Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 62

— Какие книги вас интересуют? — ответив на приветствие, спросил продавец.

— Научные. В первую очередь по химии, — ответил я.

— Есть у меня немного, но советую съездить в магазин возле Лаборатории практической химии и промышленности, который в Шестом округе на улице Мишле, дом не помню, вам любой подскажет. Там выбор лучше. Если не найдете нужное, возвращайтесь ко мне, я сделаю заказ, привезут черед неделю, — предложил он.

С такими коммерческими навыками и все еще не разорился⁈

В магазине на улице Мишле, который был меньшего размера, продавцом был длиннорукий тип с отстраненными глазами и постоянно дергавшейся головой, зато одет в чистый белый костюм. Я сперва подумал, что это медицинский халат, с помощью которого удалось улизнуть из дурочки, и скоро прибегут санитары и зафиксируют его. Книг не только по химии, но и по другим точным наукам было много, причем не только на французском, а еще на английском и немецком. Прямо рай для недоучек. Три дня я приезжал туда, как на работу. Отобрал по несколько заинтересовавших меня номеров журнала «Американского химического общества», французского «Анналы химии и физики» и английского «Труды Королевского химического института». В первом предпочитали публиковать статьи по практическому применению химии, второй налегали на теорию, а третий болтался посередине. Также купил почти полсотни книг по химии, геологии, минералогии, агрономии. Начиная со второго дня, глаза продавца при виде меня начинали подключаться к реальности, потому что сделал ему, как догадываюсь, месячную выручку. Позже оказалось, что треть книг купил зря. Кроме пары статей, там нечего было читать. Решил, что подарю их Императорскому Новороссийскому университету.

Когда Маэли Юбер встала на текущий ремонт, поехал в Орлеан, где, как прочитал в рекламном объявлении, напечатанном в газете «Фигаро», был завод по производству анилина — красителя для тканей и соды. Мне захотелось посмотреть, каков сейчас уровень химической промышленности во Франции.

Поезд отходил от вокзала Орсе, расположенного через реку напротив парка Тюильри. Интересное здание, наводившее на мысль, что Средневековье еще живо в сердцах французов. Я купил за девять франков десять сантимов билет первого класса без указания поезда и места. Сел на утренний, хотя мог и на обеденный или ночной. Вагон был разделен перегородками на отсеки, в каждом из которых два трехместных дивана, разделенных проходом. Оббиты коричневым плюшем, потертым, особенно места у окна. В вагоне было всего десятка полтора пассажиров, причем одна компания из шести человек заняла первый отсек, поэтому в остальных сидело по одному-два человека. Я расположился у окна по ходу поезда в пустом купе, разместив саквояж под диваном. После отправления поезда проводник в серой форме прошел по вагону, пересчитал пассажиров. Судя по довольному выражению его лица, никто не сбежал.

Париж закончился неприлично быстро. В районах, которые в двадцать первом веке будут считаться чуть ли ни центром города, были фермы с полями, на которых собирали урожай, и лугами с коричнево-белыми коровами, не обращавшими внимания на проезжающий мимо поезд. Франция заселена гуще, чем Россия. Намного реже попадаются леса и неугодья.

Поезд ехал со скоростью километров сорок-пятьдесят, но подолгу стоял на станциях. В итоге через пять с лишним часов добрались до Орлеана, который я в очередной раз не узнал. Извозчик отвез меня в самый лучший, по его словам, Гранд-отель, наверное, потому, что находился неподалеку от железнодорожного вокзала и переезд не стоил одного франка. Это было трехэтажное старое здание, уже начавшее крошиться. Внутри тоже поседевшая шикарность. Остались только дешевые номера на третьем этаже, маленькие с узкими окнами и одной широкой кроватью и большим дубовым шкафом. Разделся, переночевал — и будь здоров. Все удобства в коридоре. Зато в центре города и цена всего пять франков в сутки. Мне было влом искать что-то получше. Как-нибудь потерплю.

Я пообедал в ресторане через дорогу, который выглядел лучше отельного и более приятные ароматы приносились оттуда ветерком. Заказал свежие устрицы, омара и жареную миногу с отварным картофелем и салатом из свежих овощей. Помидоры и картофан уже рулят, пусть и не так круто, как лет через сто. От вина отказался, чем вогнал в уныние официанта, коротышку лет тридцати шести в оранжевой курточке и зеленых штанах. Получив хорошие чаевые, он простил мне всё.

После обеда потусовался по городу, нашел позеленевшую от скуки, бронзовую Жанну д’Арк на коне. Не хватало рядом памятника тем, кто отдал ее на расправу англичанам. Прошел мимо якобы ее дома, хотя она там бывала только гостем. Разглядывая прохожих, у меня появилось чувство, что живут здесь те же самые люди, которых встречал много-много лет назад, может, не во времена Юлия Гая Цезаря, но в Средневековье точно. Разве что одеты по-другому.

Утром поехал на извозчике на северную окраину города, где находился химический завод, точнее, мастерские по производству красок для тканей и соды. В Одессе я бывал на таком же предприятии. Из двадцать первого века у меня остались в памяти комбинаты с большими корпусами и высоченными металлическими ректификационными колоннами на нескольких гектарах. В Одессе все было скромно и помещалось в деревянно-каменных сараях. В Орлеане оказалось не намного лучше, разве что на территории было чище и росли на клумбах цветы, привядшие то ли от жары, то ли от химических испарений. Подозреваю, что их использовали в роли индикатора: если увяли окончательно, значит, пора людей эвакуировать.

Разочаровавшись, я не стал напрашиваться на экскурсию по мастерским, вернулся отель, собрал вещички, рассчитался и переместился на железнодорожный вокзал, успев на поезд, отходивший в полдень. К вечеру был в «Рице», опять попросив номер с кабинетом, но теперь уже более дорогой, с окнами на площадь. Мои вещи, ожидавшие в камере хранения отеля, были доставлены в него вместе мной. Прислуга относилась ко мне хорошо, причем не столько за щедрые чаевые (многие давали больше), сколько за то, что ко мне приходит благородная дама в шляпке с вуалью. Во Франции уже сложился культ суперсамца и суперсамки. Главное, точно определить, кто из них перед тобой.

67

Как-то перед обедом, дожидаясь Маэли Тюрбо, я пролистывал купленную по пути в отель газету «Фигаро» и наткнулся на статью о России, в которой рассказывалось, что беспорядки там прекратились, что отменено военное положение во многих городах, что император издал указ об учреждении Государственной думы — и мне резко захотелось вернуться в Одессу. Вот уж не думал, что меня накроет ностальгия. Перед отъездом заграницу были планы посетить Англию и Германию. Первая отпала после того, как посвежела погода на Черном море и накрыла мысль, что могу переместиться, вторая — после посещения мастерских в Орлеане. Как бы и в Германии не увидел всего лишь улучшенный вариант русских и французских мастерских. К тому же, немецкий язык знаю слабо, не хватит для чтения научной литературы, да и строем ходить разучился. Лучше вернуться до десятого августа и убедиться, что мои документы приняты, зачислен в университет.

Я позвонил на Северный железнодорожный вокзал, спросил, когда отправляется «Северный экспресс», как гордо компания «Международное общество спальных вагонов» называла скорый поезд «Париж-Санкт-Петербург». Он ходил два раза в неделю из Парижа и три раза из Берлина. Оказалось, что следующий отсюда завтра в одиннадцать сорок пять. Я заказал одноместное купе до Санкт-Петербурга. Можно было взять до Вильно и там пересесть на пассажирский до Минска, а потом доехать до Жлобина, где делает остановку прямой курьерский из столицы России до Одессы. Так получилось бы дешевле, но не быстрее, не говоря уже о комфорте. Одноместное купе стоило триста восемьдесят шесть с половиной франков (сто сорок пять рублей). Время в пути — пятьдесят два часа.

Маэли Юбер не сильно расстроилась, узнав, что я завтра уеду. Мы отменно пообедали, а потом покувыркались в моем номере. В порядке исключения она соизволила пройтись со мной пешком по тротуару до своего дома. Обычно я нанимал и оплачивал извозчика, хотя ехать всего минут пять. Наверное, это должно было обозначать печаль по поводу расставания со мной.