Рожденная для славы - Холт Виктория. Страница 108

Таким образом, при моем дворе появилась целая плеяда блестящих молодых людей, однако больше всех я отличала, пожалуй, Уолтера Рэли и графа Эссекса.

В тот год все думали и говорили об испанской угрозе.

Естественный ход событий сделал нас с Филиппом врагами. Теперь уже не верилось, что когда-то он пытался за мной ухаживать. Возможно, Филипп так и не простил отказа стать его женой. Будь он моим супругом, Англия досталась бы ему без боя, здесь угнездилась бы инквизиция, и мое королевство стало бы частью Испанской империи.

Враждебность между двумя королевствами стремительно нарастала. Мы соперничали из-за владычества на морях. У Филиппа было множество прекрасных кораблей и отважных мореплавателей; они избороздили все океаны, открыли неизведанные земли. Зато у меня были мои пираты вроде Дрейка и Хоукинса. Английские капитаны нападали на испанские корабли и захватывали несметные сокровища.

Больше всего Дрейк досадил королю Испанскому тем, что захватил гигантский галеон «Сан-Фелипе». Никогда еще Дрейку не доставалась такая добыча: золотые слитки, драгоценные камни, пряности, шелка, парча, ювелирные украшения, благовония.

Испанцы произносили имя Дрейка с трепетом. Он был известен у них как «Эль Драке», то есть Дракон. Про него говорили, что он величайший моряк всех времен, что он не человек, а дьявол. Именно поэтому победить сэра Фрэнсиса Дрейка невозможно.

Я часто думала о Филиппе, угрюмом фанатике, который только и делал, что простаивал на коленях в своем Эскуриале.

Мужчины склонны к ханжеству и лицемерию. Меня вовсе не удивило бы, если бы Филипп, изводящий себя молитвами и самобичеванием, втайне увлекался эротическими фантазиями.

В ту пору при испанском дворе с большим почетом принимали некоего молодого человека, который называл себя Артур Дадли. Он утверждал, что его отец — граф Лестер, а мать — английская королева. Родился он якобы в Хэмптон-корте, и один из слуг воспитал его как собственного сына. Парню было лет двадцать семь, он был совсем неотесанный да к тому же еще и сквернослов. Филипп, разумеется, знал, что имеет дело с самозванцем, но воспользовался случаем, чтобы лишний раз нанести удар по моей репутации. Моего «сына» принимали при дворе и платили содержание в размере шесть золотых ежедневно. Должно быть, Филипп считал, что расходует деньги не напрасно.

Сама по себе эта история могла меня просто рассмешить, но с каждым месяцем отношения с испанским двором становились все хуже и хуже. Я и все мои приближенные отлично понимали: развязка близка.

Лазутчики Уолсингэма сбивались с ног. Они доносили, что Армада достроена и готова отправиться в плавание. Мадрид был взбудоражен историей о видениях, явленных двум разным людям. Оба увидели одно и то же: великое морское сражение, в котором испанская Армада бьется не на жизнь, а на смерть с вражеским флотом. Битва продолжалась до тех пор, пока с небес не спустились ангелы, защитившие испанцев от неверных.

Когда мне рассказали эту басню, я рассмеялась:

— Уверена, что мои моряки справятся с их ангелами.

Времени почти не оставалось, нужно было готовиться к войне. Я чувствовала, что приближается кульминация моего царствования. От исхода войны будет зависеть, останусь ли я на английском престоле и сохранит ли Англия свободу.

Я не верила, что могу потерпеть поражение. Пускай испанцы могущественны, но ни у одного монарха не было таких доблестных моряков и солдат.

Роберта я назначила генерал-лейтенантом и поручила командовать всеми сухопутными войсками, чтобы придворные знали: несмотря на неудачу в Нидерландах, граф Лестер по-прежнему пользуется безграничным доверием королевы. Я не особенно рисковала, ибо главный бой должен был произойти не на суше, а на море. Мои англичане не пожалеют живота, чтобы отстоять свою свободу и свою религию. Они будут сражаться за королеву, за свою страну, за право жить так, как им нравится. Иначе — инквизиция, орудия пыток и костры. Моим людям в отличие от испанцев есть за что проливать кровь.

Командовать флотом я назначила лорда Ховарда из Эффингема, а его помощниками стали Дрейк, Фробишер и Хоукинс, доблестнейшие капитаны в истории мореплавания. Был у нас теперь и свой боевой флот, конечно, не такой огромный, как у испанцев, но разве на войне побеждают количеством? Боевая мощь корабля зависит от людей, которые на нем плавают, а Господь наделил меня даром разбираться в людях и назначать им службу в соответствии с их способностями и призванием.

Филипп имел наглость претендовать на английский трон, а подобные притязания всегда меня нервировали — ведь мои права на английскую корону являлись в определенном смысле сомнительными. Однако в данном случае Филипп совершил ошибку — он настроил против себя шотландцев, которые считали, что истинный наследник английского престола — Яков, сын Марии Стюарт. Теперь испанцам не приходилось рассчитывать на поддержку моих северных соседей.

Зато испанского короля поддержал папа римский. Ради моего уничтожения он попытался поднять против Англии всю католическую Европу. Некоторые из членов Совета предложили во избежание гражданской войны устроить в Англии еще одну Варфоломеевскую ночь, но на сей раз уже направленную против католиков.

Я немедленно отвергла эту пагубную идею. Богослужение по католическому обряду было у нас запрещено, но гонениям мои подданные, исповедующие католицизм, не подвергались. Время показало, что я была права — многие английские католики служили мне верой и правдой в войне с испанскими захватчиками.

По всей стране ходили тревожные слухи, люди опасались самого худшего. Я надеялась, что, когда начнутся боевые действия, англичане ободрятся и соберутся с духом. Вот почему меня так встревожил слух о том, что я будто бы послала своего агента в Рим — договориться с папой о компромиссе. Ну уж нет! Я — глава английской церкви и ни за что не позволила бы, чтобы чужеземный пастырь распоряжался моей страной. По моему приказу епископ Лондонский предал папу анафеме с кафедры собора святого Павла.

Мне нужно было как можно больше кораблей. За последние годы мы создали довольно внушительный флот, но Дрейк требовал все новых и новых кораблей, и он, разумеется, был прав.

Я обратилась за помощью к народу, и народ меня не разочаровал. Вместо пяти тысяч людей и пятнадцати кораблей, которые город должен был предоставить короне, лондонцы построили тридцать судов и вооружили десять тысяч человек. Вот с какими людьми предстояло сражаться Армаде.

Испанцы бахвалились, предвещая себе скорую победу: два сражения — на море и на суше — и Англия, мол, наша. Я же предпочитала не искушать судьбу и не заглядывать в будущее, но в глубине души была абсолютно уверена в победе. Лазутчики Уолсингэма немедленно сообщали нам обо всех событиях, происходивших в стане врага. Адмирал Армады, лучший флотоводец Испании маркиз де Санта-Крус скоропостижно скончался. Если бы не он, война началась бы гораздо раньше. Санта-Крус хотел привести свою Армаду в полную боевую готовность и не спешил с выходом в открытое море. Филипп нещадно бранил маркиза за проволочки, и эти упреки больно ранили адмирала, который пекся о победе не меньше, чем его государь. От расстройства адмирал заболел и через несколько дней умер. Это был удар для Испании и великое благо для моего королевства.

Я могла бы сказать: на нашей стороне Господь, но предпочитала хранить молчание. Хвастаться перед схваткой — дурная примета. Сражение будет тяжелым, и, даже если мы победим, заплатить за победу придется дорогой ценой.

Филипп вел себя безрассудно. Новым адмиралом Армады он назначил герцога Медина-Сидонья, который хоть и принадлежал к одному из благороднейших родов Испании, не обладал талантом флотоводца.

Правда, я тоже назначила командовать эскадрой отпрыска знатной фамилии, но лорд Ховард в отличие от испанского герцога был искусным адмиралом и вырос в семье, славившейся морскими традициями. И его отец, лорд Уильям, и его дед, герцог Норфолк, в свое время были первыми лордами адмиралтейства. К тому же вице-адмиралом моего флота был доблестный сэр Фрэнсис, Дракон, чье имя заставляло испанцев трепетать от ужаса.