Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 65

— В институте часто дают их? — поинтересовался я,

— На Рождество и Пасху, — ответила Вероник.

— Балуют вас! — пошутил я. — А достать каким-нибудь нельзя?

— Можно через прислугу, но стоят намного дороже и, если классная дама узнает, целый день будешь кушать стоя, — рассказала она.

— Не такое уж и тяжкое наказание, — решил я.

— Стоя кушают только падшие женщины, поэтому девочки отказываются, — поделилась секретом Вероник.

Советская зона-малолетка с тысячами западло отдыхает!

Я достал из бумажника червонец, положил рядом с ее чайной чашкой и сказал шепотом:

— На пирожные. Спрячь и сестре ни в коем случае не говори. Это будет наш с тобой секрет. Когда будешь голодать, стоя у обеденного стола, вспомнишь меня.

Она густо покраснела, но предложение было таким романтичным, что после непродолжительного замешательства свернула купюру и засунула в узкий рукав платья,

В курсантские годы я прятал в рукав шинели бутылку вина, засовывая сверху горлышком вниз. При неплотно прижатом к телу плече она была незаметна.

Видимо, мой неординарный поступок подвиг ее на такой же, спросила шепотом:

— Ты женишься на Стефани?

— У нас чисто деловые отношения. Это был ее выбор, — ответил я.

Только в женских романах и голливудский фильмах жанра «сопли с сахаром» миллионеры женятся на проститутках. В жизни они меняют одних на других, посвежее.

— К тому же, мне еще учиться в университете не меньше четырех лет, а студентам, как ты знаешь, жениться запрещено, — добавил я.

Студентам и сожительствовать нельзя, могут исключить, но, как мне сказали, в последние годы на это перестали обращать внимание, потому что аморальные типы учатся усерднее несчастных, чтобы побыстрее узаконить отношения и стать такими же, но вдвоем.

Мой ответ понравился девушке, заулыбалась и налегла на пирожные.

Когда Стефани вышла из ванной намотанным на голове, как чалма, полотенцем, половина пирожных уже была съедена. Оставив сестер разделываться с пирожными, я переоделся в халат и пошел мыться.

— Я быстро, — предупредил их, — а потом Вероник сможет плескаться, сколько душе угодно.

Уверен, что полная ванна горячей воды будет для девушки в новинку.

Утром Вероник старательно избегала встретиться со мной взглядом. Стефани ночью выдала всё, что накопила за лето. Уверен, что ее протяжные стоны были слышны даже в ванной комнате… соседнего дома.

— Можете пожить у меня до начала учебного года, — предложил я.

— Нет-нет. Пока не все приехали, можно снять лучшую комнату, надо поспешить, — отказалась Стефани, явно ревновавшая меня к младшей сестре и потому зачищавшая охотничье угодье, убирая конкурентку подальше.

70

Двадцатое августа в этом году выпало на субботу. Занятия в этот день были для первокурсников ознакомительными. После третьей лекции я зашел в учебную часть, получил зачетку. В ней на каждый семестр целый разворот. В левой половине, которая называется «Запись на лекции и практические занятия. Осеннее полугодие…. (место для года)» графы «Отдел (кафедра)», «Наименование предметов», «Наименование (именно так) профессора», «Число часов лекций», «Число часов практич. занятий», «Отметка канцелярии факультета», «Отметка казначея», а на правой «Зачеты:» — «Отметки по испытаниям», «Отметки по практическим занятиям», «Подпись профессора». Я перечислил, какие предметы в нее записать. Надо было выбрать не менее восьми из обязательных, что и сделал, добавив дополнительные предметы по физике, механике, геологии и агрономии. Пустыми остались всего две строки и самая нижняя, вполовинуу́же. Нагрузка будет по две-три лекции в день, причем большая часть продолжительностью всего пятьдесят минут. После трех пар в советском вузе это казалось сущей ерундой.

— Вы собираетесь посещать все эти лекции⁈ — не поверил инспектор естественного разряда физико-математического факультета — грузный, прихрамывающий мужчина лет пятидесяти, скорее всего, бывший преподаватель гимназии.

— Постараюсь. Если не потяну, в следующем семестре сокращу список, — ответил я и подсказал: — И еще один предмет на странице второго полугодия.

— Когда начнется, придете, заполню, — сказал он.

— Мне его уже зачел профессор Петриев, — сообщил я.

Следующей была касса, где казначей подсчитал, сколько я должен заплатить (двадцать пять за полугодие и по рублю за каждую лекцию, всего двести семнадцать), и спросил:

— Заплатите сразу за все?

— Да, — подтвердил я и выложил три сторублевки, позаимствованные в банке Бродского.

У одного из предыдущих студентов, стоявшего в очереди впереди меня, казначей взял «катеньку», не проверив номер. Значит, можно расплачиваться ими спокойно. На всякий случай у меня были и более мелкие купюры.

В понедельник третьей лекцией была вводная по технической химии. Собрался весь курс — тридцать четыре человека. У парней пока щенячий восторг. Они вырвались из-под родительского контроля, стали коллегами друг другу, чем безмерно гордятся и о чем постоянно напоминают в первую очередь самим себе. Заслуженный профессор Василий Моисеевич Петриев рассказал о том, как будут проходить лекции и практические занятия, что будем изучать в весеннем полугодии, чем заниматься в лаборатории, после чего перешел к любимой теме — производству кислот.

После лекции я подошел к нему и напомнил о весеннем обещании.

— Да, я помню. Пойдемте на кафедру, подпишу закрытие, — предложил он.

По пути я сообщил, показав номер журнала:

— Вот купил в Париже «Журнал Американского химического общества» со статьей о производстве пироксилина, а в ней интересный вид центрифуги, отличный от той, что вы нам показывали. Может, вам будет интересно?

— Конечно, интересно! — обрадовался он. — Только вот английский у меня не очень.

— Я переведу. Там текста полторы страницы, а чертеж и так понятен, — пообещал я.

Располагался кабинет отделения химии на третьем этаже. Довольно скромное помещение с одним длинным столом и двумя маленькими, книжным шкафом во всю длину правой от входа стены и стеллажом для свернутых в рулоны визуальных пособий у левой. За одним из маленьких столов просматривал какие-то списки преподаватель общей химии, ординарный профессор Павел Иванович Петренко-Критченко, сорока одного года от роду, невысокого роста и некрепкого сложения, с заметно поредевшими спереди темно-русыми волосами, карими глазами в глубоких глазницах, крупноватым носом, короткими усами и бородкой, одетый в черный костюм-тройку. Я посещал его лекции в весеннее полугодие.

— Вот один из моих лучших учеников решил оказать мне честь — перевести статью из «Журнала американского химического общества», — немного смущаясь, сказал профессор Петриев. — Послушаем вместе?

— Не откажусь! Такую честь нам редко оказывают! — шутливо произнес профессор Петренко-Критченко.

Я прочитал им статью, сразу переводя на русский язык. Застрял всего раз, потому что не знал, как переводится научный термин, но он и так был понятен преподавателям.

— Этот способ производства пороха американцы у Менделеева украли, — сделал вывод профессор Петриев.

— В смысле? — не понял я.

— Наши военные попросили Менделеева придумать бездымный порох. Дмитрий Михайлович изобрел пироколлодий. Пока наши чиновники волокитили несколько лет, какой-то шустрый американец запатентовал изобретение на свое имя у себя на родине. Теперь мы покупаем этот порох у них, — рассказал он.

— Да, янки — ребята шустрые, палец в рот не клади, — согласился я. — Оставлю журнал вам. Мне он больше не нужен, собирался подарить библиотеке.

— Спасибо! Я отдам художнику, чтобы нарисовал плакат со схемой, после чего подарю журнал библиотеке от вашего имени, — поблагодарил профессор Петриев и предложил: — А не могли бы вы сделать перевод этой статьи на русский язык? Мы бы опубликовали ее в наших «Записках естествоиспытателей». Как раз доберем следующий номер.

Он имел в виду альманах «Записки Новороссийского общества естествоиспытателей», который выходил не периодично, а когда накапливалось достаточное количество научных статей со всех кафедр. Есть еще «Записки Императорского Новороссийского университета», в которых публикуют в основном отзывы о магистерских и докторских диссертациях и административные статьи.