Папа, прости маму! (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 11

— По-моему, у тебя сорвало чердак от наслаждения, — самодовольно ухмыльнулся будущий муж. — Обещаю тебе подумать, готов ли я так радикально изменить свою жизнь… как к этому готова ты.

— Это необязательно, — заверила я. — Я всё равно останусь с тобой. И буду любить только тебя. И если ты захочешь — у нас будут общие дети… но только если захочешь.

… Сейчас мне неприятно вспоминать об этом — о своей безграничной покорности любому его решению; и даже о столь поспешном желании родить на заре нашего брака я тоже сожалею. Всё меньше люцифагов обзаводится детьми — наш век долог, значительно дольше людского, и всё чаще мы отказываемся от деторождения.

Возможно ли поверить, чтобы самый любимый человек на свете сделает со мной такое? Что секс с ним, когда-то столь желанный, будет восприниматься мной как насилие, и меня будет ужасать мысль родить от него долгожданного сына, о котором мы когда-то оба мечтали? Могла ли я предположить, что наш брак закончится вот так, что он отлучит меня от ребёнка — справедливо ли это, так ли уж я виновата? После слов сладкой умницы Лолы, пережившей столько всего и твёрдо убеждённой, что винить надо только похитителей, мне становится легче. Как будто часть вины с меня сняли; словно эту вину отпустили мне детские уста.

— О чём вы успели поговорить? — требовательно трясёт меня бывший. Я надменно усмехаюсь:

— О её любви ко мне. О нашей любви друг к другу… Да, вот так — ты не смог ничего растоптать, как ни старался!

— Бедная Лола! На контрасте с теми, кто её выкрал, даже ты покажешься матерью мечты, — с презрением глядит бывший. — Ты ведь лжёшь насчёт беременности из стремления сберечь собственную шкуру, да?

— Можем сделать сверхчувствительный тест, — смело швыряю я ему в лицо. — Он уже через несколько часов способен показать, что получилось.

Бывший несколько теряется от моей уверенности. Но когда тест подтверждает мои предположения — я уже приняла решение и сама тороплю Шема:

— Идём… буду рада доставить тебе это удовольствие. Думаю, ты согласишься со мной, что лучше принести в жертву ребёнка ещё не рождённого, чем уже сформировавшуюся личность? Отлично — вперёд! Если мне потребуется умереть — знай, что я умру с величайшим удовольствием: буду знать, как оставшуюся часть жизни виной терзаешься ты!

Глава 10. Шем. Люди, которые знают о нас

Я никогда не был ласковым. Видел, что жене мало ласки; но нежнее, чем умел, стать не мог. Однако юная Ульяна не предъявляла претензий: я знал, что, пусть моих объятий, поцелуев и поглаживаний ей не хватает днём — она добирает ласку во время секса, которого всегда было много. Люцифаги не стремятся непременно заводить потомство; но Уле страстно этого хотелось, и я, влюблённый дурак, пошёл ей навстречу в этом вопросе. Мне вдруг стало интересно: что у нас может получиться.

Когда дочь появилась на свет, я испытал огромную нежность к этому хрупкому существу; но опять не мог этого выразить. Сначала мне казалось, я буду разочарован, так как хотел сына и о дочери даже не думал; но дочь каким-то образом сразу установила со мной контакт — и я, беря её на руки, стискивал в объятиях маленькое тельце, горячо целовал мордашку, крошечные ручки и ножки. Я сжимал зубы от страстного удовольствия и умиления; однажды зубы даже хрустнули, я испуганно выпустил дочку из объятий обратно в кроватку, и Ульяна, осмотрев мои зубы с фонариком, недовольно заметила:

— Ну вот, трещинка на верхнем переднем. Почему ты их так сжимаешь, когда тискаешь малышку?

Я бы и сам не смог ответить. Наверное, от жадного желания пожрать свою новорождённую красотку, сделать наше единство полным; сожрать, поместить внутрь себя, не выпускать в мир.

Словно уже предчувствовал, что, отпусти я её от себя, — случится беда.

Слишком поздно я сообразил, что Ульяна готова мириться с неласковым мужем не просто так… Тайком от меня она повадилась выходить в мир людей — через портал в лесу. Как людей ласкают и манят их сны, так Ульяну манил мир тех, кто для нас — просто работа… Как люди путешествуют в экзотические страны, так она — с той же лёгкостью и нетерпением — проскальзывала в мир людей в свой декретный отпуск, пока я был на работе; она старалась быть осторожной, проводила там дни в прогулках, возвращаясь оттуда, как из какого-нибудь парка или с детской площадки, через несколько часов, не навредив памяти и разуму.

Но иллюзия контроля не продлилась долго. Кто-то, увидев Ульяну, распознал в ней люцифага…. И принялся следить.

После, вернувшись однажды без Лолы, она, захлёбываясь рыданиями, объясняла, что ей казалось, будто это лучший способ изучить людей — проводя «полевое исследование», собирая о них информацию не через сновидения, а на месте, видя их бодрствующими. Только одного жена не учла: есть группа людей, которые уже не одно поколение изучают структуру мира… люцифагов. Они умеют управлять сновидениями и своим телом снов, научились, словно шпионы, проскальзывать в наш мир; они образовали секту, и их мечтой всегда было — добыть младенца из нашего мира, чтобы тот, с природным чутьём, присущим нашему виду, помогал им в осуществлении корыстолюбивых планов, поставил их на ступеньку выше обычных людей. Только вот младенца-люцифага добыть непросто: жизнь люцифага значительно дольше человеческой, и всё чаще мы отказываемся от деторождения, а если и появляются у нас дети — никто и никогда до глупой совсем юной Ульяны не рискнул бы вынести их «прогуляться в мир людей», подвергнув риску быть вычисленными и похищенными.

В центре этой секты стояла семья Ильиных. Предание о люцифагах рассказал своему сыну тот, кто был дедом Лолиного похитителя. Он и собрал вокруг себя первых заинтересовавшихся, он рассказал им о втором теле, которым обладают люди; именно он научил сына, а тот — своего сына и соратников, как пользоваться этим вторым телом, как подчинить его себе, как контролировать свой внешний облик и ощущения, оказываясь в городе Наблюдателей или простых люцифагов-исполнителей. Люди попадали к нам и раньше — чаще случайно, потому что у всех разные способности и чувствительность, позволяющая забредать в своих сновидениях в разные миры; но члены секты Ильиных всегда шпионили за нами, и отличить их от обычных случайных «туристов» мы никак не могли — а значит, не смели и тронуть.

В самом деле: вмешиваться в мироздание не могут даже Исследователи, которые неизмеримо превосходят мир Наблюдателей и для которых мы, собственно, и обрабатываем информацию о людях. Конечно, изучая людей через их сновидения, некоторым из нас случалось ненароком загубить человека по неосторожности; но подобное случалось казуистически редко — так же редко, как неожиданная смерть во время плановой операции. В таком случае в мире людей причину гибели никогда не удаётся определить; и человека хоронят в полном недоумении, что же спровоцировало у него остановку сердца.

Однако обособившиеся от люцифагов Отступники, которые поселились в отдельных районах мира Наблюдателей и мира Исполнителей-собирателей, не желают иметь никаких дел с людьми и без всякой жалости убивают тех, кто случайно забредает на их территорию. Они не подпадают под стандартную юрисдикцию, много веков назад образовав свой собственный, отдельный мир, со своими законами. Они ненавидят людей и не желают работать с ними, жить в их сновидениях и изучать их мысли. Они сами хотят жить как люди; но без работы нельзя, а работа в городе возможна только с людьми, — поэтому отступники живут достаточно бедно, только на то, что сами производят.

Мои родители примкнули к таким отступникам, что окончательно нас разобщило.

Об Ильиных я узнал случайно: годами перебирая людей и сновидения, мне так и не удалось обнаружить Лолу. Я взывал к ней днём и ночью, она стала моей навязчивой идеей; я выполнял работу механически, утратил всякий интерес к чему-либо ещё, тем более к жене, которая из-за своего давнего «хобби», из-за каприза одним махом разрушила нашу жизнь, нашу семью, наше будущее.