Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 61
— Сойка, ты готова?
— Да... Ой... Уже сейчас?
— Подожди... — Я повел самолет в сторону и вверх.
— Куда ты?
— Потому что ветер. Снесет тебя в реку.
— Я умею плавать.
— Этого еще не хватало...
Я ушел подальше от излучины и набрал высоту: чтобы для парашюта был запас. Если увижу, что не раскрылся, подхвачу Сойку на лету, как меня подхватил когда-то Сережка.
— Сойка, если зацепишься за деревья, не дергайся. Виси и ори, пока не снимут... А если сядешь нормально, мигни три раза сигнальным фонариком, он на левой лямке. Видишь кнопку?
— Вижу... Ты не бойся, я нормально...
— Ой, а что ты дома-то скажешь? Откуда взялась?
— Скажу, что знакомый летчик привез. Это ведь правда. А бабушке дадим телеграмму. В Дорожкине есть почта...
— Сойка...
— Что, Рома?
— Ох, да ничего уже... Переваливайся через борт и пошла...
— До свиданья, Рома... — И она не задержалась ни на секунду. Я же говорил: тихая, но отчаянная.
Меня слегка подкинуло — хоть и небольшая, но потеря веса. И тут же сильно дернулась бортовая скоба. И — ничего не видать...
Я заложил вираж. За мной трепетал фал с вытяжным чехлом.
А Сойка? Господи, где она?
Но вот расползлось внизу, отрезало неясную луну круглое светло-серое пятно. Купол!
Я догнал его, стал облетать по спирали. Может, Сойка что-то кричала мне, но за шумом своего мотора услышать я не мог. Выключил на миг, но воздух все равно свистел очень сильно.
Я метался вокруг парашюта, пока не понял: деревья и крыши уже рядом. Взмыл. Пятно замерло недалеко от лампочки ветряка, потеряло круглую форму.
Села? Ну, как она там? Живая?
И наконец рядом с обмякшим куполом трижды мелькнула электрическая искра.
Обратно я не сразу пошел по «треугольнику». Сперва долго летел над рельсами на восток. В сторону половинчатой луны. Было мне грустно и хорошо. Я знал: Сережка скажет, что я молодец. Но в то же время чувствовал: что-то кончилось в нашей сказке.
А может, ничего печального в этом нет? Улетела Сойка от сумасшедшей бабки, радоваться надо. Но большой радости не было, и почему-то неотступно звучала в голове Сойкина песня.
Странная песня, да? Но такую уж придумал далекий Сойкин брат. А может, и я кое-что добавил — вместо забытых строчек. Ведь я и раньше иногда пробовал писать стихи, даже поэму сочинял, когда лежал в больнице.
Наконец я ушел в высоту, к вершине пространственного треугольника. И опять сквозь облачно-лунные миры «съехал» к обычной земле — сонной, с огоньками.
Это были огоньки нашего города. И посадочные костры я тоже различил. Пора приземляться. Но не хотелось. Словно я не все еще сделал, что должен был этой ночью.
А песня продолжала звучать во мне. Была в ней и тревога, и печаль, но было и хорошее ожидание. Потому что ведь правда дорога не кончена! Сказка не кончена!
Скоро вернется Сережка.
А еще до этого я слетаю к Сойке, узнаю, как она там...
Да, но где же я там сяду?! Если сегодня не смог, то и потом... Вот балда! Надо было условиться, чтобы Сойка нашла площадку, зажгла костры... Но ведь она говорила: «Бугры...»
А может, прямо в воздухе превратиться в мальчишку с парашютом? Хорошо, если получится. А если...
Но допустим даже, что опущусь. А как взлетать? Откуда?
«Приедет Сережка, и все решим», — сказал я себе.
Но приедет он только через несколько дней. А я... почему я сам ничего не могу решить? Почему опять жду Сережку, как няньку?..
Если уж я отправил Сойку в Дорожкино, должен и дальше в этом деле разбираться сам. А то, как глупый кот, который забрался на дерево, а слезть не умеет.
Ведь сумел же я построить в Пространстве треугольник для сокращения пути! Один, без Сережки. Наверно, можно построить и посадочную полосу у Сойкиной деревни. Может, это будет лента, как бы вырезанная из Туманных лугов. Полоса светящегося тумана, под которой надежная твердость.
Но как эту полосу перенести на землю?
Я чувствовал: есть у Безлюдных Пространств законы и правила, которые могли бы мне помочь. Нам с Сережкой иногда казалось, что мы ходим у самого краешка, за которым разгадка многих тайн. Это когда мы бродили по заброшенной территории и звенела тишина. Остановись, прислушайся к этому звону, напряги нервы — и что-то откроется, станет ясным, видимым, разрешенным. Словно распахнется во всю ширь четвертое измерение. Ведь мы и так уже знали и умели вон сколько!
Но не получалось. Отвлекало нас то одно, то другое. А может быть, дело в том, что Безлюдные Пространства чересчур оберегали свои тайны. Ведь недаром они разрешили приходить к себе только окольным путем и не пускали через главный вход. И вдруг я понял! Разом! Что сейчас — время!
На полной скорости, на бреющем полете промчаться между башнями и оказаться там! И тогда... Я не знал, что будет тогда, но чувствовал: что-то совсем новое! Разгадка! Открытие!
И Сережка тогда навечно останется со мной, и дорога к Сойке станет короткой и легкой, и все-все в жизни будет хорошо.
Только надо решиться!
Ширина между башнями — как размах моих крыльев. Зацеплю?
Но ведь в нужный момент можно сделать крен: одна пара крыльев — в небо, другая — к земле. Тогда уж проскочу точно!
А иначе... сколько можно «биться в дверь заколоченную»?
Я сделал над ночным городом разворот.
Небо от ущербной луны просветлело, а территория Безлюдного Пространства космато чернела впереди. Я снизился, пошел над крышами. Две башни встали впереди, как два тупых клыка.
Ну, давай, Ромка! Ты ведь уже не балконный житель. Ты — Летчик и Самолет, знающий в Безлюдных Пространствах многие пути! Открывай же самый главный путь!
Башни вырастали, неслись навстречу... Крен!
Клочья тьмы мелькнули передо мной!
Я понял, что это, но поздно. Хрусткий, с резкой болью удар рванул левое нижнее крыло. Земля — как черная стена. И я в эту стену — мотором, лобовым стеклом. Лицом...
Но я не разбился насмерть.
Я долго лежал оглушенный. Потом со стоном поднялся. Встал. Я — Ромка, мальчишка.
Шатало меня, голова гудела. Левая рука висела, пальцы не сгибались, колючая боль сидела в плече. Такая, что капли сами бежали из глаз. Я поморгал, подышал сквозь зубы. Переступил в траве: работают ноги-то? Они работали... ох, а сколько топать до дому! И надо спешить, скоро рассвет, сумрак уже делается серым...