Само совершенство. Дилогия - Макнот Джудит. Страница 73

И цель была достигнута.

Зак больше не смог держаться. С низким стоном он перекатил ее на спину, целуя с жадной настойчивостью, заставлявшей Джулию чувствовать себя бессильной и всесильной одновременно. Губы его и руки шарили по ее телу, скользили по груди, вниз до талии и обратно, и, когда он вновь овладел ее ртом, он погрузил пальцы в ее волосы, удерживая ее на месте словно пленницу, которая, однако, не имела ничего против такого плена. Когда он наконец оторвался от ее губ, все ее тело было охвачено пламенем желания.

– Открой глаза, малышка, – прошептал Зак.

Джулия подчинилась и обнаружила, что смотрит на мускулистую мужскую грудь, покрытую темными завитками. Один лишь вид этой груди заставлял ее сердце биться чаще. Робко она оторвала взгляд от его груди. Она заметила, как изменила его страсть. Горло его конвульсивно сжималось, лицо свело напряжение, а глаза прожигали насквозь. Она видела, как его чувственные губы шевельнулись раз, другой, и услышала натужную хрипотцу в его голосе, когда он произнес:

– Прикоснись ко мне.

Это было приглашение, приказ, мольба.

И Джулия откликнулась и на то, и на другое, и на третье. Она подняла руку и прикоснулась к щеке Зака. Не спуская с нее глаз, он повернул голову, уткнувшись лицом в ее ладонь, и, скользнув по ней губами вверх и вниз, повторил:

– Прикоснись ко мне.

С учащенно забившимся сердцем Джулия погладила его жесткую щеку, шею и плечо, затем прикоснулась к твердой груди. Кожа его была подобна натянутому на гранит атласу, и когда она наклонилась и поцеловала его грудь, мышцы его рефлекторно сократились. Опьяненная обретенной властью, Джулия поцеловала его маленькие соски, затем проложила дорожку из поцелуев вниз, к его талии. Он то ли всхлипнул, то ли застонал и вдруг внезапно перевернул ее на спину, прижав ее руки к полу по обеим сторонам головы, накрыв ее тело своим телом. Язык его вторгся в ее рот, свиваясь в танце с ее языком, то вонзаясь, то отступая, в недвусмысленно грубой имитации того, что он хотел делать с ее телом, и жар, который рос внутри Джулии, прорвался язычками пламени. Она высвободила руки и обхватила его шею, возвращая Заку его пьянящие поцелуи, лаская его плечи и спину. Джулия застонала от счастья, когда губы его прикоснулись к ее груди. Желание, которое он так умело взрастил в ней, охватило ее настолько, что она заметила, что рука его проникла между ее бедрами, лишь тогда, когда пальцы его начали исследовать самые интимные ее уголки. Зажмурившись, она храбро боролась со стыдом и в конце концов позволила себе отдаться на милость тому невероятному наслаждению, которое дарили ей его умные пальцы.

Борясь с подступающим желанием, Зак наблюдал за ее реакциями, мгновенно отражавшимися на таком выразительном, чудном лице. Он видел, как Джулия уступила, сдалась под напором незнакомой интимной ласки. Каждый слетавший с ее губ звук, каждый беспокойный поворот головы, каждый ток дрожи под его пальцами – все это наполняло его щемящей нежностью. Каждая секунда происходящего с кристальной ясностью запечатлевалась в его сознании. Под его пальцами она открывалась ему навстречу, влажная и теплая, но Зак продолжал сдерживаться, позволяя только пальцам проникать внутрь. А Джулия обвила руками его плечи, в то время как все ее тело сотрясала безостановочная дрожь.

– Ты дрожишь – это хорошо… – прошептал он, неторопливо проникая все глубже. – Дрожь – это очень, очень хорошо. – Плоть под его пальцами казалась необычно узкой и невероятно тугой, и у него было ужасное чувство, что он слишком велик для нее, что она не сможет принять его в себя, не испытав сильной боли.

Руки Джулии все смелее гладили его тело и наконец сделали то, чего он давно хотел и ждал. Но в тот момент, когда ее пальцы наконец сомкнулись вокруг его возбужденной плоти, бездонные синие глаза вдруг широко распахнулись и удивленно встретили его взгляд. Если бы не крайний накал ситуации, Зак бы, наверное, усмехнулся. Но сейчас ему было не до смеха по поводу того, что его размер явно произвел на нее впечатление. В свете живого огня Джулия смотрела на него так, словно ждала чего-то – возможно, решения, каких-то действий, и все это время пальцы ее доводили его до безумия, пока он не понял, что еще мгновение, и кончит в ее ладонь. Другой рукой она гладила его по щеке, словно желая снять напряжение, и от слов, которые она при этом шептала, Зак таял, точно воск.

– Вы стоите того, чтобы вас ждали двадцать шесть лет, мистер Бенедикт.

Зак утратил контроль над дыханием. Опершись ладонями о пол по обе стороны от ее раскрасневшегося лица, он наклонился поцеловать ее, но с губ сорвалось:

– Господи…

На этот раз его хриплый шепот был полон благоговейного страха.

Кровь пульсировала в его висках, тело налилось тяжестью. Зак опустился на Джулию и начал постепенно проникать внутрь ее тугого влажного тела, которое охотно принимало его в себя. Встретившись с тонкой преградой, Зак приподнял стройные бедра Джулии, задержал дыхание и вошел в нее одним резким толчком.

Тело ее напряглось от кратковременной боли, но до того, как он успел отреагировать, она уже обхватила его, открываясь ему, словно цветок, принимая его в себя, вбирая без остатка. Борясь с подступающим оргазмом, Зак начал медленно двигаться, но когда Джулия стала двигаться с ним заодно, прижимая его к себе, сдерживаться стало невмоготу, и желание продлить акт оказалось невыполнимым. Накрыв ее рот поцелуем, Зак вонзился в нее, стремительно приближая ее к развязке. Он знал об этом приближении по сдавленным стонам, по тому, как впивались ее ногти ему в спину, по тому, как забилась она под ним. Приподняв ее бедра повыше, Зак стал входить в нее жестче, побуждаемый неподконтрольной разуму потребностью оказаться как можно глубже в ней в момент кульминации. Извержение произошло внутри Джулии, и его оргазм был такой силы, что Зак не сдержал хриплый стон, но все же продолжил движение, словно она могла каким-то образом выдавить из него всю горечь его прошлого и мрачную неопределенность будущего. Но наконец, когда каждая его нервная клеточка отозвалась на сильное и давно забытое ощущение, по его телу пробежала последняя судорога, и он почувствовал себя совершенно обессиленным и опустошенным.

В состоянии полного изнеможения Зак опустился на нее и перевернулся на бок, все еще находясь в ней. Не имея сил даже дышать, он держал ее в объятиях, гладил по спине, пытаясь не думать ни о чем, продлевая счастливые мгновения эйфории. Однако прошло всего несколько минут, и реальность вернулась, как бы он ни оттягивал этот момент. Теперь, когда его страсть была утолена, барьер между мозгом и совестью исчез, и, уставившись в огонь, он начал видеть все свои действия и мотивы последних трех суток в свете неприглядной правды: и правда эта состояла в том, что он взял беззащитную женщину в заложницы, угрожая ей оружием, шантажируя ее, он заставил ее поверить, что отпустит ее, как только она довезет его до Колорадо; затем угрожал ей применить насилие в случае попытки к бегству, и когда она его все же подвела, он принудил ее поцеловать его на глазах у свидетеля, так что теперь все средства массовой информации страны распинали ее на все лады, непрозрачно намекая на то, что она – его сообщница. Правда эта состояла еще и в том, что он начал думать о сексе с ней в тот же день, как захватил ее в заложницы, и последовательно шел к осуществлению задуманного, используя для этого все доступные ему средства – от запугивания до любезностей и флирта. Тошнотворная правда состояла в том, что ему только что удалось довести задуманное до омерзительного финала: он соблазнил девственницу, дочь священника, чудное, храброе и невинное создание, которая сегодня отплатила ему за всю его жестокость и несправедливость тем, что спасла ему жизнь. Соблазнил – слишком мягкое слово для того, что он только что сделал, решил Зак, угрюмо уставившись на ковер и испытывая тошноту от отвращения к себе. Он взял ее прямо здесь, на этом проклятом полу, даже не в кровати! Совесть с новой силой впилась в него когтями. Он мучился раскаянием за то, что так грубо использовал ее, за то, что заставил ее вытерпеть, за то, что вломился в нее, вместо того чтобы хотя бы для приличия чуть ослабить рвение. То, что она не заплакала в голос, не сопротивлялась и не выказывала никаких признаков боли или того, что чувствует себя униженной, ничуть не умаляло его вины. Джулия не знала, что имела право на большее, чем получила, но он-то об этом знал. Он имел множество сексуальных контактов еще подростком, а став взрослым, имел больше сексуальных связей, чем мог сосчитать. Поэтому вся ответственность за то, во что превратилась теперь жизнь Джулии, и за ее первое знакомство с сексом лежала исключительно на нем. И это при самом лучшем раскладе, не рассматривая возможности того, что она забеременеет! Не надо быть гением, чтобы догадаться о том, что дочь священника едва ли решится на аборт. Так что либо ей придется родить ребенка вне брака и, возможно, скрываясь от позора, переехать в другой город и начать там новую жизнь, либо срочно выходить замуж за своего «почти жениха» и навязать ему воспитание чужого ребенка.