Возгарка II (СИ) - Ахметшина Ксения. Страница 17

— Что здесь произошло? — вампир требовательно заглянул мне в глаза.

Я мотнула головой.

— Она мёртвая? — хрипло спросила я, чуть всхлипнув.

Блеснула сталь, рассекая шею чудовища.

— Теперь точно мёртвая, — сказал Рихард. — Пошли.

— Что это за твари? — спросила я, шмыгая носом и поднимаясь за ним.

— Алайсиаги, — вампиру удалось прорычать это непонятное слово, хотя ни одной «р» в нём не было. — В языческие времена мои предки почитали их богинями смерти.

Я бросила через плечо взгляд на чудовище, сглотнула и сказала:

— Очень их понимаю.

Глава 7. Рихард фон Шнайт

— Предки, что это за срань крылатая? — Радек подтолкнул мыском ботинка грудину зарубленной пташки. Вместе с Демиром и Войко они обступили распластавшуюся под фока-гиком тушу и повернулись к трапу, заслушав мои шаги.

— Ярочка! — обрадовался старпом и отложил пернач на сбухтованный канат.

Девчонка живо меня обогнула и устремилась в распахнутые объятия великана. Тот подхватил её и закружил, будто сто лет не виделись.

— Эмил, выходи, всё кончилось! — крикнул я, повернувшись к пустой бочке для пресной воды возле грота.

Мужичок затравленно выглянул наружу, после чего с робкой, извиняющейся улыбкой выбрался наружу. Я не собирался обвинять его в трусости. Проку от него в схватке никакого, а так хотя бы не пришлось выручать. Рыжему котёнку следовало бы поучиться.

— Прими руль, — бросил я бывшему бурлаку и прошёл к остальной команде.

— Кэп, так чего это за погань? Как ты их там обозвал? — вопросил Радек, когда я присел рядом с обезглавленным трупом.

— Алайсиаги. Просто голодные хищники, — соврал я. — Не знал, что они водятся в этих краях. Нам повезло, что никого не утащили.

— А третья где? — белобрысый недоумённо полез чесаться под повязку на голове. — Только не говори, что она к нам в кубрик заползла!

— У вас там очень уютное логово, как не заползти? — я постарался пошутить, но не вышло. — Не дрейфь, я её прибил, — с этими словами я посмотрел в светло-карие глазки девчонки.

«И даже не вздумай брякнуть, что это не так».

Ярочка обиженно поджала губки и отвернулась.

— Тебя ранили? — спросил Демир, покосившись на приятеля.

— Что? Ох, да ё-моё! — Радек посмотрел на своё плечо, где в прорехе виднелась серьёзная царапина. — Вот же паскуда! Достала меня!

Ткань рубашки наливалась кровью.

Кровью, сука…

Дёсны заныли, удержать в них клыки не получилось.

— Войко, займись раненым, — велел я, уперев глаза в отрубленную башку твари, которая оставила Радеку эту памятку.

Мой помощник положил лапищу матросу на плечо и повёл на перевязку в каюту. Ярочка присела на корточки рядом с вытянутыми фалангами крыла. Прикусила губу и потянула любопытные пальцы к тёмному когтю, но в последний момент отдёрнула их, подскочила и убежала вслед за Войко с Радеком.

Демир посмотрел наверх, где над фока-гафелем заполоскался парус, рассечённый когтями одной из ненавистных сучек. Мурадец прицокнул и спросил:

— Заштопать получится? — нужно отдать должное его выдержке и практичности.

— Если что, заменим, — я пожал плечами. — В крайнем случае, и без топселей идти можно, только в скорости потеряем.

Что крайне нежелательно, конечно. Особенно теперь, когда моему дядюшке стало известно, где меня искать. Сомневаться, он ли послал алайсиаг, я не собираюсь.

Из отсечённого среза шеи вытекло немного густой, очень тёмной крови. Гнилой крови. Собственно, ещё недавно она представляла собой сушёный порошок в хрупких венах мумии. Я чувствовал некротическую магию, пропитавшую этот оживлённый труп. Хорошо, что моя команда никогда не видела живых алайсиаг. Ребята не знают, что у этих зверюг не должно быть полуголого черепа и торчащих рёбер — речь не о худобе, а о нехватке облезлой шкуры в некоторых местах.

При желании Вальдемар мог бы восстановить их плоть получше, но не счёл нужным такое старание. Разве что крылья казались вполне целыми, ведь с прорехами летать тяжело. В остальном он совершенно не постарался, никакого лоска не навёл.

Всё же пушечное мясо.

Весточка из родного дома, так сказать.

Похоже, Ветцель, сука расфуфыренная, меня сдал.

Очень вовремя. Как раз, когда я не укладываюсь в сроки поставок, взял на воспитание малолетнюю девчонку, а внутри всё горит от вурдалачьей заразы и аконита.

Прям идеальное время, чтобы заново уходить от преследования.

Ладно ещё, что никто из экипажа не погиб и не получил серьёзных травм: не хватало сейчас ещё замену искать. Но вот если атака повторится… Через день-другой я могу вовсе слечь с этой хворью, и тогда ребята будут вынуждены отбиваться своими силами.

Похоже, придётся навестить одну старушенцию и молить о помощи. Не любит она мертвяков. Даже за солидное вознаграждение не очень-то свои лекарские навыки к нашей дохлой плоти прилагать соглашается. Но была не была! Придётся попробовать её уломать.

— Демир, наверх, — распорядился я, махнув на марс, укреплённый на салинге фок-мачты.

Пока матрос взбирался по закреплённым между вант выбленкам, я схватил дважды сдохшую алайсиагу за лапу и потащил к фальшборту. Одним рывком перебросил тушу через планширь. Раскрытые крылья гулко шибанулись по волнам, но тварь не потонула: слишком большая площадь опоры на воду при слишком маленьком весе. Да и хрен с ней, пускай плавает, народ пугает.

Мало ли в мире чудищ? На берег её вынесет или рыбакам попадётся — сделают чучело и загонят какому-нибудь ценителю диковин.

Вторая птичка последовала за сестрой.

Кстати, все алайсиаги — самки. Самец у них традиционно один на целую колонию, хотя среди детёнышей их достаточно много. Пока взрослеют, успевают передраться и перебить друг друга. Ещё бы! За такой-то гарем.

Под конец я вышвырнул головы: целую и размозжённую.

Теперь самое любопытное. Пойдём-ка, спустимся в кубрик: надо же разобраться, каким интересным способом сдохла третья гадина.

Поскрипывая ступеньками, я отметил следы от когтей на древесине, а ещё всё провоняло столетней мертвечиной, хоть блюй. На верхней палубе этого смердежа тоже хватает, но там хотя бы ветер сносит. Придётся заставить ребят всё тщательно отдраить, чтобы эти вопиющие ароматы не досаждали моему обонянию. Всё судно, заразы, изгадили!

Перед тем, как войти в кладовку я снял с крюка лампу: ночное зрение — это хорошо, а цветное — лучше.

Поставил осветительный прибор на бочку со льдом и взялся за плечо чудовища. Дряблая кожа легко отстала от мышц, заставив меня брезгливо оголить клык. Может, я тоже мертвец, но разлагаться себе не позволяю, даже когда все физиологические процессы в моём организме останавливаются. Эта дрянь, едва сдохла повторно, начала радостно гнить прямо внутри моей «Вильды».

Надо скорее выбросить эту падаль.

Я развернул труп так, чтобы сподручнее было с ним возиться.

Внешний осмотр ничего не дал.

— От чего же ты ласты склеила, зараза? — ласково поинтересовался я у зверюги.

Провёл ладонью над шкурой монстра, над шипами вдоль позвоночника. Сунул руку под грудину — в область сердца. Ничего не ощутил, кроме ровного фона очень знакомой магии. Затем моя рука легла на башку с зубастой пастью и вывалившимся языком. Тот реально вывалился — отвалился.

Вот здесь-то я ощутил кое-что необычное.

Какая-то другая магия, обжигающая…

Позволив глазам налиться чернотой, я присмотрелся и различил какое-то лёгкое медное свечение под черепом убитой твари.

Так-с, любопытно…

Давайте-ка заглянем в этот череп поглубже.

Жалея, что не надел перчатки, я подцепил краюшек сползающей кожи и стащил её с костяного свода, как кожуру с очень вонючего плода. Сдержал рвотные позывы, но краем сознания заметил, что к запаху гнили в районе пасти примешивается и другой душок — горелый. Вонзив пальцы в швы черепных костей, я с силой надавил и потянул. Затрещало, хрустнуло, и вот, череп раскололся на две половинки, как орех.