Папа, прости маму! (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 12

Однако однажды что-то меня притормозило. Вода; чёрное отчаяние; детские мысли о суициде. Такое мне и прежде попадалось — не сказать, чтобы дети в мире людей были так уж счастливы, и я привык относиться к этому спокойно, и не такое мне встречалось, ведь я побывал во многих черепных коробках, вынашивающих самые страшные мысли, — это просто моя работа.

Но на сей раз сигнал шёл из Петрозаводска.

Города, где Ульяна упустила Лолу. Просто сидела на скамейке, качала её, любуясь недоступным люцифагам морем с безопасного расстояния… и кто-то подошёл сзади, сделал укол в шею.

Очнулась — младенца нет.

Я был в Петрозаводске на следующие же сутки — но сигнал пропал. До первых провалов в памяти оставалась максимум неделя, и я решил рискнуть — провести эту неделю среди людей. Так долго мне прежде не приходилось бывать в их мире — да никогда туда и не тянуло, в отличие от жены.

Словно пьяный, я бродил по улицам, оглядывая всех десятилетних девочек, что попадались мне на глаза. Глухо… и глупо. Так я дочь не найду. Но что было делать отчаявшемуся отцу?

Всё-таки ребёнок успел подать сигнал. Вода… крупный пляж… открытый водоём, которых так боятся люцифаги. Я остался ночевать у кромки берега, на пляже Песков — словно бомж, упрятался в кустах, пользуясь летним теплом.

Утром я так же бесцельно бродил по пляжу, размеренно шагая среди дачников с детьми. Но ни одна девочка Лолиного возраста не выглядела несчастной; напротив, все резвились в песке, играли с друзьями или родителями, плескались в воде.

Внезапно, погружённый в свои мысли, весь в своей голове, в попытках уловить дочь ещё раз — неужели она жива? — я наткнулся на маленькую девочку, выбредавшую из воды после купания.

Девочка была голой. Полностью.

Я, ещё не успев ни о чём подумать, в потрясении набросил на неё большое полотенце, которое стелил себе накануне ночью.

— Где твой купальник⁈

— Я сорвала с себя… показалось, что тону… он сковывал… — тихо произнесла малышка, едва взглянув на меня; черты её лица были знакомыми, так вполне могло выглядеть наше с Ульяной дитя! Но я не мог, не должен был делать выводы скоропалительно, — внешность ещё ни о чём не говорит, она у нас с женой у обоих довольно стандартная.

В этот момент к нам подбежала какая-то сумасшедшая тётка, — и, трепля девочку за мокрую косу, закричала:

— В какое положение ты ставишь меня перед людьми, тварь ты мелкая! Что обо мне думать будут!.. Пойми: ты должна научиться плавать, чтобы стать сильнее; тогда твои способности усилятся! И ты продолжишь тренировки!

— Мамочка, пожалуйста!

— Что я сказала⁈.. Спасибо вам! Простите, пожалуйста, — льстиво улыбнулась мне женщина; отдала моё полотенце, набросила на плечи девчонки своё, — и, продолжая вопить, погнала её, обречённо шагавшую и вздрагивавшую, к раздевалкам.

Эта сцена произвела на меня тягостное впечатление — ясно, что ребёнок вовсе не рвался в море, это была воля матери. Но достаточно ли этого факта вместе с физическими данными для того, чтобы посчитать малышку люцифагом?

«Твои способности усилятся». Может быть, она просто готовит девочку к спортивной школе? К соревнованиям по плаванию?

Я решил проследить за этой семьёй — и тогда впервые увидел Ильина. А ещё подметил кое-что.

Оба они смотрели на свою «дочь» вовсе не как родители. У меня развилась за эти годы болезненная привычка — тайком наблюдать за родителями с детьми. И сейчас ничего родительского я в отношении супругов к «дочери» не ощутил.

Мои подозрения усиливались; шпыняя и подгоняя девчонку, мать с отцом сели в автобус и покатили куда-то в сторону пригорода.

Я зашёл за ними, примостившись на задней площадке и стараясь не упускать их из вида. Трое вышли в дачном посёлке возле большого озера; я, не замеченный, отправился за ними, — супруги были слишком поглощены «воспитанием» дочери, не переставая ругать и выговаривать ей:

— Ты понимаешь, какие мы возлагает на тебя надежды? У тебя же есть способности! Почему ты не хочешь их применить? Ты это делаешь назло нам, дрянь, да? Назло? Что за тупая башка у тебя — всю жизнь с тобой возимся!

Мать, не сдержавшись, отвесила девчонке подзатыльник, заставивший ту споткнуться. Со стороны по-прежнему казалось, что родители попрекают плохо старавшуюся перед соревнованиями по плаванию дочь. Но не-родительское отношение родителей, их настойчивые заверения в каких-то её «способностях», внешность малышки… всё это заставило меня проводить их до самого дачного дома.

— Завтра продолжим в озере! — крикнул отец, прежде чем уйти с крыльца. — Злата, пойдём ужинать. А тебе сегодня — никакого ужина! Думай над своим поведением!

— Но папа — я же уже давно не ела! — робко попыталась возразить малышка.

— Кто хочет есть — тот работает. Старается, — неумолимо ответил отец.

— Можно мне хотя бы немного ухи?

— А можно мне хотя бы немного какого-то проку от тебя? — с язвительной насмешкой отозвался родитель; я ещё не слышал, чтобы таким тоном разговаривали со своими детьми. — Я тебя о чём просил? Ты это сделала?

— Не сделала, потому что не смогла! Я не понимаю, как можно узнать, что у человека на уме! — отчаянно выкрикнула девчонка, за что получила пощёчину от матери:

— Сколько раз говорить: не смей так разговаривать с отцом!

«Узнать, что у человека на уме»… Моё сердце тревожно забилось в ужасе и опьяняющей надежде.

Девчонка переобулась — и, всё так же спотыкаясь и глядя в землю, побрела в сторону озера.

Я последовал за ней.

Лола — я был почти уверен, что нашёл её — в задумчивости остановилась на небольшом холме; её медленный спотыкающийся шаг, походка «нога за ногу», словно заторможенные движения обманчиво убедили меня не торопиться, — поэтому, когда ребёнок вдруг резко подхватился и спрыгнул с утёса, времени на размышления у меня уже не было: я с разбегу нырнул за ней прямо в одежде, даже не думая, что нырять в незнакомых местах может быть опасно.

Сейчас, вспоминая тот свой необдуманный прыжок, даже без оценки обстановки, без того, чтобы заранее присмотреться к водной глади внизу, — я холодею: что, если бы глубина в этом месте озера под утёсом была незначительной, и я сломал бы себе шею? Что, если никогда не помог ей, не вытащил бы её, бездыханную, и некому было бы сделать ей искусственное дыхание?

Но мне повезло — тогда впервые по-крупному повезло в моей жизни. И всё сложилось иначе.

Вот только никто не в силах предвидеть будущее — поэтому я не мог предполагать, что одна катастрофа в кратчайшие сроки сменит вторую.

Глава 11. Шем. Переступить через обиды, дорасти друг до друга

Помню это как сейчас: я, весь мокрый, трясусь над дочерью, тяжело откашливающейся у меня на коленях. Нырнуть в водоём — огромное испытание для люцифага; но сделала это дочь — значит, должен сделать и я. Что это было — вызов «родителям», попытка доказать самой себе, что она может? Или… попытка свести счёты с жизнью?

— Лола… — бормочу я. — Лолочка, ты жива, какое это счастье… папа тебя нашёл!

— Но… я не Лола, — хрипит малышка бледно-синими губками. — Меня зовут Зарина!

— Нет, ты — Лола. Дочка, которую я потерял!

— У меня же есть родители!

— Эти люди украли тебя у нас, моё счастье. Ты даже не человек.

Лола вздрагивает, смотрит на меня с огромным интересом; кажется, сейчас она забыла обо всём на свете — даже о том, что пережила несколько минут назад.

— Я всегда так чувствовала, но думала, это просто фантазии…

— Эти люди, твои якобы родители… скажи, они давно требуют, чтобы ты научилась читать мысли?

— С самого моего рождения, — недоумённо глядит Лола. — Но я думала, что они просто странные. У многих есть странности, у них — вот такая… Постойте. Вы же… тот дяденька, который… помог мне сегодня на пляже?

— Я нашёл тебя через сны, девочка моя.

— Разве такое возможно?

— Почему нет? Многое непредставимое на самом деле возможно.