Верхний ярус - Пауэрс Ричард. Страница 83

В дерево бьет ветер — маниакальный и восходящий, — затем обратная тяга. Верхушки секвой становятся гуттаперчевыми, ветки кромсают кроны. Хранитель карабкается на склад за видеокамерой, а Адиантум хватает отломанный сук размером с бейсбольную биту. Вылезает поближе к натиску. Адам кричит: «Назад!» Роторы месят слова в пыль.

Она упирается босыми ногами в ветвь — та, хоть и массивная, а хлещет, как резиновая, на этом вывернутом наизнанку тайфуне. Вертолет наклоняется, и женщина оказывается лицом к лицу с машиной. Та прет на нее, Адиантум бешено размахивает палкой. Хранитель подбирается сзади, снимая все на камеру.

Вертолет здоровый, с отсеком размером с целое бунгало. Такой огромный, что может поднять дерево старше Америки в небо и потащить через всю страну. Лопасти пенят воздух вокруг фигурки девушки. Внутри стеклопластиковой капсулы сидят двое, спрятавшись за козырьками и шлемами с ремешками на подбородках, трещат по крошечным микрофонам с какой-то далекой базой.

Адам уставился на оптический обман блокбастерной рирпроекции. Он еще никогда не был так близко к чему-то настолько огромному и злобному. Видит миллион его частей — поршни, эксцентрики, лопасти, фланцы, штуки, для которых даже не знает названия, — такое за пределами человеческих сил собрать, не то что придумать. И все же их тысячи, у компаний на каждом континенте. Еще десятки тысяч, вооруженных и опасных, во множестве арсеналов планеты. Самый распространенный хищник в мире.

Ветки хрустят, воздух наполняется мусором. От зверя пышет горелым ископаемым, вонь, как от пылающей нефтяной платформы. Адама тошнит. Рев пронзает барабанные перепонки, убивая любую мысль. Девушку мотает на ее ветке, как стяг, потом она роняет оружие и держится. Ее оператор теряет равновесие на искусственном шквале — камера падает вниз и разбивается вдребезги. Из вертолета доносится металлический голос, чудовищно усиленный. Покиньте дерево немедленно.

Девушку начинает трясти. Долго ей не продержаться. Мимас содрогается. Вопреки здравому смыслу Адам смотрит вниз. Дерево таранят бульдозеры цвета желчи. Мужчины, пилы и машины готовят землю у самых наплывов Мим аса. Он смотрит на Хранителя — тот показывает вниз на другую бригаду работающую над секвойей в двухстах футах от них. Они хотят обрушить ее рядом с Мимасом. Адиантум обхватывает ногой ветку, норовящую ее сбросить. Вертолет орет: Спускайтесь сейчас же!

Адам кричит и размахивает руками. Выкрикивает то, что сам не слышит за всем безумием. «Хватит. Свалите на хрен!» Он не будет свидетелем этой смерти.

Вертолет зависает, потом подает в сторону. Из динамиков слышится голос: Закончили?

— Да! — кричит Адам.

Слог пробуждает Хранителя из транса. Он смотрит на Адиантум — та вцепилась в ветку, всхлипывает. Не осталось путей, кроме здравого смысла. Хранитель запрокидывает голову — и работа прекращается. Внизу бригадир совещается по рации с невидимой сетью. Новый треск из вертолета: Спуск подтвержден. Уходите. Летающий хищник задирает нос и разворачивается. Ветер прекращается. Оглушающий шум затихает вдали, не оставляя ничего, кроме мира и поражения.

Они слезают в ремнях: перепуганный психолог, стоический художник, затем — пророчица, чье лицо, когда она спускается на двести футов, в растерянности. Их арестовывают и ведут по изрубленному склону к лесовозной дороге, уже подползшей на несколько сот ярдов к основанию Мимаса. Они сидят в грязи и часами ждут полицию. Потом офицеры расторопно их упаковывают, троих в ряд, на заднее сиденье патрульной машины.

Лесовозная дорога ползет по оврагу. Трое пленников оглядываются на оголенный хребет, на очертания великого древа, лишь вдвое моложе христианства. Голос ниже стрекота вертолета что-то говорит, но его никто не слышит, даже Адиантум.

ПОКА ЗАКЛЮЧЕННЫХ УДЕРЖИВАЮТ, Патриция Вестерфорд начинает переговоры с консорциумом четырех университетов для учреждения Глобального хранилища рассадной зародышевой плазмы. Пара заявлений — и «Рассада» становится юридическим лицом.

— Пора, — говорит доктор Вестерфорд разным публикам, у которых надо собирать средства на климат-контроль, высокотехнологические залы и обученный персонал. — Давно пора сохранить те десятки тысяч видов растений, что исчезнут еще при нашей жизни.

Она дошла до того, что эти предложения сами слетают у нее с языка. Через два месяца она направляется на юг, на первую исследовательскую экспедицию в бассейн Амазонки. Еще тысяча квадратных миль леса исчезнет раньше, чем она до него доберется. Когда Патриция вернется, ее будет ждать обед от Денниса.

ПОКА ЗАКЛЮЧЕННЫЕ ИЗОБРАЖАЮТ СОН, Нилай Мехта наслаждается лучшими часами творения. Из постели в кабинете он издает приказ эльфам «Семпервиренс» о сути «Господства 8»:

В ИНОМ МЕСТЕ У ДРУГОЙ ЖЕНЩИНЫ начинается свой, особый тюремный срок. Кровотечение в мозгу ее мужа захватывает и ее. Она звонит 911. Едет в скорой, ночь теплая. В больнице подписывает осведомленное согласие, хотя больше никогда не почувствует себя осведомленной. Идет к нему после первой операции. То, что осталось от Рэя Бринкмана, лежит в регулируемой койке. У него убрали половину черепа, мозг заклеили лоскутом скальпа. Из него торчат шланги. Лицо Рэя застыло в ужасе.

Никто не скажет Дороти Казали Бринкман, сколько он таким еще будет. Неделю. Еще полвека. В первые ночи, во время бдения в реанимации, ее посещают разные мысли. Страшные. Она останется, пока его не стабилизируют. После этого надо спасаться.

Снова и снова она слышит, что кричала всего за несколько часов до того, как рухнул его мозг. «Все кончено, Рэй. Все кончено. С нами двумя кончено. Я за тебя не отвечаю. Мы друг другу не принадлежим и никогда не принадлежали».

В ТЮРЬМЕ, ВОРОЧАЯСЬ НА ВЕРХНЕЙ КОЙКЕ, Адам видит, как великие секвойи взрываются, словно ракеты на стартовых площадках. Его исследование цело — все драгоценные данные опросников, собиравшиеся месяцами, — но не он. Он начал видеть в вере и законе то, что скрывалось за простором здравого смысла. Тюремный срок без предъявления обвинений помогает прозреть.

— Ты видишь их план, — говорит Хранитель. — Они не хотят судить нас ценой огласки. Просто пользуются юридической системой, чтобы потрепать как можно сильнее.

— А разве нет закона?..

— Есть. Они его нарушают. Они могут продержать нас без обвинения семьдесят два часа. Срок закончился вчера.

Адам вдруг понимает, откуда появилось слово «радикал». Radix. Wrad. «Корень». Растения, планеты, мозг.

НА ЧЕТВЕРТУЮ НОЧЬ В КАМЕРЕ Нику снится Каштан Хёлов. Он наблюдает, как тот, ускоренный в тридцать миллионов раз, раскрывает свой невидимый план. Вспоминает во сне, на тонком матрасе, как дерево машет набухающими руками в ускоренной съемке. Как эти руки испытывают все вокруг, исследуют, подстраиваются под свет, пишут послания в воздухе. Во сне дерево над ними смеется. «Спасти нас? Как это по-человечески». Даже смех занимает годы.

ПОКА СПИТ НИК, спит и лес — все девятьсот видов, опознанных людьми. Четыре миллиарда гектаров, от бореальных до тропических, — главный вид бытия Земли. И, пока мировой лес спит, люди собираются в общественном лесу одного северного штата. Четыре месяца назад поджог очернил десять тысяч акров в месте под названием Дип-Крик — один из множества удобных пожаров того года. Он подает Лесной службе идею устроить распродажу слегка поврежденную, все еще не срубленной древесины. Преступника так и не нашли. Никто и не хочет его найти. Никто, кроме нескольких сотен хозяев леса, которые и собираются на распроданных рощах с табличками. У Мими написано «НИ ОДНОЙ ПОЧЕРНЕВШЕЙ ПАЛКИ». У Дугласа — «СКАЖИ, ЧТО ВСЕ НЕ ТАК, СМОКИ» [56].