Меж двух огней (СИ) - Март Артём. Страница 8

— И что же… — начал Муха немного несмело, но потом изгнал эту робость из своего голоса: — И что же вы решите, товарищ майор?

Глава 5

Громов молчал. Смотрел на нас с Мухой очень уставшими, холодными глазами. Правда, молчал он недолго.

— Нет, Селихов, — ответил он твердо. — То, что вы предлагаете, — глупость. Шанс успеха проведения такой операции в полях близок к нулю. Это еще не говоря о том, что у меня нет некоторых соответствующих инструментов и медикаментов.

Муха опустил взгляд. Поджал губы. Лицо его казалось обиженным. Моё же ничего не выражало.

— Кроме того, оставаться тут надолго — большая опасность, — продолжил врач, — вас взвод, нас — меньше отделения. Рисковать я не стану. Потому — уезжаем немедленно.

БТР медленно подчалил поближе к палатке. Его задние десантные люки распахнулись. Стрелки группы Громова совместно с нашими парнями переносили раненых на носилках. Молчаливый прапорщик следил, чтобы раненых правильно разместили внутри. Иногда покрикивал на неосторожных бойцов.

Мы с Мухой наблюдали, как последним под броню бронемашины загрузили мешок с телом несчастного Смыкалы.

Громов же не терял времени даром. Он приказал всем раненым пограничникам показаться ему на глаза. Осматривал их раны. Строго, не выбирая выражений, ругал тех бойцов, чьи раны были обработаны скверно. Давал указания переделать.

— Кажется мне, — сказал Муха, щурясь от солнца, — ты ожидал другого исхода.

— Я не привык что-либо ожидать. Исхожу лишь из того, что имею, — ответил я, немного помолчав. — Но попробовать было нужно.

— Ты должен понимать, Саша, — продолжил Муха, — как только машина Громова скроется за скалой, я отдам приказ выдвигаться. Сегодня к вечеру мы должны добраться до пещер Хазар-Мерд.

Я молчал.

Муха нахмурился.

— Ты ведь не сделаешь глупость, да? — спросил он настороженно. — Я видел, как ты забрал карту из вещей этого Аль-Асиха.

Я молчал.

— Если ты дезертируешь, отправишься один за своим товарищем, это будет трибунал.

В БТР закончили загружать раненых бойцов. Пограничники прощались с ранеными. Закончив прощаться, они выскакивали из десантного отсека бронемашины. Уступали место экипажу.

Я молчал.

— Один ты погибнешь тут, в горах, — не оставлял своих попыток Муха. — Тебя схватят духи. Или убьют люди Асиха. Это неразумно.

Муха засопел, не дождавшись моего ответа.

Я молчал.

— Я не дам тебе сбежать, — наконец сказал он решительно. — Надо будет — арестую, чтобы ты не наделал…

Он не закончил. Мы заметили, как к нам приближается майор Громов. Военврач шел энергично. Сунул руки в карманы своего бушлата и опустил задумчивые глаза.

— Я смотрю, у тебя во взводе настоящая беда, — совершенно не стесняясь меня, обратился Громов к Мухе.

— Не понял, товарищ майор, — нахмурился занервничавший Муха.

Его взгляд снова наполнился странным, необъяснимым ужасом.

Вообще, я давно заметил, как сильно Муха нервничает перед Громовым. Видимо, в прошлом случилось между ними что-то такое, какая-то неприятная ситуация, после которой майор стал недолюбливать Муху и постоянно над ним подтрунивать. А старлей, в свою очередь, принялся нещадно бояться майора. Хотя и пытался всеми силами скрыть свои чувства.

И, кстати, весьма успешно пытался. Большинство солдат-срочников никогда не заметили бы на каменном лице старлея легкого, едва различимого румянца, появлявшегося при приближении Громова. Не заметили бы нервно сжимаемых и разжимаемых пальцев. И уж тем более не смогли бы прочитать в холодных, на первый взгляд, глазах командира тот тихий ужас, который он испытывал к Громову.

— Не понял он, — засопел Громов. — С навыками оказания первой помощи беда. Я посмотрел всех твоих раненых, Борис. Никто толком и повязку не может наложить. Я даже удивился, как вы тяжелых не поубивали с такими навыками.

— Я видел, что вы отругали одного или двух солдат, — заметил я Громову. — И то тех, кому больше других пришлось этой ночью на часах стоять. То есть — самых уставших.

— Вот заработает кто-нибудь из них гангрену или сепсис. Уж тогда им точно будет не до усталости.

— Разрешите вопрос, товарищ майор, — сузил я глаза.

Равнодушный взгляд Громова блеснул любопытством.

— Разрешаю, Селихов. Чего такое?

— Почему вы цепляетесь к старшему лейтенанту Мухе?

— Селихов… — удивился и сразу же обиделся Муха. — Отставить!

Громов хрипловато рассмеялся. Муха покраснел.

— Ну что, старший лейтенант Муха, — отсмеявшись, спросил Громов, — рассказать?

Муха потупил глаза.

— Не надо, товарищ майор.

— А чего не надо? История презабавная! Мы бы с Селиховым дружно над ней посмеялись! Так что давай-ка расскажу…

— Товарищ майор, — перебил я открывшего было рот Громова, — я понимаю, служба у вас тяжелая. Начальник медслужбы, а на месте не сидите. Насаетесь по всему Афгану.

Громов недовольно нахмурился.

— Нервов набираетесь выше крыши, — продолжил я. — Но это не значит, что нужно пар спускать на товарище лейтенанте. Да еще при солдатах.

Муха принялся поочередно бледнеть и краснеть. Уставился на меня изумленным взглядом.

А вот взгляд Громова сделался злым.

— Правильно ли я понимаю, старший сержант, — начал он вкрадчивым, язвительным тоном, — что вы делаете мне замечание?

— А вы находите его неуместным?

— Как минимум по форме и в рамках субординации — абсолютно.

— А по сути? — спросил я ледяным тоном.

Я заглянул в глаза Громову.

Сначала взгляд его был холодным и колким. Но в следующее мгновение он удивленно моргнул. Приподнял бровь. Потом прочистил горло.

— Может, ты и прав, Селихов, — пробурчал Громов.

Потом майор украдкой осмотрелся, не слушает ли нас кто-нибудь из бойцов. Нехотя протянул:

— Примите мои извинения, товарищ старший лейтенант. Возможно, не стоило вспоминать былое при рядовых солдатах.

— Не стоит, — Муха потер шею. — Что было, то прошло, товарищ майор. А вообще… вообще я на вас и не обижался никогда.

— Вот и славно, — ворчаливо ответил Громов и вдруг повеселел. — Отчаливаю. Бывайте, товарищи солдаты и офицеры. А ты, Борис, смотри мне, животом больше не болей.

Подковырнув Муху, Громов направился к уже давно прогретой машине. Мы с Мухой проводили его взглядом.

— Стервец, — сказал я украдкой, — извинился, а все равно съязвил напоследок.

— Это ж Громов, — с облегчением вздохнул Муха. — Ему палец в рот не клади. А чтоб он извинялся перед кем-то… Такого я никогда в жизни не видал. Кому расскажешь — не поверят.

Муха бросил мне несколько смущенный взгляд.

— Спасибо, Саша, что заступился.

— Да не за что.

Муха поджал губы.

— Стыдно… Стыдно мне… после того раза, так у меня от Громова поджилки трясутся. Стыдно признаться — духу не хватает ему что-то наперекор сказать… Я б… Я б, честное слово, лучше бы с целой ротой духов за раз воевал, чем с этим вредным дедом виделся.

— А что ж тогда произошло?

Я оторвал взгляд от удаляющегося БТРа и бросил его на Муху. Вопросительно приподнял бровь.

— Та… — Муха отмахнулся. — То дело былое.

— Ну… Если не хочешь, можешь не рассказывать, командир.

Муха поджал губы. Засопел.

— Да пожалуй…

Он недоговорил.

Внезапно хлопнуло. Грохот взрыва и лязг разнеслись по округе. Отразились от гор гулким эхом.

Это рвануло под громовским БТРом. А точнее — под передними колесами машины.

БТР немедленно окутало сизым дымом, валящим из-под колесного ската и днища.

Муха аж присел.

Почти сразу заработали пулеметы. Трассирующие пули ярко-зеленым пунктиром прочертили пространство между душманским стрелком и машиной. С яркими вспышками принялись рикошетить от брони и земли, рисуя в воздухе цветастые зигзаги.

Мы с Мухой немедленно, почти инстинктивно залегли. Залегли, считай, там, где стояли.

Пограничники в лагере принялись что-то кричать. Засуетились, забегали. Стали залегать за укрытиями.