Игра ангела - Сафон Карлос Руис. Страница 71

— Почему вы вообще ничего никогда не рассказываете о своих делах с этим типом, патроном?

— Среди прочего — ради твоего блага.

— Для моего блага! Конечно. А я не догадалась. И, кстати, забыла сказать, что вчера сюда заглядывал ваш приятель, инспектор.

— Грандес? Он приходил один?

— Нет. В компании двух громил, здоровых, как шкафы, и с бульдожьими физиономиями.

Желудок у меня сжался в комок, когда я представил Маркоса и Кастело у дверей своего дома.

— И что хотел Грандес?

— Он не сказал.

— А что он тогда сказал?

— Спросил, кто я такая.

— Что же ты ответила?

— Что я ваша возлюбленная.

— Очень мило.

— Одному из верзил показалось, что я слишком хороша для вас.

Исабелла взяла второе печенье и с аппетитом его сгрызла. Заметив, что я за ней искоса наблюдаю, она перестала жевать.

— А что я такого сказала? — спросила она с полным ртом, выпустив фонтанчик крошек.

32

Дымчатый перст солнечного света пробился сквозь плотную пелену облаков, и от его прикосновения ярко полыхнула выкрашенная красной краской вывеска на фасаде лавки магических товаров на улице Принцессы. Магазинчик прятался под деревянной резной маркизой. Сквозь стеклянную дверь едва просматривались очертания полутемного помещения с занавесями из черного бархата, драпировавшими витрины, наполненные масками и механизмами с викторианским душком, краплеными колодами, дагами [51] с нарушенным балансом, книгами по магии и флаконами из полированного стекла с зельями, переливавшимися всеми цветами радуги и, вполне вероятно, разлитыми в Альбасете. Колокольчик над дверью звякнул, возвестив о моем приходе. За прилавком в глубине магазина никого не было. Я подождал немного, обозревая коллекцию ярмарочных диковинок. Пытаясь поймать собственное лицо в зеркале, в котором как на ладони отражалась вся лавка, кроме меня, я заметил краем глаза, что из-за портьеры, отделявшей подсобное помещение, вынырнула крошечная фигурка.

— Забавный эффект, правда? — спросил седой как лунь человечек с проницательным взглядом.

Я согласился с ним.

— Как оно работает?

— Пока не знаю. Мне привезли эту штучку пару дней назад от мастера хитрых зеркал из Стамбула. Создатель называет фокус преломляющим смещением.

— Вещь служит напоминанием, что все внешнее обманчиво, — прокомментировал я.

— Кроме магии. Чем могу служить вам, кабальеро?

— Я имею честь говорить с сеньором Дамианом Роуресом?

Человечек медленно кивнул, глядя на меня в упор, не моргая. Маска добродушия на лице с нарисованной улыбкой была столь же обманчивой, как и его зеркало. Глаза человечка оставались холодными и настороженными.

— Мне порекомендовали обратиться в ваш магазин.

— Интересно, кто был столь любезен?

— Рикардо Сальвадор.

Фальшивая улыбка стерлась с губ.

— Я не знал даже, что он еще жив. Не встречался с ним двадцать пять лет.

— А с Ирене Сабино?

Роурес, вздохнув, слегка покачал головой. Он обошел прилавок и шагнул к двери. Повесив табличку «закрыто», он повернул ключ в замке.

— Кто вы такой?

— Меня зовут Мартин. Я пытаюсь выяснить обстоятельства, связанные со смертью сеньора Диего Марласки. Насколько я понял, вы его знали.

— Я полагал, все обстоятельства были выяснены давным-давно. Сеньор Марласка покончил с собой.

— У меня сложилось иное впечатление.

— Не знаю, что вам наговорил этот полицейский. Обида оказывает влияние на память, сеньор… Мартин. Сальвадор уже пытался в свое время протолкнуть идею о заговоре, не имея ровным счетом никаких доказательств. Всем известно, что он согревал постель вдовы Марласки и лез из кожи вон, чтобы выглядеть героем. Как и следовало ожидать, начальство его приструнило, а затем его выгнали из полиции.

— Он считает, что в действительности была сделана попытка скрыть правду.

Роурес фыркнул.

— Правду… Не смешите меня. На самом деле хотели замять скандал. Адвокатская контора Валеры и Марласки грела руки почти на каждом дельце, что проворачивалось в этом городе. Никто не был заинтересован в том, чтобы сомнительная история получила огласку. Марласка отказался от своего положения в обществе, работы и брака, заперся в старом особняке и занимался бог знает чем. Любой, у кого есть голова на плечах, мог предсказать, что ничем хорошим это не кончится.

— Что не помешало вам лично и вашему компаньону Хако выгодно воспользоваться помешательством Марласки. Вы ведь пообещали ему на спиритических сеансах установить связь с тем, кто отошел в мир иной…

— Ничего я ему не обещал. Сеансы спиритизма устраивались только для развлечения. Все это понимали. Я вовсе не пытался наживаться на мертвых, я просто честно зарабатывал на жизнь.

— А ваш партнер Хако?

— Я отвечаю только за себя. И не несу ответственности за действия Хако.

— Значит, он что-то сделал.

— Что вы хотите от меня услышать? Что он похитил деньги, якобы лежавшие на тайном счете в банке, как упорно твердил Сальвадор? Что он убил Марласку и надул нас всех?

— А разве нет?

Роурес пристально посмотрел на меня.

— Не знаю. Я не видел его со дня смерти Марласки. Все, что знал, я рассказал тогда Сальвадору и другим полицейским. Я не лгал. Никогда не лгал. Если Хако приложил к этому руку, я понятия о том не имел и в его делах не участвовал.

— А что вы можете сказать об Ирене Сабино?

— Ирене любила Марласку. У нее даже в мыслях не было навредить ему.

— Что с ней сталось? Она еще жива?

— Думаю, да. По слухам, она работала в какой-то прачечной в Равале. Ирене была доброй женщиной. Слишком доброй. Потому так и кончила. Она верила во всякую чепуху. Верила в любовь.

— А Марласка? Что ему понадобилось на том свете?

— Марласка ввязался во что-то, не спрашивайте, во что именно. Нечто такое, чего ни я, ни Хако ему не продавали и не могли продать. Мне известно только то, что я случайно подслушал из его разговора с Ирене. Похоже, Марласка познакомился с кем-то, кого я не знал, а поверьте, я знаю каждого на своем профессиональном поле. Тот человек пообещал Марласке в обмен на услугу, я не знаю какую, вернуть его сына Исмаэля с того света.

— Ирене не говорила, кто этот незнакомец?

— Она его никогда не видела. Марласка не разрешал ей встречаться с ним. Но она не сомневалась, что адвокат боится.

— Боится чего?

Роурес причмокнул языком.

— Марласка верил, что проклят.

— Поясните, пожалуйста.

— Я ведь уже вам говорил. Марласка был болен. Он твердил, что в него вселилось нечто.

— Нечто?

— Дух. Паразит. Не представляю. Послушайте, в моей профессии приходится сталкиваться со множеством людей, у кого не все дома. Они переживают личную трагедию, например лишаются возлюбленного или состояния, и теряют почву под ногами. Мозг — самый хрупкий орган человеческого тела. Сеньор Марласка был не в своем уме, и это становилось понятно каждому после пятиминутного разговора с ним. Потому он ко мне и пришел.

— И вы сказали ему то, что он жаждал услышать.

— Нет. Я сказал ему правду.

— Ваш вариант правды.

— Мне известен лишь один. Мне показалось, что человек этот серьезно повредился рассудком, и я не хотел пользоваться его состоянием. Такие вещи добром не кончаются. В моей деятельности существует черта, которую нельзя переступать, если понимаешь, что к чему. Тому, кто ищет развлечений, острых ощущений или утешения в ином мире, предоставляется такая возможность и взимается соответствующая плата за оказанную услугу. Но тех, кто пребывает на грани безумия, следует отправлять домой. Спиритический сеанс — это театральная постановка, не хуже любой другой. И публика должна состоять из зрителей, а не «озаренных».

— Образцовая этика. Что же тогда вы сказали Марласке?

— Я сказал, что наши спектакли — вымысел, сказки. И я обычный комедиант, кто зарабатывает на жизнь, устраивая спиритические сеансы для несчастных, потерявших близких и желающих укрепиться в вере, что возлюбленные, родители и друзья ждут их в загробном мире. Я объяснил ему, что на том свете нет ничего, только беспредельная пустота, и мир живых — единственный, которым мы располагаем. Я посоветовал ему забыть о духах и вернуться в семью.