Золушка и Мафиози (ЛП) - Беллучи Лола. Страница 73

Когда это случилось? В какой момент потеря Тициано стала таким жутким страхом, что я перестала дышать?

Он наклоняется ко мне, приближает свой рот к моему уху, и его следующие слова звучат как шепот:

— Но на всякий случай я позаботился о том, чтобы это падение не было смертельным. Хочешь проверить?

Я смеюсь еще сильнее, и когда он снова выравнивает наши лица, его ладонь скользит по моей челюсти, пока его пальцы снова не оказываются между моими волосами.

— Прежде чем ты продемонстрируешь падение, я хочу продемонстрировать кое-что еще.

Я целую его.

Мой язык обволакивает его в интенсивной ласке, которая одновременно спокойная и отчаянная, срочная и естественная, физическая и такая же наша, как и все предыдущие поцелуи.

Наша…, но как ни один из предыдущих поцелуев.

Я стону ему в рот, притягивая его к себе и прижимаясь всем телом к его телу, чувствуя, что, хотя мы и близки, этой близости все равно недостаточно. Я хочу большего, мне нужно больше.

Я стягиваю с его плеч куртку, а мои пальцы расстегивают пряжки его кобуры, как будто участвуют в каком-то сумасшедшем марафоне. Тициано проводит губами по моему подбородку, шее, его руки спутывают ткань моей блузки, пока она не сминается между его пальцами, и нам приходится разжать рты, чтобы она могла составить компанию его куртке на лужайке.

Его рубашка, мой бюстгальтер, нарукавники, мои туфли, его брюки, его туфли, мои брюки, его трусы-боксеры, мои стринги и все оружие, которое еще оставалось на его теле, - все снимается и валится на землю, пока мы не остаемся совершенно голыми, и я оказываюсь на нем сверху, ощущая, как прохладный океанский бриз ласкает мою кожу не меньше, чем руки Тициано.

Сидя спиной к горизонту, я прижимаю его твердый член к своему входу и скольжу вниз, его длина легко входит в меня, а я полностью поглощена удовольствием и осознанием того, что в какой-то момент этот мужчина стал моим горизонтом.

Его глаза встречаются с моими, между нами вибрирует невысказанное обещание. Не его слова, сказанные шепотом, не мотоцикл и не великолепный дом, который он мне подарил, заставили мое сердце забиться.

Это был он, только он.

И именно в этот момент я поняла, что больше не могу отрицать это.

Я больше не могу притворяться, что не знаю названия чувству, которое заставляет мою грудь танцевать каждый раз, когда Тициано входит в комнату, улыбается мне, прикасается ко мне или я просто думаю о нем.

Я подаю бедра вниз, наблюдая, как мои сомнения превращаются в уверенность с каждым разом, когда он полностью заполняет меня, с каждым низким стоном, вырывающимся из его горла, с каждым движением его рук по моему телу, ласкающих меня и сводящих с ума.

Мир растворяется, оставляя лишь шум волн, звук наших тел и наши стоны. Солнце заканчивает заливать небо, окутывая нас оранжевым пузырем, а я двигаю бедрами все быстрее и быстрее, поглощенная ощущением недостаточности. Чем больше у меня его, тем больше я хочу.

Я прижимаюсь к его телу, наши рты сталкиваются, и одна его рука ложится мне на шею, а другая перестает играть с моим соском и скользит вниз по бокам, пока крепко не обхватывает мою талию. Затем он вскидывает бедра вверх, встречая мой натиск, проникая глубоко внутрь меня заставляя меня кричать.

Мы теряем себя друг в друге, в слюне, поту, запахе земли и моря. Когда я кончаю, это происходит бурно, гораздо сильнее, чем волны под нами, и это влечет за собой оргазм Тициано. Он кончает, прильнув своим ртом к моему, и я никогда в жизни не чувствовала себя более защищенной и потерянной.

ТИЦИАНО КАТАНЕО

— Только не говори мне, что ты расстроилась, что тебя не пригласили на событие года?

Рафаэла оглядывается на меня через плечо и одаривает издевательской улыбкой.

— Очень, очень грустно. Я провела последние два часа в слезах, — уверяет она, берет шоколадку с маленького столика рядом с ванной, откидывает голову на край и закрывает глаза.

Обнаженное тело, погруженное в воду и пену, - это заманчиво, но у меня есть цель, и, к сожалению, она не может ждать.

— Помнишь, ты просила меня о помощи?

Жена вытягивает спину и снова смотрит на меня, улыбка, которую она дарит мне в этот раз, практически горит энтузиазмом.

— Что ты собираешься делать?

— Вообще-то, куколка, мы собираемся. Как только ты вытащишь свою горячую задницу из ванны и оденешься. Разве я не говорил тебе, что все, что нам нужно сделать, это подождать? Так вот. Сегодня тот самый день.

Мне не нужно повторять ей дважды. Рафаэла встает из ванны, не потрудившись прикрыться полотенцем. Она трется своим горячим обнаженным телом о мое лицо и практически выпрыгивает из воды.

— Что мы будем делать? — Спрашивает она, шагая под душ, чтобы ополоснуться.

— Мы сделаем несколько фотографий, а потом ты решишь, что с ними делать.

Рафаэла громко смеется, и когда она смотрит на меня, на ее лице нет ничего, кроме чистого злобного удовлетворения.

Может ли эта женщина быть более совершенной?

— Каков план? Ты припаркуешься, а мы будем просто стоять и смотреть? — Спрашивает она, уже садясь в машину, когда мы уже едем к месту назначения.

— Точно!

— Я чувствую себя немного миссис Смит, понимаешь?

— Хм... Ты снимаешь так же хорошо, как и она, — говорю я ей комплимент, потому что это правда.

Если честно, Рафаэла снимает лучше, чем водит, что делает ее смертоносной в двух разных смыслах. Я паркуюсь, когда мы приезжаем, и не проходит и пяти минут, как она начинает добиваться того, за чем мы приехали.

— Они даже не пытаются это скрыть! — Протестует Рафаэла, наблюдая через окно машины, как мужчины Саграды выходят со шлюхами, висящими у них на руках, с вечеринки, проходящей в особняке в Мессине.

Мужья женщин, которые с таким удовольствием презирают мою жену.

— Фотографии, — напоминаю я ей, и она достает свой мобильный телефон, делая снимки, пока трое из них ждут, пока парковщики подгонят их машины. — И им не нужно ничего скрывать, все их жены на мероприятии, на которое ты не пошла.

— Они, наверное, так счастливы, что все было спланировано до свадьбы и им не придется терпеть меня там... — бормочет она, делая новые снимки. Рафаэла поворачивается ко мне и щелкает языком, покачивая головой из стороны в сторону. — Жаль, что меня не пригласили... К ним.

***

— Эта встреча не может быть для того, чтобы сказать мне, что я собираюсь получить еще один груз бюрократии. Ты опустошил все мусорные баки в Италии, Витторио. Больше некуда девать бумаги.

Я бросаюсь в кресло напротив стола моего брата в его домашнем офисе, и фыркаю, когда уголки его губ искривляет довольная улыбка.

— Приятно знать, что ты ценишь мои старания.

— И они все еще говорят, что я садист в семье.

— Для человека, который так часто жалуется, ты проделал хорошую работу.

— Я всегда отлично справляюсь. Независимо от того, нравится мне то, что я делаю, или нет. — Он не возражает, но и не соглашается. — Почему я здесь?

— Я сегодня разговаривал с Энцо. В Вегасе все оказалось сложнее, чем мы ожидали.

— Только не говори, что меня туда отправляют.

Я вздергиваю бровь.

— Нет, не отправляют, — сухо говорит он. — Я слышал, ты подарил своей жене дом.

— Да, подарил. Это проблема?

— Да, если бы ты собирался отправить ее туда одну, но мы оба знаем, что это не так.

— Правда?

Витторио откинулся в кресле, скрестив пальцы на коленях. Его взгляд пристально изучает меня, словно хочет заглянуть в мою душу, и иногда я почти верю, что он действительно может это сделать.

— У тебя был разговор с нашей мамой.

— Когда-то это должно было произойти.

— И ты не сказал мне об этом, потому что мы оба знаем, что нет, ты не собираешься расставаться с женой.