Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 63

— Нам ведь было хорошо вместе, — то ли подвела итог, то ли спросила Маэли Юбер, прощаясь.

— Мне ни с кем не было так восхитительно, как с тобой! — произнес я, поцеловав ее руку, чтобы не увидела в моих глазах правду.

Она улыбнулась, сжала мою правую руку в запястье и торопливо, словно боялась, что догоню и остановлю, направилась к входной двери в свой подъезд. Может быть, даже поплачет, зайдя в квартиру, а может, вздохнет облегченно, что рассталась без скандала. Насколько хорошо я понимал Маэли во время секса, настолько же плохо всё остальное время. Наверное, потому, что считал ее пчелкой, а насекомые не плачут.

Пассажирские вагоны «Северного экспресса» были коричневого цвета. Предполагаю, что это маскировка, чтобы немцы, по землям которых придется ехать долго, приняли за своих. За мой багаж, к которому добавились две плетеные из лозы корзины с книгами и журналами, пришлось доплатить семнадцать франков. Ввоз книг на иностранных языках в Российскую империю запрещен без предварительного разрешения, но, как обычно, строгость глупых указов смягчалась необязательностью их исполнения.

Стюард по имени Жан, молодой и задорный француз с крючковатым тонким носом, одетый в коричневую форму, проводил меня к купе — точной копию того, в каком ехал в Париж, даже вставка с моей фамилией была написана похожим почерком, но картина была другая, пейзаж, не стал спрашивать, чей. До середины девятнадцатого века Франция была страной писателей, а теперь стремительно превращалась в художественную студию. Во второй половине двадцатого перестроится ненадолго в киностудию, после чего разменяется на рекламу и далее на интернет-мемы.

— Показать, как работает… — начал было стюард, открыв дверь в санузел.

— Я ездил в «Восточном экспрессе», — остановил его. — Иди отдыхай. В десять приготовишь постель.

— Хорошо, месье, — то ли кивнув, то ли поклонившись, молвил Жан и исчез.

Я не стал переодеваться, почитал до обеда захваченные с собой научные журналы. В вагоне-ресторане было битком. Я уже собирался вернуться в салон отдыха и подождать, когда освободится столик, но официант остановил меня, показав, что уходит пожилая семейная пара, русские, явно не дворяне, несмотря на то или именно потому, что каждый был ходячей ювелирной выставкой. На столике поменяли скатерть, после чего дали мне меню. Я выбрал соленую осетрину, густой суп с курицей, филе говядины с картофелем-шато — слегка обваренным в кипятке и потом обжаренным до золотистой корочки, шоколадный пудинг и чай с лимоном. Самовар на шишках дымил на столике возле входа на кухню. Из спиртного заказал только рюмку русской водки под холодную закуску: в Россию еду!

При пересечении границы с Германией в вагон зашли два немецких пограничника в синей форме. Как мне объяснили в Орлеане, синяя краска для одежды самая дешевая, поэтому ее так любят государственные структуры и предприниматели-скряги. Оба пограничника были мордатые, усатые и смотрели на всех, как на потенциальных контрабандистов. Я собирался оставить паспорт проводнику, чтобы меня не беспокоили, но тот отказался, предупредив, что немчура обязательно припрется, иначе случится непорядок и Германия рухнет. Оба долго рассматривали фотографию, сличая с оригиналом, послу чего сделали отметки в паспорте и пожелали счастливого пути. Точно такую же процедуры проделали два других пограничника, похожих на предыдущих, как братья-близнецы, перед границей с Россией

Мне было интересно, как компания «Международное общество спальных вагонов» решает проблему разной ширины колеи в Западной Европе и Российской империи. Оказалось, что используют два поезда. Следующий из Парижа останавливался на пограничной прусской станции Эйдкунен, где пассажиры переходили в точную копию его, стоявшую на русской колее по другую сторону платформы. Стюарды переносили вещи и таблички с дверей, перегружали багаж, после чего движение продолжалось. Пассажиры, едущие из Санкт-Петербурга, делали то же самое на пограничной российской станции Вержболово.

Как только поезд поехал дальше, проводник прошел по вагону, собрал паспорта пассажиров. Что немецкому пограничнику по плечу, то русскому по… пониже.

68

Поезд прибыл на Варшавский вокзал. Накрапывал так обожаемый питерцами дождь, но платформы и пути были под стеклянной крышей. Пережидать непогоду у меня не было времени, потому что курьерский на Одессу отходил в семнадцать тридцать, через час сорок пять после прибытия экспресса, теперь уже меньше, от Царскосельского вокзала. Где находится этот вокзал, я понятия не имел. При советской власти такого не было. Выйдя под дождик на привокзальную площадь, я нанял за полтинник ближние дрожки с поднятым верхом, в которые погрузили мои чемоданы и корзины с книгами и журналами, и приказал погонять. Ехали от силы минут пятнадцать. Город показался все таким же серым, снулым, каким будет и через сто лет. В сухую погоду выглядит, наверное, лучше, но где она, а где Питер⁈

В курьерском поезде номер один вагоны были только спальные двухместные первого класса и четырехместные второго. С билетами никаких проблем. В августе все нормальные люди едут с юга на север, а в обратную — остальные. В первом классе плацкарта стоила пятьдесят семь рублей девяносто одна копейка. За превышение веса багажа мне пришлось доплатить четыре рубля семнадцать копеек и за каждую квитанцию по десять копеек. Вес засчитывается с шагом в десять фунтов (четыре килограмма). На полфунта больше — платишь за десять.

Проводниками были мужчина лет сорока и юноша лет семнадцати. Первый решал вопросы, а второй выполнял его приказания. Старший проверил мой билет, после чего младший взял у меня саквояж и проводил до пятого купе. Место было по ходу поезда, как я и попросил кассира, за что оставил ему копейки из сдачи. Я уже думал, что поеду один, когда в купе за пару минут до отправления влетел запыхавшийся, грузноватый офицер с «буденовскими» усами под мясистым носом и щеками, покрасневшими из-за быстрой ходьбы. Ему лет сорок пять. Фуражка с красной тульей и бронзовым гербом и черным лакированным козырьком, сине-серые китель и штаны, заправленные в высокие черные сапоги. На левом боку шашка обухом вперед. Погоны с двумя красными продольными полосками и без звездочек — полковник. У подполковника три большие звездочки, а у капитана, бывшего майора, ни одной, только красная продольная полоска. Пытаюсь выстроить логическую цепочку и не могу.

Поздоровавшись, он объяснил раздраженно:

— Денщик, сукин сын, забыл погрузить в карету один чемодан! Пришлось гонять извозчика туда-сюда, но сдать в багаж все равно не успел!

Прием багажа заканчивается за десять минут до отправления скорого поезда. Если опоздал, поедет на следующем, и придется доплатить за хранение в течение суток на станции.

Зовут старшего офицера Мефодий Петрович Старуков. Первым делом он поинтересовался, кто я есть такой и какая есть моя задача. Узнав, что я поступил в Новороссийский университет, полковник посмотрел на меня, как говно на муху. На всякий случай, чтобы он ночью по недоразумению не нашинковал меня шашкой, как капусту, я повозмущался погромом в порту. Перед моим отъездом заграницу это было признаком хорошего тона. Одесситов, особенно живущих в Городе, испугали события в порту. Многие вдруг поняли, что революция — это не только и не столько свобода, равенство и братство.

Мефодия Петровича сразу попустило, и он поведал, зачем ездил в столицу. Война с японцами показала, что не хватает резервистов. Армия мирного времени была слишком раздутой, обременительной, а в военное — недостаточной. Со следующего года собираются уменьшить срок срочной службы и увеличить срок нахождения в резерве. Сейчас служат шесть лет и состоят в запасе первой очереди четыре года и второй — пять лет. Первых призывают по надобности с началом войны, вторых — если она продлится дольше года. В генеральном штабе решили, что служить будут в пехоте и артиллерии три года, в кавалерии, на флоте и технических подразделениях — четыре, и срок нахождения в запасе увеличат до семи лет для первой очереди и восьми для второй.