Скажи, что ты видишь (СИ) - "Vi_Stormborn". Страница 20
Гермиона холодеет от одной только мысли, что с ним могли сделать, и что скрывается под черной одеждой.
— Вам придется снять мантию, профессор, — произносит она.
Северус убирает свою руку из ее ладони.
— Ее нужно постирать, это первое, — продолжает она и на мгновение замолкает.
Глупость настоящая. Гермиона чуть морщится. Лучше правду. Правда всегда лучше.
— И я должна увидеть, что они с вами сделали.
Северус впервые отвечает ей: отрицательно качает головой из стороны в сторону. Гермиона сухо сглатывает и чуть вздергивает подбородок.
— Я вынуждена настаивать, профессор.
Эта деланная вежливость с каждой новой фразой встает ей поперек глотки. Этот монолог также встает ей поперек глотки. Да, он здесь, но какая же должна быть веская причина для этого молчания?
«О чем ты молчишь, Северус?»
Профессор какое-то время сидит неподвижно, а затем все же не без усилий тянет темный материал вверх и снимает убитую мантию, бросая ее на пол. Он остается в рубашке, брюках и сюртуке. Он тянется пальцами к пуговицам, но руки его совсем не слушаются.
Он пытается, старается, но ничего не выходит. Гермиона знает, что, стоит ей предложить помощь, она сразу получит полный неприязни взгляд от человека, который не терпит к себе жалости.
Гермиона знает, что этого взгляда не выдержит.
Поэтому она делает это без слов. Лишь тянет к нему руки, выдавливает одну пуговицу из петли за другой, не поднимая на него взгляда, но зная, что он на нее смотрит. Гермиона помогает ему снять жилет.
И снова делает все молча. Пуговицы на рубашке выдавливаются из петель одна за другой, в комнате только тишина, нарушаемая их дыханием. Эта тишина другая, она не давит. Она просто есть.
Гермиона уже почти заканчивает, но Северус вдруг обхватывает ее руки и девушка замирает. Он поднимается на ноги, встает спиной к ней и, расстегнув последнюю пуговицу, осторожно начинает снимать рубашку поочередно с каждого плеча.
Гермиона видит, что материал почти отдирается от кожи, поэтому тут же вскакивает с места, но не знает, что предпринять. Северус зажмуривается и старается не издавать ни звука, закусив нижнюю губу, потому что ему больно.
Когда рубашка падает на пол, Северус тяжело вздыхает и сутулит плечи, опустив вниз голову. Руки мужчины безвольно висят вдоль тела. Гермиона делает два шага вперед, не в силах произнести ни слова.
Вся его спина была в опасных ссадинах от режущих заклинаний, раны эти кровоточили, блестели, почти пульсировали. Северус потерял в весе за период сна, и острые лопатки мужчины выглядят сейчас так, словно ему отрезали крылья.
Гермиона сжимает губы и, взяв тряпку, подходит к нему, осторожно начиная смывать засохшую кровь. Северус хватается руками за спинку стула в поисках опоры. Гермиона держится из последних сил.
Слезы сжимают глотку, и ей приходится часто моргать, чтобы проклятые слезы не мешали видеть. Она смывает кровь до тех пор, пока не остаются одни лишь красные полосы ссадин, и, сделав полушаг назад, рвано выдыхает.
На светлой коже алеет вырезанное не без помощи магии слово.
«Предатель»
Гермиона чувствует, как щеки стягивает от слез. Ей так жаль, так невыносимо, безумно жаль. Ей так хочется забрать его боль себе. Только бы ему стало легче. Она подходит к нему, останавливаясь след в след, и, не давая отчета своим действиям, прикасается губами к нетронутому участку кожи на его лопатке.
И весь мир сжимается, когда их атомы снова сталкиваются.
«Оттолкни меня»
Гермиона ждет всего, что только можно. Ждет, что он одернет ее, что оттолкнет. Что скажет, как она глупа, но… Этого не происходит. Гермиона не видит, как он стоит с зажмуренными глазами. Не видит, как он корит себя за то, что сделал это с ней.
Сделал это с собой.
«Я не могу»
Гермиона прикасается лбом к плечу Северуса и делает полушаг вперед, осторожно просовывая ладошки под его руками и обнимая дрожащее тело, трепетно прижимая к себе. Еще розовый, свежий шрам, оставленный Беллатрисой Лестрейндж, обжигает Северусу кожу.
Предатель и грязнокровка.
Это лишь буквы на теле. Ничего не значащие каракули.
А этот момент принадлежит только им двоим. Это их мгновение, минута слабости. Миг, когда их атомы столкнулись.
Когда они видят друг друга с закрытыми глазами.
Она отпускает его, и впервые за долгое время в ее мыслях тишина. Никакого гомона и переполоха. Никакой тяжести. Приятная пустота. Гермиона впервые радуется тому, что не приходится говорить, лишь берет его за руку и ведет за собой.
Этот день был долгим.
Гермиона без слов понимает простые нужды Северуса, поэтому дает ему полотенце, темную широкую футболку и домашние штаны и показывает, как работает маггловский душ. Он кивает, но снова не произносит ни слова.
Гермиона осознает, что молчит он от воздействия жалящего заклинания, одним их побочных действий которого является временная немота. Пожалуй, Гермиона может с уверенностью сказать, что никогда в жизни ей не было настолько комфортно с кем-то молчать.
Когда Северус выходит, он выглядит очень домашним, на какое-то время кажется, что на самом деле ничего не происходит. Что они живут вместе в магической Британии, что носят маггловские вещи, ходят за покупками, вместе завтракают, ходят гулять по городу.
Словно никакой войны не было, никакого Азкабана Северусу не светит, и никакого слушания в Министерстве не будет.
Это только кажется.
— Идемте, я покажу вашу комнату, — наконец произносит она.
Она проводит его вдоль коридора в гостевую спальню. Северус следует за ней. Гермиона останавливается и открывает дверь.
— Моя спальня будет напротив, — указывает она себе за спину и на какое-то время замирает.
Столько хочется всего сказать или… Не хочется говорить ничего. Они словно знакомы не одну тысячу лет.
— Вы сможете заснуть сами? — спрашивает она.
«Я спал четыре месяца один»
— Я могу помочь, знаю одно заклинание.
Имея еще одну возможность задержаться с ней подольше, Северус кивает.
— Хорошо.
Гермиона дожидается, пока он ляжет, укрывает его одеялом и достает волшебную палочку.
— Давно не практиковалась, — шепчет она. — Надеюсь, получится.
Девушка взмахивает палочкой, воплощая ментальное заклинание, и у нее впервые за долгое время получается не просто хорошо, а отлично, потому что она полностью сосредоточена на одной мысли: помочь Северусу уснуть.
В темной комнате вспыхивают синие бабочки, вырвавшись из палочки, и начинают кружить над головой Северуса, медленно и плавно позволяя тому сомкнуть уставшие веки. Гермиона наблюдает за тем, как он засыпает, осторожно убирает с его лица прядь. Он такой умиротворенный.
Больше всего на свете ей хочется, чтобы он вспомнил.
Чтобы он не оставлял ее одну. Она не выдержит этой жизни без него. Этой новой жизнью она обязана только ему.
— В мире моих детских грез, — негромко произносит она, — есть луг. Там ветер играет ветками дерева, — делает паузу Гермиона, — рассыпая блики света по глади пруда.
Бабочки кружат, их бледный синеватый свет заливает комнату.
— А дерево высокое, — продолжает она, — большое и одинокое… Бросает на траву широкую тень.
Гермиона поджимает губы и убирает прядь волос за ухо.
— И в этой колыбели, где хранится все, что дорого моему сердцу, я берегу воспоминания о тебе.
Бабочки все кружат, взмахивая волшебными крыльями.
— Если случится что-то совсем плохое, я вернусь в мой мир, закрою глаза и лучшим моим утешением будет то, что я знаю тебя.
Когда она говорит вслух те мысли, которые мучают ее, становится необъяснимо легче. Она позволяет себе улыбку и мягко целует Северуса в лоб, поднимаясь с места.
— Доброй ночи, Северус, — закрывает она за собой дверь.
А бабочки все порхают.
— Доброй ночи, мисс Грейнджер.
Не догадываясь, что никакая магия подобного рода на человека, проспавшего четыре месяца, больше никогда не подействует.