Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит. Страница 127

– Только не говори мне, что он был в тебя влюблен. Еще один любовный треугольник – для меня уже чересчур.

Эмили рассмеялась:

– Для него я была всего лишь ребенком, и только по этой причине он допускал меня так близко к себе. Он говорил со мной о таких вещах, о которых он, как мне кажется, никогда не говорил с Рейчел.

– О каких таких вещах?

– Ну, не знаю. О разном. Например, о том, что ему нравилась астрономия. Однажды ночью, во время съемок на открытой площадке в Далласе, он показывал мне звезды, называл их и рассказывал истории о том, как созвездия получили свои имена. Рейчел подошла к нам и спросила, чем мы занимаемся, и когда я ей ответила, она была очень удивлена тем, что Зак интересуется астрономией и имеет определенные познания в этой области.

– И с учетом всего вышесказанного, как ты объясняешь этот звонок с угрозами твоему отцу?

– Думаю, это был какой-то ненормальный, отец скорее всего ошибся, – ответила Эмили. – Отец еще сказал, что видел человека, похожего на Зака, вчера вечером возле дома напротив.

Озабоченность на лице Ричарда сменилась раздражением.

– Кстати, а твой отец не был, случайно, пьян, когда тебе звонил?

– Я… я не знаю. Возможно. Не суди его слишком строго, – сказала Эмили, обнимая мужа. – Он чувствует себя таким одиноким без меня. Я была смыслом всей его жизни, и теперь, когда вышла за тебя замуж и перестала в нем нуждаться, он чувствует пустоту.

– Ты его не бросила! В конце концов, ты его дочь, а не жена.

Эмили положила голову ему на плечо.

– Я знаю это, и он тоже знает. – Они пошли в дом, и Эмили добавила: – Несколько минут назад ты сделал мне комплимент, сказав, что я остаюсь такой милой и чистой все эти годы в кино. Постарайся не забывать о том, что я такая благодаря ему. Он пожертвовал всем ради меня.

Муж поцеловал Эмили в лоб:

– Я знаю.

Глава 56

Было уже за полночь, когда Джулия свернула на улицу, ведущую к ее дому. Прошло более семи часов с того момента, как она покинула дом бабки Зака, и все это время мучительные сомнения, посеянные в душе визитом в Риджмонт, не оставляли ее. Она вышла победительницей из этой битвы и сейчас, подъезжая к дому, чувствовала себя намного лучше. В родной уютной гостиной мысль о сумасшествии Зака казалась настолько нелепой, что Джулия разозлилась на себя за собственную глупость. Как она могла даже на секунду допустить, что Маргарет Стенхоуп права? Вешая в прихожей пальто, она вспомнила о том замечательном вечере, когда к ней в гости приехали Мэтт и Мередит Фаррел. Вспомнила, как эти замечательные добрые люди прощались и пожелали ей удачи. Мэтт Фаррел, как она теперь понимала, рассмеялся бы в лицо миссис Стенхоуп, намекни она ему на то, что у Зака не все в порядке с головой, и именно так следовало бы поступить и ей!

Тряхнув головой с досады на саму себя, Джулия прошла в спальню, села на кровать и достала из выдвижного ящика прикроватной тумбочки письмо Зака. Она перечитала его письмо, пропуская через себя каждое слово, наполненное теплом и любовью, и снова испытала жгучий стыд за собственное малодушие и почувствовала острую потребность как можно скорее принять душ, как будто это могло смыть не только грязь с тела, но и неприятный осадок с души.

Она мылась настолько тщательно, будто боялась, что кожа и волосы насквозь пропитались ядовитой атмосферой того жуткого места, которое Зак когда-то называл домом. Она даже представить себе не могла, что человеческое жилище и его обитатели могут быть настолько лишены тепла. Если кому-то и требовалась серьезная помощь психиатра в этом доме, так это его хозяйке! И дворецкому! И брату Зака Алексу!

Правда, возражала какая-то частичка ее мозга, Маргарет Стенхоуп отнюдь не производила впечатления сумасшедшей. И дворецкий казался просто несчастным стариком, абсолютно уверенным в том, что говорит. И с чего бы им обоим придумывать историю о ссоре Зака с Джастином? «Хватит!» – приказала себе Джулия, выдернула шнур фена из розетки, туже затянула пояс халата и вошла в гостиную. Возможно, им просто показалось, что Джастин и Зак ссорились, решила она и, включив телевизор, настроила его на канал Си-эн-эн, готовясь посмотреть последние новости.

Но оставался один факт, который Джулия при всем желании не могла ни проигнорировать, ни оправдать: Зак солгал ей о том, как именно умер Джастин.

Либо он солгал ей, либо солгал полиции, газетам и следователю.

Как всегда, когда мысли ее метались в поисках решения проблемы, Джулия неосознанно обвела взглядом гостиную в поисках чего-то, что лежало бы не на месте, чего-то, что можно было бы поправить и привести в порядок. Увы, ничего, требующего ее вмешательства, не нашлось. Дом был безукоризненно чисто прибран, ведь не зря же она проводила за уборкой все свободное время, понимая, что после побега ее квартира станет объектом пристального внимания полиции и журналистов. К своему великому облегчению, она заметила на одном из растений слева от себя желтый листок и потянулась, чтобы сорвать его. Сделав это, Джулия почувствовала себя значительно лучше и тотчас же вспомнила теплую улыбку Зака, выражение его глаз и насмешливый голос: «У тебя интересная манера справляться с волнением. Ты всегда в такие моменты занимаешься уборкой?» Вот о чем нужно сейчас думать! Потому что именно в этих воспоминаниях содержится ответ на все ее вопросы. В них – вся правда. И в них Зак такой, какой есть на самом деле.

Да, он всем солгал о смерти Джастина, решила в этот момент Джулия. Всем, но не ей. Он не мог бы ей солгать. Она чувствовала это. Сердце ее об этом знало. И когда она увидится с ним в Мехико, он объяснит, почему солгал другим.

По телевизору показывали репортаж из Китая, и, поскольку Джулия была слишком взвинчена, чтобы уснуть, она, пока не начнется следующий выпуск новостей, решила написать письмо близким, которое собиралась оставить после своего отъезда. Она должна была убедиться в том, что с Заком все в порядке. Он велел ей закончить все свои дела за неделю и быть готовой к отъезду на восьмой день. Пять дней уже прошли.

Джулия встала, прошла в свою комнату за черновиком уже частично написанного письма, опустилась в кресло-качалку и включила стоявший рядом торшер. По телевизору что-то бубнили об экономическом будущем Китая, и под этот ничего не значащий для нее шумовой фон она перечитала написанное.

«Дорогие мама и папа, дорогие Карл и Тед!

К тому времени, как вы получите это письмо, вы уже будете знать, что я уехала к Заку. Я не рассчитываю, что вы станете оправдывать мой поступок или что вы простите меня, но я хочу объяснить вам, чтобы, возможно, однажды вы по крайней мере смогли меня понять.

Я люблю его.

Я бы хотела привести вам более веские причины своего побега, но так и не смогла ничего придумать – других причин у меня просто нет. И возможно, это потому, что все остальное для меня просто не имеет значения.

Дорогие папа, мама, Карл, Тед, вы все четверо знаете, что такое любовь, вы ее испытали, я знаю, что это так. Папа, я помню, как часто ты сидел допоздна на диване, обнимая маму за плечи. Я помню, как вы смеялись с ней, когда ты обнимал ее. Я также помню день, когда мама вернулась домой от врача и сказала нам, что он обнаружил опухоль в ее груди. В ту ночь ты вышел из дома и плакал, спрятавшись на заднем дворе. Я знаю об этом, папа, потому что я вышла следом за тобой. Вот это я хочу испытать с Заком, все это – хорошее, тихое, счастливое и печальное. Думай об этих вещах, пожалуйста, и знай, что как вам с мамой суждено быть вместе и в радости и в горе, так и мне суждено быть с Заком. Я верю в это. Я знаю это, я чувствую. Я бы никогда не выбрала для себя такой путь. Но так получилось. И я не жалею.

Карл, у тебя есть чудная, веселая, нежная Сара. Она обожает тебя еще со школы, когда вы оба учились в старших классах, ты, наверное, даже не догадывался об этом, но она несколько лет ждала, когда ты обратишь на нее внимание. И делала для этого все, что было только возможно, – падала с дерева, когда ты проезжал мимо на машине, роняла книги у твоих ног. Мы с Сарой вместе выполняли уроки в тот вечер, когда она узнала, что ты пригласил Дженни Стоун на студенческий бал. Как она тогда плакала! Ты ужасно ее обидел. Но она тебе все простила, потому что любила тебя. Надеюсь, что и ты сможешь по-прежнему любить меня, после того как утихнет первая боль.