Московское золото или нежная попа комсомолки. Часть Вторая (СИ) - Хренов Алексей. Страница 11

— Полковник Кривошеин, — представился он, а потом добавил, будто с запоздалой мыслью, — Семён Моисеевич. Танкист.

— Старший лейтенант Хренов, лётчик, — не раздумывая, ответил наш герой, а затем с усмешкой добавил, — Дон Хуян Херров, если по-местному.

Кривошеин, немного озадаченный таким знакомством, вопросительно посмотрел на Лёху:

— Как думаешь, когда начнут выгружать? — спросил он с нервозностью, ещё не знакомый с испанскими традициями.

— Да через час должны. Если «Маньяна» не наступит, — хмыкнул Лёха, привыкший к местным «особенностям» работы. — В смысле, если ничего не случится, а то может окончание рабочего дня подойти или еще какая то хрень помешает, — перевёл он танкисту.

В разговоре Лёха, вместе с подошедшим испанским капитаном порта, сумели убедить Кривошеина, что самым разумным решением будет начать с выгрузки грузовиков. Они предложили сразу прямо на причале привести их в рабочее состояние, чтобы затем использовать для быстрой доставки остального груза.

К сожалению, Лёхины предчувствия оказались небезосновательны и в первый день разгрузки после обеда испанские грузчики не вернулись к работе. Ящик так и остался качаться над причалом. Не исключено, что они были и простимулированы агентурой мятежников.

Поняв, что без Кузьмича не обойтись, на следующее утро Лёха вооружил его пистолетом, проверил свой Браунинг, и наши герои отправились пообщаться с руководством грузчиков.

Когда общение с главой профсоюза грузчиков, Лёхе хотелось назвать его грязным и вонючим мафиози, зашло в некий тупик, Кузьмич сказал:

— Лёша! Они от кого-то получили указание препятствовать разгрузке, вот он и крутит, как может.

Лёха посмотрел на развалившегося за столом толстого испанца, на упитанного охранника, стоящего у двери, встал и не спеша подошёл к охраннику…

— Кузьмич, если что наставь свой пистолет на этого толстого, — по-русски сказал Лёха.

Единым движением выдернув свой браунинг он впечатал его глаз охранника. Тот схватился за лицо и упал на колени. Лёха не сомневаясь вырубил его ударом по голове. Толстый босс начал подниматься из-за стола, пытаясь вытащить застрявшее в складках одежды оружие и замер под наставленным на него пистолетом Кузьмича.

Прыжком Лёха преодолел расстояние до босса. Вдавив свой браунинг в щеку толстяка, так что бы ствол упирался тому точно в глазик, он произнес с доброй улыбкой людоеда:

— У тебя два пути. Или ты даешь команду своим работать как проклятым, без обеда и перерывов или у профсоюза сейчас появится новый лидер! Твой заместитель спит и видит договориться со мной!

Толстый предводитель грузчиков, покрутил головой и с неохотой кивнул:

— Хорошо, но дайте команду вашим ходить с оружием и чуть что подгонять моих лентяев. Я тогда скажу, что ничего не могу сделать…

— Ладно. Я договорюсь на высокий тариф, — пообещал Лёха, чем вызвал улыбку у толстого грузчиков.

И разгрузка пошла. Советские советники, поголовно вооруженные Наганами, не стеснялись подгонять испанских грузчиков.

* * *

Кривошеин поначалу попытался настоять на своём, протолкнув разгрузку танков, но увидев, что испанские рабочие не понимают его русского и просто улыбаются в ответ разводя руками, танкист в конце концов сдался. Работа закипела, и грузовики начали прямо на причале подготавливать к выезду, чтобы не терять время.

Как оказалось, место для сборки танковой группы Кривошеина было выделено прямо через забор от аэродрома, где базировался Лёха. Само собой, это послужило отличным поводом для завязавшегося общения. Лёха, уже бегло говорящий по-испански, оказался просто незаменимым, он переводил всем и вся, и испанским рабочим, и советским военным. Танкист быстро проникся к нему уважением, что позволило Лёхе стать главной частью всей этой движухи.

* * *

И в какой то момент, варясь в этом бардаке, Лёха вдруг вспомнил, откуда ему показалась знакомой эта фамилия и где он мог видеть этого человека. Это был привет из далёкого будущего.

Лёха вспомнил, что видел его фотографию — на Википедии. На ней уже комбриг Семён Моисеевич Кривошеин стоял и улыбался рядом с генералом Гудерианом в сентябре 1939, присутствуя на выводе частей вермахта из Бреста, захваченном немцами у Польши и по договору о дружбе переданном СССР.

Лёха аж встал на несколько секунд, удивляясь, как причудливо переплетена история.

Выгрузив ящики с самолётами, запчастями, а также летчиками и техниками, весь этот караван отправился на аэродром в Лос-Альказарес.

Надо ли говорить, что в итоге первыми покинули причал пятнадцать грузовиков Кривошеина, на которых уже красовались ящики с самолётом одного весьма предприимчивого военно-морского проходимца.

15 октября 1936 года. Аэродром Лос-Альказарес.

Весь аэродром превратился в один огромный сборочный цех под открытым небом.

Франкисты периодически вносили свой бомбовый хаос в этот трудолюбивый муравейник.

Однажды они даже влепили бомбу прямо под стену ангара, повредив аж шесть составленных рядком крыльев для СБ.

Бедный начальник всех технарей, воентехник второго ранга Алексеев, аж рвал остатки волос на и так лысой голове, крича, где он теперь возьмёт замену.

Лёха вместе с Кузьмичом вкалывал, как проклятый, на сборке и настройке своего самолёта. И конечно, не обошлось без Лёхиных приколов.

Они с Кузьмичом умудрились «прихватизировать» одного заводского техника по имени Иван Петрович и совершенно левым образом завербовали в свою команду стрелка — мелкого, но очень шустрого тувинца Василей Али-бабай оглу из экипажа «Старого большевика» — который оказался вполне себе мастером на все руки.

Теперь команда из четырёх человек, с помощью местных техников, трудилась почти круглосуточно, собирая летающий аппарат из этого хаотичного набора «Лего», как поржал Лёха. С каждым часом они становились ближе к своей цели — превратить груду деталей в полноценный боевой самолёт, готовый к вылету.

Прибывший с самолетами на «Старом Большевике» начальник технической службы Алексеев с заводской бригадой носился по аэродрому в качестве «скорой помощи», стараясь успеть всюду и помочь в сборке машин.

Лёха и здесь не изменил своим принципам, оказалось, что благодаря стараниям его и Кузьмича с «Протеза» и других самолётов было заначено значительное количество полезных «ништяков». Это включало в себя различное оборудование, которое они умудрились припрятать и теперь использовать для доработки СБ.

Собрав остов своего аэроплана, Лёха занялся внутренней связью на борту.

Когда Лёха впервые увидел, как просто советские инженеры решили проблему связи между командиром и штурманом, он чуть не выпал в осадок. Оказалось, что между ними на самолёте была установлена сплошная перегородка с маленьким окошком в ней и переговорная труба с раструбами — почти такая же, как на его первом У-2. Но и это ещё не всё. Для наведения на цель использовалась система лампочек: правая и левая. Штурман мог передавать команды пилоту, нажимая на различные сочетания кнопок, чтобы зажигать нужные лампы.

Лёха был ошеломлён этой «технологической» находкой. «Лампочки и трубка в 1936 году, серьёзно?» — думал он, недоумевая, как такие решения могли считаться нормой на скоростном бомбардировщике.

Но вишенкой на торте оказалась — пневмопочта! Советские инженеры оснастили самолёт пневмопочтой! Штурман писал записочку, вкладывал в пенал и дав давление от двигателей выдувал ее лётчику или стрелку!

— Лёша! А ты знаешь, как этим пользоваться? — спросил смущенный Кузьмич.

— Кузьмич! Ты вот думаешь, почему испанцы так много фасоли сами трескают и нам пихают? Потому — Пневмопочта! — с совершенно серьёзным лицом Лёха тролил наивного Кузьмича, — перед полётом как следует съел на завтрак фасоли и бобов, а потом поднатужился и бах! Отправил посылку!

— Балаболка ты! И язык без костей! — Кузьмич осуждающе посмотрел на Лёху.