Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор. Страница 153

В цифрах экономического роста отражены надежды и невзгоды людей. Наиболее очевидным следствием стала эмиграция населения в условиях войны: 11 миллионов молодых людей обоих полов выброшены из привычного образа жизни. Погоня за хорошо оплачиваемой работой изменила облик юга, состав населения городских центров и индустриальных окраин. Война значительно ускорила длившееся десятилетиями переселение с юга черных и белых в прибрежные и внутренние промышленные районы севера и запада. В городских зонах белые селились на окраинах, черные — в центральной, промышленной части города, где они стали более заметны в социальном отношении, приобрели экономическую значимость и большую политическую роль, чем играли в традиционной городской культуре юга.

Вопреки яростным протестам Комиссии по использованию рабочей силы для военного производства заводы строились так, что сманивали выгодными предложениями работы людей из отдаленных мест, которые покидали свои дома, округа, родителей и семьи. Но одних работоспособных молодых людей мало — ненасытные аппетиты армии и промышленности требовали привлекать население всех категорий. До Пёрл-Харбора Рузвельт и Стимсон обнаружили, что цвет кожи не препятствие для участия в войне. Затем привлекли к труду женщин, подростков, стариков, неграмотных, инвалидов, бездельников, американцев иностранного происхождения, студентов и, наконец, американцев японского происхождения, засланных в концентрационные лагеря. Люди охотно откликались на предложения потрудиться, и спрос на рабочую силу оставался неограниченным. Даже когда норма занятости женщин достигла 36 процентов, Рузвельт и Стимсон настаивали на привлечении женщин к военной службе.

Поскольку война вскрыла необходимость использовать все категории населения в равной степени, а военные приоритеты всемогущи, традиционные различия и связи теряли силу. Система родства, никогда не обладавшая особой прочностью, фактически распадалась. Спрос на молодых людей для военной службы и заводских поточных линий ослаблял их зависимость от старших и заново формировал культ молодежи. Свобода и состоятельность молодых людей — почти мгновенно взрослевших — резко увеличили число браков. Спрос на женщин, работающих на конвейере, дал новый импульс движению за равноправие полов и смещению акцента с роли женщин как жен и матерей. Члены семей, разделенные географически и функционально, проводили в общении друг с другом меньше времени. Прочность семейных уз подрывалась сверхурочной работой, переселением в промышленные центры, привлечением мужей к военной службе, утратой контроля родителей за браками детей.

Равенство различных категорий людей разрушало старые критерии социального статуса, индивидуальности и легитимности. Новые подоходные налоги, высокие зарплаты и нормирование товаров выхолащивали систему экономической стратификации. Повышение потребительских стандартов затруднялось в условиях, когда яхты, например, использовались ВМС для патрулирования прибрежных вод. Радикально изменился должностной статус в производственном секторе. Незначительные военные, политические и административные должности неожиданно приобретали большое значение. Призыв в армию повысил значение физического труда на заводах и фермах, порой вознаграждавшегося более щедро, чем труд торговцев, представителей малого бизнеса и профессоров колледжей. Эти перемены никто не планировал, немногие их предвидели.

Иерархия возрастных групп, доходов и полов — вся система стратификации в целом — подвергалась эрозии. В условиях перемен накапливалась новая социальная энергия черных американцев, как и у других групп населения. Как следствие переселения на север черные стали лучше оплачиваться, питаться и одеваться, увеличилось число образованных негров. Но черные все были обескуражены и социально дезорганизованы; они поселялись в зонах городских трущоб, в то время как белые перебирались в пригороды и оставляли свои прежние, подержанные дома. Перенаселенность городов усиливалась. В районы Чикаго, населенные 30 тысячами белых, переселились 60 тысяч негров. Как и следовало ожидать, доходы черных уступали заработкам белых. Многие черные более остро ощущали разрыв между эгалитарными, антирасистскими идеалами войны и удушливой атмосферой дискриминации вокруг себя. Во время опроса общественного мнения в мае 1944 года явное большинство опрошенных по всей стране заявляли, что белые должны пользоваться преимуществом при найме на работу, потому что принадлежат к более совершенной расе, лучше подготовлены профессионально, умнее, надежнее или потому, что это страна белых.

Теперь тысячи негров контактировали на военном производстве с белыми. И хотя забастовки на расовой почве составляли всего 54 из 10 тысяч, они приобретали особенно тревожный характер. После года войны Агентство военной информации сообщило, что «белые с юга, которые прибыли со строительными бригадами, принесли с собой расизм, чуждый нашему сообществу... Как правило, расовая напряженность под влиянием расового чувства переходила в острую фазу...».

В 1943 году Икес писал Рузвельту, что с дискриминацией, «хотя ее следует считать явлением местного масштаба, нельзя бороться иначе чем на общенациональном уровне. Это не локальный вопрос — это вопрос общенациональный». Действия Комитета по справедливой практике найма (КСПН) и другие робкие усилия не могли, однако, справиться с напором расовых предрассудков и опрокинуть эту громаду. КСПН признавал свое бессилие перед лицом вызывающей практики дискриминации со стороны железнодорожных профсоюзов. Первый доклад КСПН о проблемах военной подготовки Агентством по образованию положен Рузвельтом под сукно по рекомендации военного министерства и Марвина Макинтайра. По настоянию Государственного департамента Рузвельт остановил слушания в КСПН вопроса о дискриминации американцев мексиканского происхождения «из соображений международного характера». Когда Агентство по образованию в Вашингтоне призвало университеты белых на юге нанимать преподавателей-негров, Джексон в «Дейли ньюс», издававшейся в Миссисипи, откликнулся так: «...к черту... Никто, кроме невежественного и тупого осла, не предложит такой немыслимой и невозмутимой меры». Законодатели Южной Каролины заявили: «Мы боремся за превосходство белых» в этой войне; а Дж. Эдгар Гувер докладывал Рузвельту, что «беспорядки на расовой почве в значительной части провоцируются коммунистической активностью». За два месяца до Пёрл-Харбора директор Службы воинской повинности Херши писал Рузвельту: «Очевидно, что рано или поздно мы придем к процедуре использования и вознаграждения людей в естественном порядке, а не по цвету кожи». Через три года борьбы с расизмом белых Херши изменил свое мнение: «...что нам удастся сделать, так это внедрить дискриминацию из каждодневной жизни в армию».

Поведение Рузвельта отличалось противоречивостью. В середине зимы 1944 года он созвал специальную пресс-конференцию с членами Ассоциации издателей негритянских газет. Едва президент закончил приветствовать гостей, как Джон Сенгстэке из чикагской «Дефендер» зачитал от имени ассоциации заявление. Продолжительное время Рузвельт слушал, как Сенгстэке перечислял обиду за обидой, проистекавшие из дискриминации в сфере производства, обучения в школах, участия в выборах и гражданских прав. Гражданство второго сорта, говорил оратор, противоречит Декларации независимости и Конституции, а также наносит ущерб военным усилиям. Президент оценил заявление как ужасно своевременное; сказал, что рад узнать о вкладе ассоциации в общую борьбу; подтвердил, что администрация против расовой дискриминации. Когда председатель КСПН Росс предложил организовать в Уорм-Спрингсе лечебницу для жертв младенческого паралича среди черных, Рузвельт написал жене: «...ты можешь сообщить господину Малколму Россу, что в Институте Таскеги имеется целое отделение для лечения детей негров». Он нетерпеливо спрашивал у помощника:

— Что я смогу сделать для этого?

Другая раса, подвергавшаяся в Америке дискриминации в разгар войны, американцы японского происхождения в концентрационных лагерях, тоже встретила сочувствие и поддержку президента. В сентябре 1943 года Рузвельт публично пообещал: