Мальчик со шпагой.Звездный час Сережи Каховского (журнальная версия) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 17

— Целых три! Сразу! Как будто самое обычное дело.

— Зато Митька молодец, — сказал Генка.

Это была правда. И этой правдой Сережа слегка утешился.

Совет собрался ровно в шесть. К точности привыкли и ею гордились.

Мосин, Голованов и Сенцов сидели в уголке кают-компании. Молчаливые, с опаской в глазах. Они не сняли курток.

— Почему не в форме? — спросил капитан первой группы Владик Самойлов. — На совет пришли, а не на рынок.

Из-за совета у Самойлова пропал билет в кино, и он был настроен угрюмо.

— Не трогай их, — попросил Олег. — Формы у них нет. По крайней мере полной… Все собрались?

Это был не просто вопрос. Это было начало совета.

— Командир барабанщиков здесь! — озорно выкрикнул самый младший — Данилка.

— Капитан первой здесь, — буркнул Владик Самойлов.

— Капитан второй группы здесь!

— Капитан третьей здесь!

— И четвертой тоже, — весело известил Алешка Смирняков.

— Капитан знаменной группы здесь, — сообщил Володя Огоньков. — Это, значит, я. А капитаном пятой будет, значит, он. Группа уже решила.

И Володя указал на Сережу.

— Почему посторонние? — ревниво спросил Данилка, глядя на Кузнечика и Наташу.

— Это не посторонние, а мои друзья, — сказал Сережа. — По делу пришли, а не к тебе, Даниле, в гости.

— У всех друзья. Ну и что? — придрался Данилка. — Ты и сам еще не член совета. Мы еще за тебя не голосовали.

— Данилка! — сказал Олег. — Вот я терплю, терплю, а потом возьму и выдеру!

— Когда? — жизнерадостно поинтересовался Данилка.

— Боюсь, что скоро.

— Не-а…

Сели у круглого скрипучего стола.

Олег спросил, не возражает ли кто-нибудь против нового члена совета — Сергея Каховского. Никто не возражал. Сережа украдкой показал Данилке язык.

Беда, случившаяся днем, словно отодвинулась. Все было просто и спокойно. Даже Митя, сидевший рядом с Данилкой, слегка улыбался.

Но вот поднялся Олег. Уперся ладонями в стол, и тот заскрипел, застонал.

— Внеочередной совет, — сказал Олег. — Я понимаю: воскресенье, всем хочется отдохнуть. У Самойлова билет полетел. А что делать? Случилось такое, что ни ждать, ни молчать нельзя… Вот Кольцов мог бы лучше меня рассказать, но ему трудно, губа разбита. Они шли вчетвером: Кольцов, Голованов, Мосин и Сенцов. Их остановили четыре хулигана. Не старше этих. Но нахальнее, это точно. Потребовали деньги, обыскали. Потом велели отдать ремни. Трое отдали. Голованов, Мосин, Сенцов.

Он повернулся к тем троим, сидевшим в углу.

— Это так?

Они медленно поднялись.

— Так? — повторил Олег.

Они молчали.

Сереже неловко было на них смотреть. Он стал смотреть на ребят за столом. Данилка тревожным шепотом допытывался у Мити:

— Почему ничего не сказал? Ну почему? Это хорошо, да?

Олег очень сдержанно спросил еще раз:

— Это так было?

Голованов хрипло сказал:

— Так…

— Вообще-то не совсем так, — вежливо сказал Сенцов. — Мы не отдавали ремни. Они их взяли сами.

Сережа пересилил себя и посмотрел на него. Сенцов был аккуратный, причесанный, спокойный.

— Они взяли, — повторил Олег. — А вы стояли, опустив руки. Так?

— А что было делать? — спросил Сенцов. — Приятно, думаете, по морде получать? Из-за ремня, который стоит рубль пятьдесят в военторге. Если посчитать, то невыгодно.

— Рубль пятьдесят?! — крикнул Алешка Смирняков. — Сколько твоя совесть стоит?

— Я совесть не отдавал. Только ремень, — объяснил Сенцов.

— Гнать, — спокойно сказал капитан второй группы Гена Корнеев. Его друг, маленький курчавый Валерка Давыдов, тоже спокойно подтвердил:

— Гнать. Чего тут разговаривать? Если бы даже простые ремни были, все равно гнать за трусость. А ремни форменные. Значит, они еще и форму опозорили.

Олег обратился к Голованову:

— Ты тоже так думаешь: рубль пятьдесят и все? Ты ведь на пряжках у этих ремней сам шпаги выцарапывал…

— Я и на других сделаю, долго, что ли? — огрызнулся Женька.

— Лишь бы в морду не получить? — насмешливо спросил Смирняков. — Я тоже за то, чтобы выгнать. Только у меня еще вопрос: почему они думают, что обязательно заработали бы по морде? Там же их четверо на четверо было.

Женька Голованов сердито хмыкнул:

— Четверо… От Кольцова какой толк?

И тут вмешалась Наташа:

— Как это какой толк? Ведь он-то как раз и дрался!

Женька опять хмыкнул:

— Дрался… Он Драться-то совсем не может.

— А ты можешь? — тихо спросил Митя.

— Когда надо, могу…

И тогда взлетел яростный голос Данилки:

— А ты, скотина, думаешь, что сегодня было не надо?!

— Тише, Вострецов, — сказал Олег. И повернулся к Мосину.

— Ты, Леонид, что скажешь?

Тот хмуро ответил:

— Чё я скажу? Ничего.

— От тебя я трусости никак не ожидал, — горько сказал Олег.

— Я их и не боюсь, этих-то…

За столом засмеялись.

Мосин кинул сердитый взгляд.

— Ну чё… Смеяться легко. На них если будешь наступать, соберут шару, подкараулят, потом десять на одного…

— Что соберут? — не понял Олег.

— Шару… Ну, компанию, значит.

Неожиданно вмешался Генка:

— Я этого Лысого лупил, лупил. Никто не собирает, никто меня не трогает.

Мосин усмехнулся одной стороной рта.

— Тебя, конечно. У тебя брат боксер да самбист, все знают.

— Я за брата не прячусь, — сказал Генка.

— Ну, не за брата, так вон за его волкодава. — Ленька подбородком показал на Сережу. — Про его пса тоже все знают. С ним свяжись…

Наташа шепнула Сереже:

— Какой у тебя Нок знаменитый.

Сережа не ответил.

Он вдруг представил себя на месте Мосина. Или Голованова, или Сенцова. Будто он сам стоит перед советом и должен отвечать за свою трусость. Отвечать хрипло и мучительно, давясь от стыда.

Хотя Сенцову как будто и не стыдно даже. Он думает, наверно, что сделал все, как надо.

Но Сергей-то не смог бы так думать!

А смог бы он, Сережа, оказаться на их месте? Вдруг смог бы? Он ведь никогда в жизни еще не стоял перед такими врагами, как Гусыня и его компания. Правда, на станции Роса его тоже схватили четверо, но там было другое. Они все равно не посмели бы его избить, только дурак Пудра махал крапивой. Гусыня, конечно, страшнее.

Но тогда Сережа представил другое: как он под угрожающими взглядами хулиганов стоит, опустив руки, а они стягивают с него ремень. Лишь бы не били?..

Да нет, не могло быть такого. Даже если бы он оказался один против шайки. А ведь этих было четверо против четверых!

Что там говорить! Ведь самый маленький, Митька, выстоял!

Да, но самый большой, Голованов, струсил. Значит, не в росте и не в силе дело? Но тогда, значит, и он, Сережка, мог струсить, хоть он и больше Кольцова?..

Эти мысли так закружили ему голову, что он прослушал почти все слова Олега. Только самый конец услышал:

— …Конечно, четыре месяца не четыре года, но и за этот срок можно было чему-то научиться. Научиться понимать, что такое товарищи по оружию, что такое честь, гордость за флаг, смелость… Черт возми, да разве этому учатся специально? Всякий нормальный человек знает это всегда!.. Ну, скажите, неужели вы до сих пор не понимаете, что поступили по-свински?

Наступила недолгая тишина, потом Голованов сумрачно сказал:

— Понимаем…

— Понимаем, — глядя в сторону, повторил Мосин.

— А ты, Сенцов?

Сенцов шевельнул бровями и неохотно произнес:

— Возможно…

— Возможно? — переспросил Олег. — Хорошо. У меня предложение совету. Не надо их отчислять. До среды, до линейки. Пусть вернут себе ремни. Как угодно! Слышите, вы? Как угодно! Идите к этим гусыням домой или караульте на улице, требуйте или деритесь, дело ваше. Не хотите драться, идите к директору школы, пусть школа берет их за шиворот. Не из вашей школы? Идите в их школу. Или в милицию… Мне, конечно, ничего не стоит пойти сейчас к этим типам, взять их за жабры, вернуть ремни. Ничего не стоит сделать так, чтобы завтра они сами притащили ремни в клуб и просили прощения. Но не мое это дело и не дело совета. Вы отдали ремни, вы должны их вернуть. У вас три дня. Придете в среду на линейку в ремнях, будем считать, что делу конец. Но не советую являться без ремней. Ясно? Совет согласен? Все. Можете идти.