Москва. Великие стройки социализма - Рогачев Алексей Вячеславович. Страница 50

Постановление стало важнейшим шагом к прекращению всевозможных спекуляций, представлявших до той поры обильную кормушку для различных теоретиков, идеологов и апологетов «новой», «пролетарской» архитектуры и прочих «авангардов».

Реакция зодчих-«авангардистов» на собственную неудачу в конкурсе оказалась несколько экстравагантной, но с учетом высокого самомнения и напористости апостолов новой архитектуры – вполне предсказуемой. Считая (что вполне соответствовало действительности) СССР страной, где конструктивизм получил наиболее широкое распространение, они даже представить себе не могли, что среди победителей столь престижного состязания, как конкурс на проект Дворца Советов, не окажется ни одного представителя данного архитектурного течения.

Вместо того чтобы проанализировать недостатки своих проектов и сделать соответствующие выводы, «авангардисты» предприняли попытку закатить международный скандал. Архитекторовконструктивистов, функционалистов и прочих «авангардистов» объединял в то время Международный конгресс современной архитектуры (Congres International d’Architecture Moderne – CIAM). Как раз в 1933 году Москва должна была принять четвертый конгресс этой организации. Весной 1932 года руководители CIAM позволили себе весьма бесцеремонное обсуждение итогов конкурса, причем обратились не к Совету строительства Дворца Советов, а сразу к руководству СССР.

Наполненные громкими и пустыми фразами об оскорблении духа революции и реализации пятилетнего плана, а также плохо замаскированными угрозами ухудшения отношения CIAM к СССР (нашли же чем напугать!), эти обращения, в сущности, являлись бесцеремонными требованиями подчинить строительство Дворца Советов, а вслед за этим и всю архитектурную деятельность в СССР интересам CIAM, представлявшего всего-навсего узкую группировку зодчих.

Это стало случаем, не имевшим прецедентов в истории архитектуры. Союз, объединявший архитекторов одного творческого направления, весьма грубо навязывал свои взгляды (а значит, и высокооплачиваемые услуги) заказчику, пытаясь оказать давление через руководство страны. Подобный демарш мог вызвать лишь возмущение, и потому понятно, что ответа на свои эпистолии ревнители «авангарда» не дождались. Возможно, что эта весьма неуклюжая попытка повлиять на решение Совета строительства была инспирирована советскими конструктивистами, бывшими (например, тот же Гинзбург) влиятельными членами CIAM и желавшими использовать его авторитет (действительный или мнимый) для поддержки своих проектов. Но предпринятая акция имела скорее обратный эффект. Развязный тон писем вполне оправдывал желание не вступать более ни в какие отношения с архитектурным «авангардом».

Не выдержал и маститый Ле Корбюзье. Зодчий, прославленный «авангардистами» как пророк современной архитектуры (при практически полном отсутствии сколько-нибудь значительных работ), отправляя свой эпатажный проект, и представить себе не мог, что в Советской стране не оценят его «гениальных» идей. То, что его работа не была признана лучшей, глубоко обидело француза, но не заставило ни на миг усомниться в собственной гениальности. И он тоже взялся за перо. Смысл его обращения, хотя несколько более вежливого, был тот же самый: в СССР просто обязаны слушаться его, Ле Корбюзье, указаний, а не то все честные люди перестанут верить в правду Страны Советов!

Первый закрытый конкурс

Несмотря на явный успех открытого конкурса, главная задача – выявление выразительного архитектурно-художественного образа Дворца – убедительного решения не нашла. Был получен целый ряд отличных идей решения функциональных задач, таких как конструкция большепролетного покрытия, загрузка и эвакуация помещений, обеспечение пропуска массовых шествий через Большой зал. Но ни один из проектов не дал решения Дворца Советов как здания – символа социалистической эпохи. Требовался яркий, запоминающийся образ, воспринимаемый сразу, с первого взгляда, причем самыми простыми людьми. Нужно было искать новые выразительные средства. Именно этим и руководствовался Совет строительства, объявив очередной, на сей раз закрытый конкурс.

В соответствии с постановлением «Об организации работ по окончательному составлению проекта Дворца Советов в г. Москве» от 28 февраля 1932 года задание было существенно скорректировано. Важнейшим изменением стала отмена требования об обеспечении пропуска через Большой зал демонстраций и шествий. Также существенную роль в дальнейших разработках сыграли безусловно правильные положения об открытом размещении Дворца и ликвидации бутафорских колоннад, о высотной композиции здания. Самым трудным для исполнения оказался восьмой пункт постановления, рекомендовавший участникам обращать свои творческие поиски «к использованию как новых, так и лучших приемов классической архитектуры». При этом подчеркивалось, что никакой определенный стиль прошлого не задается.

Закрытый конкурс прошел в марте – июле 1932 года. Заказы выдали двенадцати авторам и авторским коллективам, чьи проекты привлекли внимание на предшествующих этапах. Первый коллектив-участник составляли К.С. Алабян, Г.Б. Кочар, А.Г. Мордвинов, В.Н. Симбирцев, второй – братья Веснины, третий – студенты АСИ под руководством А.В. Власова, четвертый – М.Я. Гинзбург, немецкий архитектор Г. Гассенпфлуг, С.А. Лисагор, пятый – Я.Н. Додица и А.Н. Душкин, шестой – А.Ф. Жуков и Д.Н. Чечулин, седьмой – В.А. Щуко и В.Г. Гельфрейх. Остальными конкурсантами стали отдельные архитекторы – И.А. Голосов, И.В. Жолтовский, Н.А. Ладовский, Б.М. Иофан, Г.М. Людвиг.

Конкурсный проект Дворца Советов. Арх. М. Гинзбург, Г. Гассенпфлуг, С. Лисагор. 1932 г. Макет

К работе на новой стадии проектирования наряду с призерами открытого конкурса получили приглашения маститые зодчие, не принимавшие в нем участия, – Щуко и Гельфрейх, Голосов, Веснины. Помимо этого десять проектов на конкурс поступило в инициативном порядке. Вновь отмечалось участие в конкурсе представителей всех творческих направлений в советской архитектуре.

Конкурсный проект Дворца Советов. Арх. К. Алабян, В. Симбирцев. 1932 г. Перспектива

Конкурс 1932 года дал гораздо более зрелые проекты, чем предшествующий. Откровенно слабые работы представили только Голосов и Жолтовский. Лауреат высшей премии открытого конкурса Жолтовский предложил довольно скучное здание, напоминающее какое-то итальянское палаццо и по мотивам обработки являющееся предтечей жилых домов, впоследствии выстроенных архитектором на Смоленской площади и Ленинском проспекте. Голосов выдал нечто, сильно напоминающее крепостной бастион и не имеющее никакого отношения к поставленной задаче.

Проект Весниных очередной раз варьировал мотив «цилиндр и башня» в достаточно традиционном конструктивистском оформлении. Если бы такое здание возникло в качестве рабочего клуба какого-нибудь крупного промышленного центра, его вполне можно было отнести к шедеврам конструктивизма, однако к роли Дворца Советов оно не слишком подходило. Поэтому даже исследователи творчества Весниных не решаются отнести эту работу братьев к их творческим удачам [139].

Гораздо больший интерес представлял проект другого коллектива конструктивистов – М.Я. Гинзбурга, С.А. Лисагора и немецкого архитектора Г. Гассенпфлуга. Спроектированный ими комплекс Дворца обладал хорошо развитой пространственной композицией, подчеркивавшей органическую связь здания с общественной жизнью города, отсутствие какой-либо обособленности. Вместе с тем проект более других предложений конструктивистов приближался к выражению образа Дворца [140].