На улице Дыбенко - Маиловская Кристина. Страница 23

—  Сударыня, — обратилась к ней проводница, — а давайте мы ваши сумочки на перрон перенесем, а там и ваши родные подоспеют.

«"Сударыня", етить твою налево, — выругалась про себя Зоя Викторовна, но виду не подала, а принялась перетаскивать сумки на перрон. — Видали, рыба им моя не понравилась! Да что вы понимаете в рыбе? Она-то теперь, поди, с душком рыба-то. И ничего. Сережа именно такую и любит, чтоб непересушенная. Чтоб с душком».

—  Женщина, вам носильщик нужен?

—  Иди-иди! — отмахнулась Зоя Викторовна. * * *

Через полчаса навьюченная сумками и тюками Зоя Викторовна ковыляла к метро. Накрапывал дождь. Было около двенадцати дня. «Гляди, серо как тут у них, — подумала она. — Вон в какой хмурости люди выживают. Не то что у нас — на поле вышел, и свет от всей земли у тебя на ладони. А тут — как у нас в подполе — темно и сыро».

На душе было неспокойно. Вроде и не ждала, что встретят, а расстроилась. Выходит — ждала. Заняты они, что ли? Телеграмму не получили? На работе, небось. Что же это — Сережа не прислал никого, чтоб ей подсобили. У него ж архаровцев этих было всегда пруд пруди. Ох ты ж, Царица Небесная! Чему ж удивляться, коль сноха написала, что плохо. А сумок, сумок-то набрала, дура старая. С больными-то ногами. Говорили ж люди. Так нет — весь огород с собой увезти решила. И не бросишь ведь теперь. А ироды эти вон как скачут. Не на ту напали! Хрен вам, а не такси! * * *

В метро Зоя Викторовна плутала, спотыкалась об людей, пугалась эскалаторов, обращалась к спешащим мимо нее прохожим, пока студентик в очках не подхватил ее сумки.

—  Идите за мной, я тоже на Дыбенко еду.

Теперь Зоя Викторовна шагала за ним, боясь отстать и потерять из виду. Студентик не был похож на грабителя, способного убежать с ее дарами природы, но кто его знает, какой тут народ. Надо держать ухо востро. Объегорить простого человека у нас завсегда горазды. * * *

—  Вам третий дом от метро. Дойдете? Я бы вам помог, но мне в другую сторону. Я спешу.

Дойдет она, куда ж денется. Ехать за тридевять земель и три дома не пройти. Дойдет! Где наша не пропадала.

Однако дома какие длиннющие! И кому их только такие строят? И кто ж квартиры эти покупает? Дорого, небось. А она бы тут ни за какие деньги жить не стала. Хоть режьте! И Зоя Викторовна с тоской вспомнила свой дом и двор. Раньше, по молодости, тяжело было, воду с Дона ведрами таскали. Она спину себе коромыслом надорвала, и на загривке у нее с тех пор горбик. Но теперь-то и вода, и газ. И степь. И небо. И люди. А тут люди как неживые. * * *

Адрес Зоя Викторовна уже выучила наизусть. Нашла подъезд, да дверь закрыта. Кнопки. Страшно нажимать. Читала-читала, не разобралась. Того и гляди сумки под дождем намокнут.

Вышла девушка из подъезда. Зоя Викторовна схватила две сумки и успела заскочить внутрь, и дверь закрылась. И все. А на скамейке-то еще сумки лежат. Толкала она дверь, толкала. Стучала. Не открывается. «Умыкнут сейчас добро мое», — терзалась она.

Из лифта вышел мальчик, нажал куда-то, дверь и отворилась. Чудо! Целы сумки, целы! Сердце отпустило. Проскользнула Зоя Викторовна в подъезд, шарахаясь от железной пикающей двери, как от дикого животного. Кое-как вошла в лифт, поднялась на этаж. Вот и дверь. И звонок тут. Собралась было звонить, но заметила записку, заткнутую в щель. Развернула дрожащими руками.

«Зоя Викторовна, я на работе. Буду вечером. Ключ у дворничихи в парадной номер пять на первом этаже. Располагайтесь. Кира».

Зоя Викторовна с тоской посмотрела на сумки. Сердце ее опять заныло. А Сережа-то где?

Пришлось проделать весь путь обратно. Таинственная кнопка сработала, дверь открылась, и Зоя Викторовна опять оказалась под дождем. * * *

На скамейке у подъезда сидела неухоженная женщина неопределенного возраста. От дождя ее защищала соломенная шляпа. Плечи были покрыты красным клетчатым пледом. На ногах — войлочные тапки, из которых торчали темные пятки.

Зоя Викторовна расположила сумки под козырьком у подъезда и присела рядом с женщиной. Та деликатно подвинулась. Какое-то время они сидели молча. Женщина курила, глядя прямо перед собой.

Зоя Викторовна вытащила из сумки несколько рыбешек и, держа их веером, сунула женщине под нос.

—  А рыба-то теперь с душком.

Женщина посмотрела на рыбу безучастно и глубоко затянулась.

—  А он такую и любит. Чтоб с душком. И сало с мясными прослойками. Знаете, чтоб не одно гольное сало. Ест-то он будь здоров. Вот такую рульку зараз съедал, видали?

Зоя Викторовна показала женщине руками, каких именно размеров была та рулька.

—  А здоровье-то, понятно, не вечное. Что уж там у них приключилось, Царица Небесная? Главное, чтобы излечимо. А ключ у дворничихи. Боюсь я в ту дверь идти. Меня этой вон чуть не убило. Вот, гляди, пишет, пятая парадная. Подъезд, видать, по-ихнему.

Женщина бросила взгляд на записку, достала из кармана потертый телефон с большими кнопками, отыскала под пледом очки с веревкой на дужках, не спеша надела их, заправила веревку за голову и принялась усердно нажимать на кнопки. Пальцы не слушались. Она несколько раз выругалась. Чтобы попасть в нужную кнопку, приходилось сначала хорошенько прицелиться. Услышав гудки, она плотно приложила трубку к уху.

—  И где ж, блядь, ты ходишь? Иди уж. Пришли тут.

Она достала пачку, одними губами вытащила сигарету, закурила и протянула раскрытую пачку Зое Викторовне. Та замахала руками.

—  Царица Небесная, не курю я. А вы курите! Курите на здоровье!

Женщина затянулась и сдвинула шляпу на затылок, так что стало видно ее серое лицо.

—  Черная полоса все это. Со всеми бывает. Мать моя умерла, а я в море была и знать не знала. А вернулась, то да се, и все как-то разом навалилось. И я от всей этой неожиданности в запой ушла. А тут черные риелторы, суки, подсуетились. Очухалась я, а квартира уже не моя. И звать меня никак. И идти мне некуда. Двадцать лет в море. У меня и жилья-то никогда не было. Полгода я бомжевала. Все тут меня кормили, жалели. А толку-то. А потом я Сереге пожаловалась. Он собак дворовых кормил, а я за гаражами летом жила. Дом там себе устроила. Меж двух гаражей. Две стены — это не четыре, а все же лучше, чем ни одной… Мы тогда с Серегой много о жизни говорили. Ну и все. Приходит он через день и говорит: «Иди, Веруня, домой. Никто тебя больше не тронет». И ключи мне дает вот так, — она показала, как именно, — и закончилась моя черная полоса. Все кончается, мамаша.

Она выудила из-под пледа початую чекушку, выпила и предложила жестом Зое Викторовне, но та опять замахала руками.

«Какая милая женщина», — подумала Зоя Викторовна. И ей в какую-то секунду стало даже досадно, что столько лет она живет на белом свете, а пить и курить так и не выучилась. 3

Кира возвращалась с работы. В вагоне метро паренек с рюкзачком стоял напротив нее и улыбался.

—  Девушка, вы красивая!

Кира не ответила ему и стала протискиваться к выходу. «Площадь Александра Невского». Следующая станция — «Елизаровская». Она вышла из вагона и пошла по переходу.

Две недели назад она написала письмо свекрови. А что делать? Не бросать же его одного. Дело, конечно, не в сапогах. Черт с ними. Но это было последней каплей. Они же целое состояние стоили. Ручная работа. Ушли за дозу? И где их надо было хранить? С собой носить? Сдать в банк? Ладно. Как пришло, так и ушло. Сам купил, сам продал. Потом-то он клялся-божился. Что в последний раз. Что для его спасения нужна доза метадона [21], а лучше две, а в идеале — три. А он у нее копейки больше не возьмет, иначе пусть рука у него отсохнет. Все эти «пусть моя рука отсохнет» ее уже не колыхали, не трогали. Одеревенела она. Сил нет ни на что. Ни на то, чтоб плакать, ни на то, чтоб уличать во вранье, стыдить, оскорблять, умолять. К чему все это? Ничего не хочется. Лишь бы все закончилось побыстрее. Квартиру или комнату хочется. С диваном, столом и книжным шкафом. Больше ничего. И покоя очень хочется. Господи, она же его заслужила. Как Мастер и Маргарита. Или для этого надо продать душу дьяволу? * * *