Золушка и Мафиози (ЛП) - Беллучи Лола. Страница 31

— Я знаю. — Он качает головой, прижимаясь к моим губам, и я могу заплакать от облегчения, чувствуя, как меня охватывает чувство защищенности, когда я оказываюсь в его объятиях.

У меня нет иллюзий, Тициано – эгоистичный сукин сын, который не хочет от меня ничего, кроме как видеть, как я сдаюсь. Однажды я сравнила его с Марсело. Я думала, что Тициано, как и мой первый жених, тоже не возражает против моих отказов. Я ошибалась, потому что на самом деле я никогда не говорила Тициано "нет". Мои "нет" были ложью, как для него, так и для меня, а он лишь видел меня насквозь. Я устала лгать.

И ради чего?

Я и представить себе не могла, что буду скучать по тем временам, когда секс по обоюдному согласию было худшей участью, с которой я могла столкнуться. Если с мертвым женихом мой отец был достаточно отчаянным, чтобы отдать меня человеку, которого едва знал, то что он сможет сделать теперь, когда у меня два мертвых жениха, и один из них бросил меня?

— А что, если я соглашусь? Может быть… — Пробормотала я, когда его губы прошлись по моему подбородку, дразня и холодя кожу.

Его пальцы по-хозяйски сжимают мою талию, а его голубые глаза не отрываются от меня.

— Может быть... — повторяет он, похоже, смакуя это слово. — В прошлый раз мне пришлось досчитать до трех, прежде чем твое "может быть" превратилось в "нет". — Он смеется, проводит кончиком носа по моей челюсти, вниз по шее и глубоко вдыхает.

— На этот раз не считай, — шепчу я, и Тициано снова поворачивается ко мне лицом, все признаки улыбки полностью стерты с его лица.

Три удара моего сердца. Он целует меня. В этом поцелуе чувствуется голод, который, кажется, гораздо больше, чем просто физический. Его рот встречает мой с такой силой, которая отражает смятение и беспорядок в моем собственном сердце. Я погружаюсь в этот поцелуй, позволяя себе прочувствовать его полностью. Я сдаюсь, я распадаюсь на части, я забываю обо всем, кроме губ, языка и зубов Тициано. Его руки на моем теле, его запах в моем носу.

Наши языки снова и снова вступают в восхитительный танец, прежде чем Тициано оттягивает зубами мою нижнюю губу, нежно прикусывая ее, от чего по позвоночнику пробегает дрожь. Ощущение, будто я снова прыгаю со скалы.

Тициано облизывает ее, а затем возвращается к поглощению моего рта, как будто это самое вкусное, что он когда-либо пробовал. Его рука пробегает по моей спине, притягивая меня ближе и обхватывая за попу так сильно, что отрывает мои ноги от земли, а другая проникает в корни моих волос, распускает пучок, дергает за пряди, вызывая восхитительное жжение и захлестывая меня вихрем ощущений, о которых я даже не подозревала, что могу почувствовать от одного поцелуя.

Язык Тициано дерзок, он скользит в мой рот и обратно, запутывается в нем, властвует над ним, требует подчинения, а затем ласкает его, вознаграждая за послушание.

Я таю, слушая, как звуки вырываются из моего собственного горла, не контролируя себя. Каждая фибра моего тело реагирует на это, содрогаясь и отдаваясь, доводя меня до такого состояния абсолютной потребности, что крик моих легких отходит на второй план. Желание получить больше ощущений, доминирующих в моем теле, гораздо сильнее, чем дыхание.

Когда Тициано раздвигает наши губы, я задыхаюсь и, без сомнения, красная.

— Я сделаю все лучше, куколка, — говорит он мне очень серьезно, его дыхание такое же учащенное, как и мое. — Я дам тебе целый день на размышление. Сегодня вечером, в праздник Святой Санты, я буду ждать тебя в ризнице, после удара колокола. Если ты будешь там, я буду знать, что это да.

Затем он отходит, смотрит на меня испепеляющими глазами несколько секунд, которые кажутся вечностью, поворачивается и уходит. А я остаюсь с колотящимся сердцем, горячим телом, красным лицом и сомнением: что только что произошло?

РАФАЭЛА ЭСПОЗИТО

Тициано свел меня с ума. Это единственное объяснение, почему я уже сорок минут смотрю на цветастое платье, расстеленное на моей кровати. Я не должна была идти на вечеринку. Я уже решила, что в ближайшие несколько недель не буду выходить из дома без крайней необходимости. Если прогулка до особняка и обратно была наполнена шепотом, то я даже думать не хочу о том, что будет на вечеринке, на которой будет присутствовать все наше общество.

Так зачем же я выбираю платье?

Я опускаю свое тело на кровать и падаю на матрас. Я прикрываю глаза рукой, раздраженная тем, насколько уязвимой я себя чувствую, нелепо тоскуя по чувству защищенности, которое я обрела сегодня в объятиях Тициано, и так устав от сомнений, что могу проспать целую неделю.

Я скучаю по тому времени, когда считала себя сильной, теперь не чувствовать себя жалкой - большая победа. Я делаю глубокий вдох, заглушая хаотичные мысли всего на десять секунд.

Больше никакой жалости к себе, Рафаэла!

Я встаю и снова смотрю на платье. Оставлю жалость на тот случай, когда это единственное, что я смогу чувствовать, сегодня у меня есть другой вариант.

Я одеваюсь и тщательно делаю макияж, оставляю волосы распущенными и надеваю туфли на среднем каблуке. Когда я заканчиваю готовиться и смотрю в зеркало, образ мне нравится, хотя я чувствую, что он отражает бешеный ритм моего сердца.

Я медленно выдыхаю через рот, несколько раз пытаясь успокоиться, и каждый раз терплю неудачу. Я сдаюсь, подхватываю сумку и выхожу из пустого дома.

Мои родители уже там.

Мама, хоть и смущена до смерти, но тоже отчаянно хочет не быть исключенной из общественной жизни из-за моего несостоявшегося брака, а папа, вероятно, считает, что вечеринка в честь Санты - отличная возможность найти мне другого жениха. Я не сомневаюсь, что к завтрашнему утру на моем пальце будет красоваться еще одно кольцо. Я с содроганием думаю о том, насколько отвратительным должен быть мужчина, чтобы принять женщину с моим послужным списком, который, как признаю даже я, на данный момент кажется очень неудачным.

Не сегодня, Рафаэла. Не сегодня.

Я марширую по освещенным улицам Кантины, слушая, как музыка прихода становится все громче и громче по мере моего приближения. Окрестные улицы заполнены праздниками. На фонарных столбах висят разноцветные баннеры, развеваются изображения Святой, повсюду развеваются сердца и розы в виде надувных шаров.

Я уже и забыла, как сильно любила этот фестиваль. Я не видела его уже много лет. Я поджала губы, проходя по мощеным улицам мимо традиционных ларьков с едой и играми, в воздухе витает запах вина, а из динамиков громко звучит веселая, типично итальянская музыка.

Я пропустила мессу.

Я смотрю на часы на вершине церковной башни. До колокольного звона еще полчаса. Я брожу вокруг, не обращая внимания на пристальные взгляды и сплетни, когда люди, менее занятые своими развлечениями, успевают заметить меня, и ищу Габриэллу.

Я знаю, что моя подруга, должно быть, занята тем, что позирует в качестве первой леди рядом с Доном, но я хотела ее увидеть. По крайней мере, так я говорю себе, даже когда вместо темных глаз ищу голубые радужки, а вместо женского тела - мужское, татуированное и гораздо крупнее меня. Но я все равно не могу его найти.

Неужели я играю нелепую роль? Тициано разыгрывает меня? Стал бы он делать что-то подобное?

Я снова смотрю на часы на башне, но не прошло и пяти минут. Нервозность разъедает мой желудок, и я не знаю, что с собой делать. Сердце колотится в ушах, и я чувствую каждый его удар кончиками пальцев. Я потею.

Ради святого! От меня будет вонять?

— Рафаэла! — Удивленное восклицание моего имени выводит меня из состояния внутреннего помешательства, и я поворачиваюсь в сторону крика, который слышен даже сквозь музыку и шум толпы.

Черт возьми!

Моя мама спешит ко мне, неся поднос.

— Привет, — говорю я нехотя. Я надеялась остаться незамеченной ею.