Назад к ЭВМ (СИ) - Наумова Анна. Страница 27

— Ладно, Ремизов, — профессор вновь вернулся к прежнему строгому тону и хлопнул ладонью по столу. — Забирайте свою книгу и последний раз Вас предупреждаю: у меня в аудитории не читальный зал. Поймите это наконец, если хотите быть допущенным к сессии.

Покорно кивнув с некоторым облегчением (книга все же осталась у меня), я уже направился к выходу, как вдруг меня осенила странная идея. А что, если спросить кое-что у странноватого Игоря Михайловича? Кто, как не этот гениальный математик, выглядящий, как городской чудик, сможет мне помочь?

— Я хотел спросить, — несмело начал я, остановившись и обернувшись. — Как Вы думаете, машину времени возможно изобрести? Если да, то почему ее еще не сделали?

Профессор молчал. Его слегка выцветшие глаза внимательно смотрели на меня поверх дужек очков, заклеенных изолентой. Он даже строго нахмурился, отчего морщины еще больше прорезали его высокий лоб. Я вдруг понял, что этот умнейший, несмотря на кажущуюся странность, пожилой человек видел меня насквозь, и даже немного похолодел от этого. А вдруг он решил, что я, как некоторые парни с нашего потока, просто решил над ним посмеяться, и сейчас кинет в меня мелом или еще чем потяжелее и просто выгонит вон?

Однако Игорь Михайлович, кажется, каким-то своим острейшим чутьем сообразил, что я не имею не малейшего желания его разыграть.

— По той же причине, по которой нет того, кто мог бы создать вечный двигатель, — ответил он спокойно, как будто читал свою ежедневную лекцию. Эта идея нарушает второй постулат Эйнштейна и принцип причинности, а вечный двигатель — законы термодинамики. Вы и сами это должны уже знать.

— Значит, законы никак нельзя изменить? — я отчаянно искал хоть какую-то зацепку. — А как же в книгах? Хэнк Морган попал в Средневековье и очутился при дворе короля Артура.

— Вы прочитали слишком много фантастики, мой друг, — сказал Игорь Михайлович прямо-таки отеческим тоном. — Не забывайте, что это — он показал на книгу у меня в руках, которую мне удалось вернуть обратно — художественная литература. Она может основываться на реальных событиях, но от этого не перестает быть художественной. Хэнк Морган попал в Средневековье, Алиса шагнула в Зазеркалье. А «Хроники Нарнии», где дети попали в сказочный мир и встретили говорящего льва и злую королеву? Но Вы же прекрасно понимаете, что все это — не более, чем вымысел, и не пытаетесь шагнуть вслед за ними. Шурик никогда не изобретал машину времени и не встречал Ивана Грозного. Это просто персонаж, которого когда-то гениально воплотил Демьяненко. Янки Морган не то что никогда не был при дворе короля Артура — его вовсе не существовало. Молодой человек, понимайте, все, что Вы читаете или смотрите в кино, иносказательно. Пытайтесь почерпнуть что-то хорошее для себя, вот и все. Не нужно искать какие-то чересчур глубинные смыслы. Никаких физических и даже теоретических возможностей для перемещения во времени не существует. Человечество не в силах придумать петлю времени, так же, как Вы, к примеру, не сможете стать обратно ребенком. А я, к сожалению, уже никогда не смогу видеть так же хорошо, как видел в Вашем возрасте. И на моем лбу никогда не будет меньше морщин, а только больше с каждым годом. И время, отведенное мне земле, уменьшается с каждой секундой. Мы постарели даже за время нашего с Вами разговора, просто незаметно — всего на пару минут. Но из миллисекунд, из секунд, из минут складываются часы, недели, месяцы, годы и века. Так работает время. И все мы, живущие в этом мире, подчиняемся его законам.

Профессор сделал небольшую паузу и продолжил дальше, не замечая, что крошит мел прямо себе на брюки.

— Путешествия во времени — один из китов фантастики. Вы это знаете не хуже меня. Ее развивают фантасты уже много-много лет. Еще в конце прошлого века Герберта Уэллс издал свою «Машину времени».

«Позапрошлого», — хотел поправить я Игоря Михайловича, но вовремя смолчал.

— Тем не менее, — все так же тихо говорил старый профессор, — годы идут. Развивается наука, делается множество открытий. Больше тридцати лет назад Гагарин полетел в космос. Но никто из живущих ныне так и не смог вернуться в прошлое и ничего в нем изменить, да и вряд ли сможет когда-нибудь. Принципиально никакая физическая теория не запрещает путешествия во времени. Но мне кажется, что на практике перемещения в прошлое или будущее так навсегда и останутся только на страницах фантастических книг. Зачем же Вам нужно пытаться изобрести то, что изобрести невозможно?

— Очень нужно! — с жаром сказал я.

— Странно… — Игорь Михайлович продолжал в меня вглядываться, пытаясь понять причину моей заинтересованности. — Не похоже, что Вы меня разыгрываете, но все это так странно… Обычно подобные идеи приходят в голову школьникам младших, средних, ну в крайнем случае — старших классов, и это понятно: они еще растут, у них мышление работает по-своему. Но Вы-то уже взрослый мужчина. Кстати, не мешало бы Вам бриться аккуратнее. Так, глядишь, Вы скоро израсходуете все запасы пластыря в ближайшей аптеке.

Я пропустил мимо ушей замечание по поводу порезов. Какая разница? Аккуратно бриться советской бритвой, мне кажется, у меня никогда не получится. Уже третью неделю я режусь почти каждый день. Да это и неважно. Порезы — это все-таки не те жуткие травмы, с которыми валялся в «Склифе» мой несчастный двойник.

Что ж, наверное, придется признать, что все мои идеи по поводу временного симулятора — не что иное, как блажь. смириться с гибелью несчастного парня и водителя с семьей, который не так уж и виноват был в аварии, и просто жить здесь, в новом старом мире. Может, еще когда-нибудь, гуляя в парке Горького, мне удастся встретить отца, гуляющего под руку с мамой. Но как-то же я попал сюда?

Я уже было вновь повернулся к двери, когда профессор неожиданно чуть тронул меня за рукав.

— Вы хотите разработать симулятор и с его помощью изменить что-то, что уже произошло?

Я снова кивнул, решив больше ничего не придумывать. Если профессор сочтет меня сумасшедшим — что ж, так тому и быть. Хватит с меня вранья. В конце концов, мне и так было больше не к кому обратиться за помощью. Неужто шанс все-таки есть? Игорь Михайлович продолжа все так же внимательно смотреть на меня.

— Подождите, Матвей… Вы хотите кому-то помочь? — спросил

Я опять кивнул.

— Хорошо, сходите, поставьте чайник.

— Что? — опешил я.

— Чайник. Эмалированный чайник. Из которого пьют чай, — Игорь Михайлович вынул из кармана железный ключ на шнурке и дал мне. — Сходите в учительскую, там сейчас никого нет. Возьмите со стола чайник. В шкафчике над столом есть черный чай и сахар. Скипятите и принесите сюда. Чашки у меня есть. Если уж Вам так это интересно, попробую Вам помочь. В конце концов, чисто в теории это должно быть интересно.

Я послушно сделал все, о чем меня просили. Старый профессор разлил по кружкам чай, положил себе пару кусков молотого сахара, предложил мне ирисок из кулька (от которых я благоразумно отказался, помня, что в прошлый раз у меня после подобного чаепития чуть не выпала пломба).

Я хлебнул чаю из кружки с чуть отколотым краем, и тут мне на ум пришло очень простое решение: перестать притворяться и рассказать все. Я только сейчас понял, как сильно я устал от необходимости постоянно притворяться. Почему-то я знал, что странному, несуразному, взъерошенному и лысеющему человеку, сидящему напротив меня, можно доверять. И я рассказал ему все, не скрывая, ни кто я, ни где живу, ни своей истории внезапного перемещения во времени. Теперь уже двое знали, что я не Матвей Ремизов: врач из Института скорой помощи и пожилой профессор. Правда, главврачу «Склифа» я не раскрыл полной правды — он считал меня братом-близнецом загадочно исчезнувшего пациента.

Я не ошибся. Игорь Михайлович ни разу не перебил меня. Он молчал, кивал, слушал и, только когда поток информации, льющейся из меня, иссяк, он заговорил.

— Значит, Вы — никакой не Матвей, — задумчиво сказал старый профессор, барабаня по столу кончиками длинных и тонких пальцев. — Никогда бы не подумал. Вы поразительно, просто невероятно похожи. Значит, Вам двадцать четыре года, и Вы родитесь, когда я уже умру… Забавно. Что ж, во всем, что случилось, есть и хорошее: мне выпал редчайший шанс встретиться с человеком из будущего. Жаль бедного мальчика, я ему всегда симпатизировал…