Девять жизней (СИ) - Шмелева Диана. Страница 31
«Кто её здесь видит? Простые парни да молокососы, зависящие от родни, для которой благородное происхождение и добродетель не заменят приданого. Разве что наш герой в неё влюбится, но он уж совсем другого полёта птица…».
Как ни сильно Инес нравилась дону Фелису, мысль, что сеньор де Суэда, с утра до ночи, а порой и ночами занятый обороной города, сонму обожающих его знатных дам и девиц предпочтёт скромную провинциалку, показалась кабальеро ни с чем не сообразной.
***
Вечером до госпиталя добрался и комендант. Целый день он разбирался с пожаром — допрашивал, перечитывал все отчёты, пытался понять, какова роль подрядчика Рамона Таберы и оправданы ли подозрения против Гильермо Фуэнтеса. Применять пытки он, как и раньше, не видел смысла. От других мастеров, занимавшихся ремонтом башни, услышал множество обвинений в адрес покойного — разумеется, они старались свалить вину на того, кто уже не ответит. По существу, инквизитор узнал только одно — во время ремонта из-за задержек оплаты строители отказались работать, но сеньор Табера нашёл где-то бригаду. Неопытную, однако она произвела впечатление, и другие строители были вынуждены довольствоваться малой частью того, что им причиталось по праву. С тех пор прошло несколько месяцев, где искать тех людей — знал, наверное, только сеньор Табера. Возможно, его за это и убили, если он сам не был изменником. Сеньор Фуэнтес старательно отвечал на все вопросы и был скорее подавлен, чем испуган.
Стараниями пожарных ущерб в итоге оказался не так значителен, как опасались, хотя злодеи использовали горючую смесь. Но остались ли изменники живыми и на свободе — ответа по-прежнему не было. Разочарованный и уставший, дон Себастьян счёл своим долгом навестить госпиталь, узнать, как дела у пожарных, и поблагодарить их за честное исполнение долга.
Войдя в ворота, он невольно улыбнулся, думая — вдруг здесь сегодня снова читают стихи? Увы, сеньорита, должно быть, устала. Её вовсе не было видно, а комендант не позволил себе расспросов.
Спустя четверть часа дон Себастьян собрался назад, к воротам, где его поджидала охрана. Шёл он тихо, не желая никого беспокоить, и неожиданно услышал беседу. Молодой мужской голос с восхищением произнёс:
— До чего хороша малышка Рамирес!
— Да… будто тонкой кисточкой нарисована.
Во втором голосе разъярившийся дон Себастьян узнал Менго. Он сделал шаг в сторону говоривших и сквозь зубы процедил:
— Сеньорита Рамирес! Вы обязаны с уважением говорить о благородной девице, ухаживающей за ранеными.
— Что вы, сеньор комендант… — запинаясь, заговорил молодой стражник, ещё не оправившийся от ранения, но способный ходить. — Я с уважением… А девушка, и правда, из благородных? — этим он, кажется, был огорчён.
— Я о другом благородстве… Впрочем, отец сеньориты Рамирес — идальго, служил офицером в полку моего отца. Но и к простым девицам, ведущим себя столь достойно, вы должны обращаться с почтением. К тебе, Менго, тоже относится.
— Конечно, сеньор… — протянул озадаченный Менго. — Я со всем уважением. Мы с Хосефой обручены, как подобает, не беспокойтесь.
Чувствуя, что раздражён больше, чем следует, дон Себастьян развернулся и ушёл не прощаясь.
Вслед ему Менго подумал: «Он просто взбешён. С чего это?» — писарь отлично умел различать настроение своего сеньора.
***
Сев на коня, дон Себастьян никак не мог отделаться от воспоминания о пустяковом подслушанном разговоре. Надо же, малышка Рамирес! Что за дерзкая фамильярность! Да, сеньорита невысокого роста, примерно ему по плечо, но как деревенщина не заметил её королевской осанки! Тонкой кисточкой… Скажет тоже… Её ангелы лунным светом нарисовали! Молодой человек вспомнил нежное личико, весёлые глаза и улыбку, потом воображение с лёгкостью очертило силуэт изящной фигуры, спрятанной под простым платьем. Комендант встряхнул головой. Как можно так думать о порядочной девушке, о дворянке! И сейчас, когда город в осаде! Он сжал поводья. Мысли о девушке нужно отставить. Его долг — спасти этот город… и эту девушку тоже.
27. Скала
Я решил прогуляться. Чико был занят на складе, а сеньора Карлита — в гостях у друзей. 3абрался на крепостную стену и тихонько побрёл в сторону скалы, неприступной для всех, кроме доньи Элены. С грустью смотрел вниз, на предместье, где пираты разбили лагерь. Наконец, улёгся в тени там, где стена упиралась в скалу. Неожиданно услышал топот копыт. Стражники оживились, построились и приветствовали спешившегося внизу коменданта.
Как всегда быстрым шагом мой друг поднялся на стену и стал внимательно рассматривать скалы. За ним подошёл ещё один человек в строгом костюме. Вскоре к ним присоединились супруги Энрикес. Донья Элена на сей раз была одета очень изящно и совсем не так вычурно, как другие знатные дамы. Платье удобное, шея открыта для ветра, а не для взглядов, волосы не падают на глаза и защищены шляпой от солнца. Своим человечьим котом, с которым она пришла под руку, дама была очень довольна и других не искала. На коменданта муж и жена глядели с одинаковым интересом.
— Дон Себастьян, что вы придумали? — начал разговор капитан.
— Посмотрите вон на ту скалу. За ней — расселина. Если туда заложить порох и поджечь его из пищали, камни обрушатся на предместье, где пираты разбили лагерь, и где по дороге могут подвезти осадную башню. Донья Элена, способен ли человек добраться до этой расселины?
Женщина с изумлением распахнула глаза, потом выхватила из рук коменданта подзорную трубу и подбежала к бойнице. Смотрела очень внимательно примерно четверть часа, обернулась и доложила.
— Может. Медленно и очень ловкий. Только в сухое время, не утром, когда солнце не высушило росу. В скалах есть небольшие трещины, в них можно вбить клинья и крюки, потом протянуть верёвки, до нужного места сможет добраться ещё человек, а потом — перетянуть порох.
— Если первый сорвётся, верёвка, закреплённая на стене крепости, его спасёт?
— Здесь есть одна тропа немного в другую сторону, и место, где можно заранее закрепить дополнительную верёвку. Потом — крюки.
— Сильный ли шум, когда крюки вбивают?
— Не сильнее, чем лают собаки и каркает моя ворона.
— Ползти нужно ночью. Иначе пираты заметят.
— В лунную ночь.
— Полнолуние послезавтра.
Донья Элена набрала воздуха полную грудь, но тут вмешался ошеломлённый таким разговором муж.
— Дон Себастьян, вы безумны! Я не могу позволить жене так рисковать!
— Дон Фернандо! — серьёзно и внятно ответила донья Элена. — Я должна это сделать. Я это сделаю.
Муж и жена посмотрели друг другу в глаза, взявшись за руки. Улыбнулись, а комендант ощутил укол зависти. Прежде он мог назвать лишь одну безусловно доверяющую друг другу чету — своих мать и отца, с этого дня, без сомнения, и вторую — супругов Энрикес. Вслух дон Себастьян произнёс:
— Дон Фернандо, ваша супруга — исключительной смелости женщина. В её руках — спасение Сегильи. На ближайшие два дня забота о ней — ваша единственная обязанность. Донья Элена, вас я прошу объяснить, что вам понадобится для операции, выбрать помощников, а наш инженер, сеньор Перес, рассчитает нужное количество пороха.
***
Я был очень обеспокоен. Отчаянная донья Элена может как спасти Сегилью, так и погибнуть. Вечером ко мне прилетела сеньора Карлита.
— Сеньор Негрито, моя подруга, сеньора Энрикес, просила вам передать: ей очень нужна ваша помощь.
Я несказанно удивился.
— Чем я могу помочь отважной сеньоре?
— Не знаю точно, но ей очень важно, чтобы вы поджидали на полпути. Я вам покажу место и помогу.
Чего только не сделает храбрый кот ради своих друзей и своего города! Если у меня и были какие-то сомнения, то их развеял очередной штурм, предпринятый моврами на рассвете того дня, вечером которого блистательная сеньора Энрикес собиралась совершить беспримерный подвиг и обрушить скалу на головы мерзких пиратов. Враги атаковали на сей раз малые ворота, подкатив орудие, но не осадную башню. Наш комендант подозревал, что эта атака ложная, чтобы, отразив её, защитники крепости понадеялись на передышку, однако ему всё равно пришлось руководить боем. Действительно, атака длилась недолго — моврам хватило пары опрокинутых на них котлов со смолой. День коменданта был заполнен подготовкой операции доньи Элены, а ещё он изучал какие-то бумаги. Я старался быть ближе к своему другу, а он мне иногда улыбался, позволял забраться к нему на колени, гладил меня и пил много кофе.