.

Она охотно закрыла глаза, но тут же, вздрогнув, с усилием их открыла: снова возвращаясь в тьму неведения, ее охватывал прежний ужас: а что, если после очередного пробуждения Лаэрта не будет рядом? Что, если он исчезнет также, как появился?

Сандра решила во что бы то ни стало гнать от себя сон, чтобы не упустить его из виду.

— Почему ты не спишь?

— Мне душно…

Его взгляд снова стал настороженным, на лбу обозначилась разгладившаяся было бороздка.

— Мне уже лучше, намного лучше, — поправилась девушка, желая его успокоить. Лаэрт и сам видел улучшение. Ее щеки наконец порозовели и не пылали, как все последние дни.

Он поднялся и подошел к окну, на миг скрывшись из виду, но даже этого короткого мгновения хватило сполна, чтобы Сандра жутко перепугалась. Ей хотелось, чтобы возлюбленный был рядом всегда… Судя по звукам, он открывал забитые на зиму ставни — слышался грохот и скрежет. Справившись с задачей, молодой человек возвратился к постели.

— Лаэрт… Лаэрт, прошу тебя…

Опустившись на одно колено, он сгреб в охапку маленькое, хрупкое тельце и, затаив дыхание, прижался своей щекой к ее щеке. Нельзя описать словами, сколько противоречивых чувств всколыхнулось в измученной переживаниями Сандре: ее душу переполнял сладостный восторг, смешанный с удивлением и робостью. Лаэрт часто проявлял к ней заботу и раньше, великодушно принимая ее в свои объятья, но делал это безотчетно, скорее из побуждения жалости — все равно, что гладил по голове уличную собаку, через мгновение забывая о ней. Но теперь в его робких, словно вопрошающих прикосновениях, опьяненных каким-то непередаваемым родством, чувствовалась осознанная преданность. Это не было похоже на братскую нежность…

Хотя Сандра еще отказывалась верить в свои смутные догадки. Ее уже не в первый раз посещали подобные ощущения: тогда ей казалось, что Лаэрт наконец скажет ей заветное «люблю» и больше никогда не уйдет… И она доверчиво тянулась к нему, как только слабый росток тянется к солнцу, — а он вдруг разрывал все связующие нити, перечеркивал все свои прежние поступки и уходил, нанося болезненные удары. Он всегда был каким-то неопределенным: за вежливостью скрывалось хладнокровие: за оттепелью снова наступала отчужденность, отрепетированная строгими, исчерпывающими словами: «должен», «обязан»…

Как понять этих правильных до тошноты аристократов? Ведь они никогда не позволят себе открыться! Они будут, стиснув зубы, и дальше «заколачивать» в недра своей души обыкновенные человеческие желания, превращая их в тайные пристрастия! А потом, в один прекрасный день выкинут такое, отчего окружающие надолго перестанут их уважать.

Взять, к примеру, Жанни Лагерцин. Еще толком ничего о ней не зная, Сандра спрашивала Лаэрта о его отношении к этой женщине, и он заверил ее с самым непринужденным видом, что это осталось в прошлом, что все это — слухи, сплетни, ложь… Да он и не мог сказать иначе! Разве может приличный человек признаться в том, что уже давно томится от страсти к продажной девке? Нет. Лаэрт лгал и даже сам не замечал этого. В светских семьях искусству лжи обучают с детства! Если ты болен и едва стоишь на ногах — должен растянуться в вымученной улыбке и заверить окружающих в отменном здравии; если ты не хочешь чего-либо делать — должен беспрекословно исполнить то, что велит честь и общество; при том, раскланиваясь с пусть даже неприятными тебе людьми, сохранять холодное радушие. И все ради чего? Ради возведенного в культ идеала, в характеристике которого стоят десятка два определений «обязан».

Следуя инструкциям поведения, человек в итоге перестает быть человеком, а превращается в запрограммированный механизм. Если вы подойдете к подобному субъекту с какой-нибудь просьбой, тот, прежде чем дать ответ, тщательно все проверит по всем пунктам: «Что скажут люди? Как отразится это на моей репутации? Не пострадают ли мои финансы?» и т. д. И уж потом, исходя из собственной выгоды, решит вашу судьбу. Вот почему Сандра теперь не доверяла Лаэрту. Она любила его, но относилась с подозрением к его ласкам. А что, если он снова уйдет, хлопнув дверью? Что, если заговорит о разводе? Вот, о чем беспокоилась девушка, едва придя в сознание после болезни; вот, о чем хотела ему сказать…

— Лаэрт, — снова тихо прошептала она, но слов опять не нашлось.

— Я никуда не уйду, родная, — предупредил он, уже зная, о чем она собирается заговорить.

Родная. Он впервые назвал ее так. Или ей послышалось? Сандра не могла больше выдерживать этого неведения: когда же ей скажут, где сон, а где реальность?!

Вдруг Сандра почувствовала, что Лаэрт поднимает ее на руки — легко и без усилий. Движимая стыдом и страхом, она хотела высвободиться и встать на ноги, но с удивлением обнаружила, что еще очень слаба.