Меж двух огней (СИ) - Март Артём. Страница 7

— А… Товарищ старший лейтенант Муха, — не снимая ухмылки с тонких темных губ, язвительно спросил Громов, — здравия желаю. Как у вас дела? С животом не мучаетесь? А-то я свой любимый скальпель прихватил. Ну… На всякий случай.

Муха покраснел. Спрятал от майора глаза. Буркнул:

— Никак нет, товарищ майор. Все хорошо.

— Ну и хорошо, — Громов сделался серьезным, поправил кепи и устремил взгляд куда-то вдаль, к нашему лагерю, — где раненые? Погибших среди них еще нет?

— Никак нет, — потупив взгляд, покачал Муха головой.

Видя, что он замялся, я перехватил инициативу:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к товарищу майору.

В глазах Мухи почему-то блеснул настоящий ужас. Мне даже показалось, что он вздрогнул.

— Разрешаю, — сказал он, справившись с неловкостью.

— Товарищ майор, старший сержант Селихов, — представился я. — Раненные пока что держатся, но состояние у некоторых тяжелое. Особенно у пленного.

Громов сузил глаза.

— Селихов, помню тебя. Это ж ты, год назад, в отряде, спас сержанта одного, когда на учениях ему случайно шею холостым патроном вскрыли?

— Так точно, товарищ майор.

— Ты б это видел, Миша, — обратился он к молчавшему все это время прапорщику, — шея у парня открылась, точно книжка. Я даже, право слово, удивился, что его до меня довезли. А еще удивительнее, что парень-то выжил. Хоть и инвалид. Помнится, Селихов, ты умело приостановил кровотечение. Перекрыл сонную артерию пальцем. Смело-смело. Где научился?

— Товарищ майор, извините, это сейчас неважно, — покачал я головой. — Нужно заняться ранеными.

Равнодушный взгляд Громова наполнился робким уважением. Глядя на меня, он приподнял бровь.

— И правда. Ценю такой деловой подход. Раненных стоит незамедлительно осмотреть. Оценить состояние. Потом переместить в мою машину. Тело тоже. И как можно скорее.

Громов нахмурился. Повел взглядом по вершинам окружающих нас гор.

— Не хочу провести тут ни одной лишней секунды. Где расположили раненых? Пленный тоже там? А где держите труп? Показывайте.

— Да, конечно, товарищ майор, — опасаясь смотреть Громову в глаза, сказал Муха, — они вон там. В той палатке. Вас проведут и…

Я вмешался в разговор.

— По поводу пленного, товарищ майор. Я считаю, его нельзя эвакуировать. Пленный знает информацию важную для исполнения нашего приказа. Его следует допросить немедленно.

— А вы что? Еще не допросили? Я-то тут причем? — Громов нахмурился. Окинул нас с Мухой раздраженным взглядом.

— Допросим. Обязательно допросим, — покивал я, под полным ужаса взглядом Мухи, — как только вы приведете его в чувство. Пленный без сознания.

— Что? «Приведете»? — переспросил майор. — Селихов, да вы, никак, пьяный. Отойти с дороги, солдат.

Громов окинул Муху колким взглядом.

— Товарищ старший лейтенант, я не привык читать младшим офицерам нотации. Особенно по части субординации. Более того, я в принципе не привык читать нотации, ибо, как правило, это совершенно бесполезно. И все же я скажу: вам нужно поработать над дисциплиной в вашем взводе.

Громов смерил меня кисловатым взглядом. Добавил:

— А то ваши сержанты слишком много себе позволяют.

Муха удержался от того, чтобы втянуть голову в плечи. Бычка и Пчеловеев с Махоркиным, что встречали группу вместе с нами, принялись недоуменно переглядываться.

— Вон там, — невозмутимо сказал я и указал назад, на палатку с ранеными, — лежит тяжело раненный пакистанский специалист. Мы захватили его с большим трудом, товарищ майор. Информация, которой он располагает, вполне возможно спасет жизнь еще кому-то из наших. И если есть хоть малейшая возможность получить ее, я буду настаивать на этом.

Громов молчал недолго. И все же, он успел нахмуриться и стиснуть свои тонкие губы.

— Это твой зам, да, товарищ старший лейтенант? — спросил он у Мухи.

— Т… Так точно, товарищ майор.

— М-да… — Громов вздохнул. — Помнится, последний раз мы с тобой, Селихов, виделись на Шамабаде, когда ты еще таких лычек не носил. Пусть, я не очень люблю слухи и стараюсь пропускать их мимо ушей, ибо слухи — бесполезная трата времени, но все же, кое-что я о тебе слышал. И теперь вижу, что слухи не врали.

Громов вздохнул.

— Ну лады. Показывайте раненых. По поводу твоего предложения, Селихов, поговорим после.

Громов с трудом выбрался из палатки. Протер и без того чистые руки чистой материей, услужливо предложенной хирургу молчаливым помощником-прапорщиком.

— Поздравляю, товарищ старший лейтенант, — сказал он Мухе с усмешкой, — ваши раненые ранены… Хм… На удивление удачным образом.

Мы с Мухой переглянулись. Во взгляде старлея поблескивала робкая настороженность, к которой, после слов Громова, примешалось искреннее непонимание. По всей видимости, старлей недоумевал, как сам факт ранения можно обозвать «удачным».

— Кто оказывал первую помощь? Молодцы. Вырази им от меня благодарность. Особенно тому, кто перевязывал этого… Как его…

— Звягинцева, — наконец подал голос молчаливый прапорщик, каким-то таинственным образом узнавший фамилию Звяги.

— Вот-вот. Сделано хоть и грубовато, — покивал Громов, — но со знанием дела. С умом. Итак… Подготовьте раненых к транспортировке. Женя, скажи мехводу, пускай поближе машину подведет. Далеко носить раненых — не дело.

Прапорщик убежал к мехводу, а я заглянул Громову в глаза.

Тот сделал вид, что не заметил этого, отвернулся, продолжая вытирать руки.

— Товарищ майор, нас интересует раненый пакистанец, — напомнил я.

Громов наконец удостоил нас с Мухой своим вниманием.

— Нам нужно, чтобы он не помер. Разговорить его нужно. Срочно, — несмело пробурчал Муха.

— Знаете, что я скажу? — сердито уставился на Муху Громов. — Изымать пулю из грудной полости — это вам не колики лечить.

Муха снова покраснел. Отвел глаза.

— Пакистанец умрет, если ничего не предпринять, — сказал я, кивнув на палатку.

Громов поджал губы.

— Верно. Если не провести операцию в ближайшие пару суток, пленный обязательно погибнет. Более того, по-хорошему, его нельзя перемещать. Потому будем рисковать. Я прослежу за его состоянием во время перевозки.

Мы с Мухой переглянулись.

— Не делайте вид, товарищ майор, что не помните о том, что я вам говорил, — сказал я.

— Я не привык запоминать глупостей, — поморщился Громов. — Знаете, что вы требуете, товарищ Селихов? Вы требуете, чтобы я спас жизнь этому человеку. Чтобы провел операцию в полевых условиях без наркоза, без должного оборудования. Это само по себе нонсенс, не говоря уже о том, что ваш пленный может, извините, отбросить коньки прямо на «операционном столе». На грязной тряпке, то есть. Вас это не смущает, Селихов? Нет?

— Я не считаю глупостью информацию, которая может спасти моим товарищам жизнь, — сказал я сурово.

— Не стоит ссылаться на эмоции, Селихов, — покачал Громов головой. — Со мной такая штука не пройдет.

— Это не эмоции, товарищ майор. Вы не привыкли запоминать глупостей, не привыкли читать нотаций. Наверняка, есть еще множество вещей, к которым вы «не привыкли».

Громов молчал. Хмурился.

— А я привык, — продолжил я, — я привык хвататься за любую возможность, если считаю ее полезной. Потому схвачусь и тут. Скажите, товарищ майор, вы слышали об оружии, что душманы, возможно, прячут в этих горах?

— Да, — кисловато буркнул врач. — А причем тут это?

— У вас есть выбор, товарищ майор. Вы можете пойти нам навстречу. И тогда, очень может быть, что больше никто из нашего взвода завтра не попадет вам на операционный стол. А можете забрать пакистанца с собой. Тогда, будем честны, он умрет по дороге. Тем самым вы усложните нам жизнь. И не только нам. Усложните ее всем, кто работает по линии местных схронов с оружием. Решать вам.

Громов снова не ответил. Он просто молчал, оценивая меня вкрадчивым взглядом.

После моих слов лицо Мухи сделалось решительнее. Он нашел в себе силы посмотреть прямо на военврача. И не прятать глаз.