Девять жизней (СИ) - Шмелева Диана. Страница 35

30. Признания — пока только коту

Я очнулся под деревом, когда меня лизнул Чико. Рыжий пёс попенял мне за неосторожность и рассказал последние новости. Я был так огорчён, что осада ещё не закончена! Чико тоже вздохнул, но прибавил:

— Защитников нашей Сегильи так просто не напугаешь.

— О да! Дон Себастьян непременно что-нибудь придумает.

— Не знаю насчёт его новых придумок, но он не позволит нам пасть духом и сдаться.

— Где он сейчас?

— Поди догони! Ночевал в госпитале.

— Неужели он ранен?!

— Царапина, но очень устал. Уже к вечеру зашёл в монастырь навестить раненых, да там и остался. Утром — опять на ногах, проверял караулы, проводил совещания, всё как обычно.

— Я к нему!

— Наверное, в комендатуру.

***

Меня, как обычно, к дону Себастьяну пустили. Он был один, изучал бумаги. Был серьёзен, но мне, как всегда, улыбнулся.

— Здравствуй, Негрито! Что-то я никак не найду ни малейшего следа, кто мог убить дона Бернардо. Вот, пожалуйста, его архив, здесь протоколы допросов свидетелей, и никакого намёка, кого, мне неизвестного, он мог лично впустить.

Я строго муркнул: пора отдыхать, а мой друг снова мне улыбнулся. Его сильные пальцы утонули в моей чёрной шерсти. Дон Себастьян взял меня на руки, подошёл к окну и посмотрел на Сегилью.

— Чудный город. Красив, был беспечен, а теперь нам с тобою нужно его спасти. У Сегильи немало защитников, почти все сражаются не только за город, но и за свои семьи, своих близких, тех, кто им дорог. Я здесь пришелец. Как мне сказал отец Николас, мне только ты здесь по-настоящему дорог. Он не прав. Прав, что дорог мне ты, но не знает, что мне дорога твоя молодая хозяйка.

Он вздохнул и снова погладил меня.

— Ты, Негрито, наверное, колдовской кот. Приходишь, когда ты мне нужен. Можешь промурлыкать Инес, что Сегилью вчера я защищал ради долга, а сегодня — ради неё? Промяукай, что я люблю её. Может быть, с первого взгляда, или с первого смеха, улыбки, или когда я услышал о ней разговор. Не знаю, неважно. У меня мало свободных минут, и каждую эту минуту я хочу разделить с Инес. Промяукаешь ей? Знаю, не сможешь. Я сам ей это скажу после осады, если останусь в живых.

Мой друг ещё недолго смотрел в окно, потом решительно сложил бумаги, убрал их в стол и собрался спать. Я поскрёбся в дверь, и он меня выпустил, напоследок погладив.

***

Я побежал в монастырь. Юркнул в каморку Инес. Она сегодня здесь оказалась одна. Напросился к ней на руки, а она залилась вдруг слезами.

— Негрито, малыш… Ты ведь никому не расскажешь? О чём я, это знают все, кому интересно… Он не знает, наш комендант, и зачем ему знать, что к множеству влюблённых в него женщин добавилась Инес из Хетафе…

Я мяукал в ответ своей драгоценной хозяйке — я видел его, и мой друг велел передать: сколько бы ни было влюблено в него женщин, ему нужна лишь Инес из Хетафе. Инес не поняла и снова заплакала. Я мяукал, мурчал, тёрся о её руки. Она всё равно не поняла, но улыбнулась:

— Довольно. Подумать страшно, на кого я похожа. Умоюсь сейчас, и Хосефу сменю на дежурстве. Никому не должно быть дела, что я влюблена.

31. Корабли

На другой день к коменданту пришли моряки. Старик, потерявший сына, заговорил от их имени:

— Сеньор комендант, наш черёд сделать вылазку. Пока команды мовров не успели как следует друг друга узнать, мы можем выбраться к лодке, в одежде, как у мовров, захватить один из кораблей и ударить по другим.

— Отчаянный план.

— Не отчаяннее, чем обрушить на головы неприятеля гору.

— Если придётся заговорить с моврами, речь вас не выдаст?

— Среди нас довольно ребят, болтающих по-мовритански. А среди пиратов — предателей, которым родной — наш эспанский.

— Вам знакомы моврские пушки?

— Говорят, контрабанда из нашей Эспании.

— Канониры Сегильи того же мнения, — горько усмехнулся дон Себастьян, вспомнив донос, о котором спорил с герцогом Мединой. — Обсудим детали.

— Мы хотим воспользоваться контрподкопом, выйти в предместье — оно завалено камнями и почти не охраняется — подкрасться к одной из лодок, потом к дальнему кораблю, на нём наверняка меньше людей.

— Задумано дерзко. Вы уверены, что у мовров небрежные караулы?

Угрюмый моряк первый раз усмехнулся:

— Сеньор, на своём веку я видел немало пиратов, но ни разу не слышал, чтоб у них было хорошо с дисциплиной. Во время осады наверняка разболтались.

— Вам проверять. Нужна ложная вылазка или атака.

— Я знал, что мы друг друга поймём.

***

Комендант решил в первую очередь сосредоточиться на организации вылазки моряков, но пришлось заниматься и куда менее важными, однако сильно раздражавшими его делами. Капитан Альварес принёс от своей невесты очередные сплетни.

— Комендант, вас опять женят.

— Без меня.

— Почему вы так упорно отрицаете помолвку с доньей Эстрельей?

— Вам не к лицу сплетничать, дон Альфонсо, — жёстко ответил дон Себастьян. — Вы отлично знаете, что обсуждение брачных соглашений посторонними задевает честь дамы. Если я с кем-либо обручусь, объявлю в тот же день, и хватит об этом.

— После разговоров о вашей связи с графиней, слухи о браке даме уже не повредят.

— А вот слухи о связи задевают уже лично мою честь как следователя инквизиции! — молодой человек потерял терпение и повысил голос. — Если какому-то болтуну угодно подозревать меня в том, что я угрожал графине аутодафе, чтобы принудить её вступить со мной в непристойную связь…

— Принудить? Вы серьёзно? — молодой щёголь, поначалу впечатлённый явной злостью коменданта, рассмеялся. — Да она сама…

— Хватит! — инквизитор хлопнул ладонью по столу. — Сейчас не время для поединков, но после осады я вызову любого, кто посмеет лезть в мои личные дела! К вам тоже относится, дон Альфонсо! — он сделал паузу и продолжил спокойнее. — За время осады вы не раз проявили себя куда лучше, чем я ожидал. Прошу меня не разочаровывать.

— Я, конечно, помолчу. Но как друг, должен предупредить — раз уж вы решили не принимать обеты, всех желающих сунуть нос в ваши дела вам на поединок не вызвать. Ко мне пару раз приставали с вопросами, принимать ли ставки против вашего брака с будущей графиней де Тевора или нет.

— Сегилья сошла с ума… — только и мог ответить комендант.

— Сегилья жива, — ухмыльнулся дон Альфонсо. — В значительной мере вашими стараниями. И не собирается монашествовать.

***

Крайне неприятный для коменданта разговор напомнил дону Себастьяну, что он обязан докладывать графу Теворе о том, как идут поставки, и на какую сумму выбраны подписанные графом обязательства. Пока всё происходило в пределах разумного. Город оказался относительно обеспечен продовольствием и мог протянуть ещё не меньше месяца, при жёсткой экономии, на грани голода — месяца три. Сплетни приходилось принимать во внимание — комендант отчитывался перед поручителем письменно, под предлогом крайней занятости не нанося визитов и в каждом послании извиняясь. Молодой человек очень надеялся, что граф поймёт его правильно и оставит мысль выдать за него свою дочь. Беспокоили подозрения, что влюблённая до потери и без того небогатого разума вдова совершит какое-либо безрассудство, поставив коменданта перед выбором: или женитьба, или графиня будет в глазах всех обесчещена. Менее всего дон Себастьян хотел невольно нанести оскорбление отцу пустоголовой дамы, который вызвал у него неподдельное уважение.

В мыслях вновь возникла Инес, и с ней молодой человек не мог сравнить ни одну из когда-либо встреченных женщин. Брак младшего в своей семье сына с дочерью бедного идальго любой из называющих себя другом сочтёт неблагоразумным, но никто не посмеет сказать ему этого вслух — и довольно. Дон Себастьян позволил себе несколько минут посидеть, вспоминая облик и голос девушки, в которую влюбился, едва узнав её. Наверняка она может выйти замуж, что называется, благоразумнее, но сияние её глаз, трепет пальцев в его руке, собственное предчувствие убеждали — Инес предпочтёт безоглядно разделить с ним его неясное будущее обеспеченной жизни с другим мужчиной.