Стильная жизнь - Берсенева Анна. Страница 76

К Глебу Семеновичу Аля зашла в первый пасмурный день, наконец-то выдавшийся в Коктебеле.

Она не сразу поняла, что это шумит в ушах, проснувшись днем и услышав, как тихо барабанят по крыше дождевые капли. Молоденькая татарка Гюзаль, продававшая на пляже пахлаву, как-то объяснила ей, что дождевые облака здесь расстреливают из специальных пушек, чтобы хорошо вызревал виноград.

И вдруг – шелест капель по листьям айвы, влажный, напоенный множеством запахов, воздух, врывающийся в комнату через открытое окно…

Когда Аля шла к дому по узкой дорожке, обсаженной розами, ей то и дело приходилось переступать через больших улиток, во множестве выползших из-под кустов на асфальт.

Она осторожно постучала, потом толкнула дверь, не дождавшись разрешения войти, и еще раз, уже стоя в первой комнате, позвала хозяина.

– Ох, извините! – Глеб Семенович выглянул из маленькой кухоньки. – У меня тут чайник шумит, а слух совсем стал ни к черту. Наконец-то дождик, а? Вот и славно, а то розы мои совсем пожухли. У вас все в порядке?

– Все в порядке, Глеб Семенович, – кивнула Аля. – Я просто так зашла. Но я вас долго не буду беспокоить, я только…

– Да что вы, какое беспокойство! – махнул рукой хозяин. – Наоборот, я рад. Проходите, Алечка, чаек заварим. Вы такого не пили – из коктебельских трав.

– Я знаю, на набережной продают, – кивнула Аля, удивившись, что он помнит ее имя.

– Ну-у, на набережной… – приобиделся Глеб Семенович. – Обижаете старика! Это я сам на Карадаге собирал, от одного запаха голова кругом идет.

Пока хозяин заваривал чай, с колдовской сосредоточенностью засыпая в заварник сухие травы из десятка полотняных мешочков, Аля украдкой наблюдала за ним. Она вдруг поняла, что он только с первого взгляда показался ей полненьким и смешным – наверное, просто из-за розовой лысины.

Теперь, присмотревшись к Глебу Семеновичу повнимательнее, она увидела, что он крепок, коренаст, и даже простые брюки и рубашка из серого льна сидят на нем ладно – похоже на летчицкую форму! Правда, лысина и в самом деле была смешная, незагоревшая.

– А мне Максим секрет открыл, что у вас книг много, – сказала Аля, когда Глеб Семенович наконец сел с нею рядом за дощатый стол на веранде. – Я подумала: может, вы мне дадите что-нибудь почитать? Я только дома, на пляж брать не буду!

– Ну конечно! – Але показалось, что он даже обрадовался. – Только не знаю… Что вас интересует, Алечка? Может статься, не подойдет моя библиотека…

– А я посмотрю, – улыбнулась Аля.

– Действительно, что зря говорить. – Глеб Семенович улыбнулся в ответ. – Просто я как-то видел, ваш супруг детективы покупал на набережной, ну, я и подумал…

– Это не мне, это он читает. – Аля снова не сдержала улыбки. – Все-таки как-то странно, что вы здесь! – вдруг, неожиданно для себя, выпалила она.

– Почему? – удивился Глеб Семенович.

– Ну, полярный летчик, из Москвы. И вдруг в Крыму…

– И вы, наверно, подумали: какая-нибудь романтическая история, безответная любовь? – засмеялся он.

– Нет, – слегка смутилась Аля, – я ничего такого не успела подумать. Но ведь и правда, как-то таинственно!

– Да ничего таинственного, Алечка. – Глаза его смеялись, но необидно, по-старчески. – Надоело мне жить в столице, довольно я ей послужил. «Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря»… Знаете такие стихи?

– Не-ет… – протянула Аля. – Чьи это? Вот, и вы стихи читаете! – засмеялась она. – Просто удивительно, Глеб Семенович! Сплошные стихи здесь, из моря они, что ли, выплывают?

– Да что ж удивительного? – пожал плечами он. – Если и есть что удивительное, так только то, что выплывают до сих пор – несмотря на все это.

Он брезгливо кивнул в сторону набережной.

– А вам это все не нравится? – осторожно спросила Аля.

– А что в этом может нравиться? – пожал плечами Глеб Семенович. – Только я говорить на эту тему не буду. Не хочу, чтобы вы считали мои слова обычным старческим брюзжанием про нехорошую молодежь. Надо столько прожить в этом месте, так в душу его принять – чтобы понимать, о чем я говорю…

– А о чем все-таки, Глеб Семенович? – насторожилась Аля.

Дождь стучал по крыше веранды, ровно шелестел в саду, чистые капли стекали по виноградным листьям, обвивающим стропила.

– Не стоит об этом, Алечка, – твердо повторил он. – Вы юное существо, вам едва ли будет понятно. А сводить все к брюзжанию – повторяю, не хочу. – В его голосе мелькнули такие неожиданные командирские интонации, что Аля притихла. – Тем более что танцуете вы прелестно, я однажды наблюдал, – улыбнулся он. – С таким неоцененным очарованием! Супруг ваш, ей-богу, не дотягивает, уж вы извините.

– Да он мне не супруг, – не зная зачем, сказала Аля. – Мы просто так сказали, чтоб не приставал никто.

Она сама услышала печальные нотки, промелькнувшие в ее голосе, и поняла, что сейчас придется что-то объяснять, рассказывать… Ей совсем не хотелось этого делать.

Но Глеб Семенович был то ли нелюбопытен, то ли деликатен.

– Посмотрим книжки? – предложил он. – Все равно дождик теперь на сутки зарядил – вон, Святая вся в тучах. И море, слышите, штормит.

Войдя в большую комнату – такую же беленую, простую, как ее комната во флигеле, – Аля от изумления ахнула. Все стены в ней были заняты книжными полками из неструганых темных досок, на полу лежали стопки старых журналов с выгоревшими корешками.

– Ничего себе!.. – пробормотала она почти с испугом.

Глеб Семенович смотрел на нее с уже знакомой необидной усмешкой.

– Впечатляет, а? – заметил он.

– Д-да… В самом деле, как в Ленинке!

– Менее полный подбор, но более направленный, – заметил он. – Родители собирали только то, что любили, и я пустой книгоманией не страдаю. Читать, правда, всю жизнь было некогда, под старость только… Что вас интересует, Алечка?

– Я сама выберу, можно? – попросила она, подходя к полкам.

Ей стало ужасно интересно понять, какие же книги любит этот невысокий старичок со смешной лысиной и командирским голосом.

Как она уже догадалась, стихов было великое множество: все поэты, которых она любила, да еще те, о которых даже не слышала. Сначала ей захотелось почитать именно тех, кого она не знала, – Кузмина, что ли, или Георгия Иванова.

И вдруг, словно в душе решаясь на что-то, она сказала:

– Я «Поэму без героя» возьму, ладно, Глеб Семенович?

– Полностью на ваше усмотрение, Алечка, – подтвердил тот. – Не читали ее раньше?

– Читала… Перечитывать боялась! А теперь хочу перечитать, – ответила она.

– А вот еще, если хотите. – Глеб Семенович протянул ей тоненькую книжку, потрепанную и пожелтевшую. – Чудесные легенды о здешних местах, господин Маркс собрал. Только не тот Маркс, который Энгельс, – с улыбкой пояснил он, – а другой совсем. Как раз перед Первой мировой издал… А я, уже перед Второй мировой, нашел в букинистическом на Кузнецком. Перечитываю и люблю.

– Я почитаю, – кивнула Аля, глядя на него с благодарностью. – Я так рада, что к вам зашла…

– А вы еще заходите, – предложил Глеб Семенович. – Мне ведь, Алечка, скучновато бывает иногда, хоть я себя и приучил не скучать. Но с тех пор как Мария Юрьевна умерла, супруга, – одиноко. Летом, правда, писатели захаживают, но что-то пока не видно никого знакомых. То ли денег не стало, то ли в августе подтянутся. Заходите по-соседски!

Он завернул книги в кусок старой клеенки, чтобы Аля донесла их до флигеля сухими. Дождь действительно зарядил надолго, мерный шум волн доносился с моря, и вершина Святой горы была скрыта плотным серым туманом.

Оставив книги во флигеле на подоконнике, Аля взяла зонтик, предусмотрительно захваченный Максимом из Москвы, и пошла к набережной – пустой, просторной, чистой.

Она стояла у парапета напротив писательской столовой, смотрела на море, покрытое белыми барашками пены.

Горизонт скрывался в туманной дымке, но даль была такой же бесконечной, как вчера и как тысячу лет назад, и так же вскипала морская пена, и так же шумели волны, разбиваясь о темный Карадаг. И цвет горы Хамелеон менялся так же таинственно, так же беспричинно – как Алина душа.