Папа, прости маму! (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 10

Глава 9. Ульяна. В постели с начальником — тогда и сейчас

…Вспоминаю себя двадцатилетней… Он пощекотал мне затылок, поправил волосы, пробежал пальцами по спине. О чём он вообще говорит — я уже целиком принадлежу ему прямо сейчас, сгораю от желания, когда мы ещё и не приблизились к постели! Я была настроена угождать ему во всём.

— А от меня ты чего ждешь, Шем?

— Жду, что ты быстро привыкнешь, перестроишься и приспособишься ко мне.

— А конкретнее?

— Я сегодня целый день лекции читал, можно, я не буду сейчас с тобой проводить занятие по секс-просвету? — усмехнулся мужчина. — Поймешь в процессе совместной практики.

— С удовольствием поучусь у лучших, — нашлась я.

— Правильно.

— Да ты не романтик.

— И никогда им не был, — отрезал мужчина.

— А женщинам обычно это нужно, — рассмеялась я, осмелев и беря его под руку.

— Еще им нужно, чтобы с ними были рядом. А я допоздна на работе.

— Поэтому и одинок?

— Как и ты.

— Ну, всё-таки женщины у тебя были.

— Обычно они со мной долго не выдерживают. Гадский характер.

— Характер отвратительный, это верно. Но мне даже нравится. Я бы с удовольствием провела с тобой выходной, — размечталась я. — И отпуск.

— Вообще обычно я домой ещё ночевать прихожу, — удовлетворенно сказал мужчина, высвобождая руку и крепко обнимая меня за плечи. — Обещаю, Ульяна, ты меня полюбишь.

— Охотно верю. Если уже сейчас у меня страсть к твоей личности, — отшутилась я.

— Не смейся, Ульяна, — резко оборвал Шем. — Я сейчас говорил о вещах, которые для меня чрезвычайно важны. Я хочу, чтобы именно ты меня любила… а не просто была влюблена, как сейчас.

— О… извини. Но у тебя очень экстравагантный вкус, если ты меня хочешь. Ты точно не извращенец?

Шем остановился, строго посмотрел — будто я всё ещё просто подчинённая, и никакого секса он мне только что не предлагал.

— В некоторых вещах я непримирим. Особенно это касается вопросов дисциплины. Воздержись от неуважительных высказываний в адрес того, кто старше.

Я кротко извинилась, хотя внутри меня всё хохотало.

…Наверняка Лола выросла такой же хохотушкой… Интересно, как он к этому отнёсся? Как уживался с ней эти несколько месяцев, что провёл с ней вдвоём, изолировав меня?..

… — Что, смешно? — Шем зловеще улыбнулся. — Веселье прекращается.

— Будешь властным и требовательным?

— Как получится.

— Не беспокойся. Я приму тебя целиком.

…Эту фразу он потом не раз мне припомнит — и отнюдь не в нежном, а в издевательском контексте, когда мы уже будем в разводе…

… — Прекрасно. Здесь моя квартира. — Он кивнул на дом. — Позвони родителям, Ульяна. Ты у них одна?

— Да. А ты… один?

Шем помолчал.

— Был еще младший брат. Он погиб.

— Мне очень жаль.

— Это давно было. Двадцать пять лет прошло. Они погибли в автокатастрофе. Стаскались в мир людей, как туристы… идиоты.

— Шем… Ты, наверное, до сих пор скучаешь?

— Нет. И никогда не скучал, — сухо отозвался он, проходя в квартиру и включая свет. — Мои родители были отступниками. Знаешь, кто такие люцифаги-отступники?

— Что-то слышала, — пролепетала я.

— Они слишком долго работали над людьми — и выгорели; не желали больше изучать их; они сами хотели жить, как люди, а не лазать в чужой мозг существ из параллельного мира. В мире людей они пошло напились… и сели за руль пьяные. Не справились с управлением. Брат был с ними. Они погубили и себя, и ребенка. Но зато их мечта сбылась: погибли типичной для человека смертью. Не могу за них не порадоваться.

Я промолчала. Мне стало ясно, что одинокий одарённый мальчик из неблагополучной семьи не мог вырасти приветливым и любезным.

Такой же хладнокровный, словно нежилой характер был и у его жилища; очевидно, Шем мало бывал дома. В ванной мыло и полотенца почти нетронуты. Книг и электроники было немало; заинтересовавшись, я подошла к стеллажу с книгами будущего мужа.

— Сколько работ! Ты — автор предисловия к двухсотому юбилейному тому «Типы людей и их сны: две жизни — два тела»? Ого… И давно он вышел? Ещё не видела его. Ты очень талантлив.

— Раздевайся, Ульяна, — предложил он, мягко, но настойчиво забирая свою книгу из моих рук.

— Как? Уже? — растерялась я. — Может быть, ты сам меня разденешь?

— Нет. Хочу посмотреть, как ты это делаешь.

— Я бы душ приняла…

— Не нужно. Ты наверняка принимала утром. Ты всегда очень тщательно собираешься на работу… особенно если предстоит встреча со мной.

Я кивнула и разделась без всякого ожидаемого от себя стыда. Конечно, мать с отцом были в шоке, что я впервые не заночую дома. Но, кажется, успокоились, когда я сказала, с кем проведу эту ночь. Если уж они доверяют ему заочно — почему бы мне тоже не довериться?

Когда я выпрямилась, оставшись только в нижнем белье, Шем подошел:

— Не нужно, оставь.

Он просунул руки мне под футболку, расстегнул и вытащил лифчик; затем обнял, приподнял и легко покружил:

— Чувствуешь?

Да. Я чувствовала. Чувствовала единственного любимого мужчину… и если бы в тот момент кто-то показал мне картины нашего будущего — я рассмеялась бы этому, как страшной сказке по телику.

— Ты — это счастье, — пролепетала я, утыкаясь лицом ему в шею.

— Через пять минут тебе так не покажется.

Никогда не думала, что это произойдет так быстро, хотя с ранней юности пыталась представить себя с мужчиной. Он стал легонько целовать меня в губы; мои несчастные мозги отключились, работало только тело. Отсутствие контроля напугало, но не уменьшило решимости принадлежать этому человеку.

— Поняла, чья ты?

— Твоя. Полностью твоя, — в полнейшем удовлетворении выдохнула я, не отрываясь от его жадно зацеловывающих губ.

— Вот именно… А я твой. Теперь никуда не денешься.

— Я еще не была с мужчиной… — прошептала я, вся подставляясь его ладоням, которые, как сканеры, путешествовали по моему трепещущему телу, изучая мои изгибы.

— Да понял я, понял, — заулыбался Шем. — Это легко исправить. Не суетись.

Неожиданно он заломал меня так, что я не могла пошевелиться, и требовательно прильнул к губам. Совсем не с той трепетной нежностью, как целовал только что… меня затрясло от страха и возбуждения.

— Делай всё, что захочешь, — сквозь зубы процедила я. Мне хотелось поскорее освободиться от мучительной дрожи ожидания, от своей неопытности.

— Я тебе обещаю, что будет очень хорошо… только не сегодня, уж извини, Ульяна.

Я была готова страдать и безропотно пережила боль, которую причинило его движение внутрь. Психологическое удовольствие от осознания факта, что моим первым мужчиной стал именно он, несколько скомпенсировало физические терзания. Будущий муж нагнулся, с удовлетворением вглядываясь в моё искаженное лицо:

— А давай не дергаться и без истерик? Я велел доверять и подчиняться.

Поскольку обожаемый начальник зафиксировал меня достаточно сурово, вырваться из-под него я даже не попыталась.

— Ну и выдержка, — похвалил он. — Хочешь минутку на привыкнуть? Потом я сорвусь и затрахаю тебя до смерти.

— Не нужна мне эта твоя минутка. Делай, что хочешь, — пролепетала я.

— Я так и делаю. У тебя минута.

Это новое ощущение наполненности сводило с ума. И я в состоянии безумия прошептала ему, обхватывая его ногами:

— Хочу быть только твоей… хочу от тебя детей!

— Хочешь дете-ей? — изумился он. — Не успела с девственностью расстаться — как уже хочешь ребёночка? Может, и замуж за меня хочешь?

— Хочу! — простонала я.

— Тогда учись слушаться мужа. Хочешь деток — надо из тебя сделать женщину в кратчайшие сроки. Раз готова к детям — не веди себя, как девственница, а давай пораскованнее, — командовал он, переворачивая меня и изводя резкими, глубокими движениями, чередуемыми со шлепками и даже укусами. — Съем тебя, такую вкусную, — кто же мне рожать будет?..

… — По-моему, ты делал беспрецедентные по своей унизительной жестокости вещи, — кокетливо сказала я ему потом в лёгком шоке; я представляла себе секс только в общих чертах — и сейчас находилась в некотором ступоре и очарованной отрешённости.